Наткнулся на одну статью о вашей части. Автор, похоже, сильно напутал с проектами кораблей. Ну да ладно.
Апельсиновый прибой
Морские приключения сухопутного майора
Олег Бучнев
Об авторе: Олег Валентинович Бучнев – писатель.
Я нахожусь на мостике пограничного сторожевого корабля проекта 205. Мы покинули базу в Высоцке, но до цели еще чапать и чапать. Идем в район острова Гогланд, где экипажу предстоит 15 суток нести вахту по охране морских рубежей. Ну а мне дня за три-четыре – вникнуть в специфику службы, чтобы выдать потом убойный репортаж.
На Каспии я и близко ничего подобного не видел. А здесь на траверзе то справа, то слева маячат ржавые остовы сидящих на мели судов. Какие-то совсем разбиты, а некоторые на вид еще ничего. Кажется, вполне можно стащить на воду и починить. Но, видимо, специалисты так не считают.
– Вон, видишь? Это швед. Не повезло ему, на банку во время шторма наскочил, – кивает на распавшийся надвое сухогруз Володя Богданов, командир корабля. – А вон рыжий камень. Видишь? Он обитаемый. На этом островке наш пост технического наблюдения. Ни одного дерева, только два здания: одно жилое, другое с аппаратурой. Зимой туда только вертолетом попасть можно. Ветра постоянные и тоска. Ну так вот…
И Володя поведал мне сказочно красивую морскую байку.
Судно должно было доставить в Питер груз шведского сливочного масла в больших картонных коробках. И еще марокканские апельсины в хлипких дощатых ящиках. Но попал швед в сильнейший шторм. И то ли капитан сам принял решение на мель выброситься, то ли направление потерял в ночном бушующем море. А только не заладилось у него: разломилась посудина пополам.
Груз поплыл самостоятельно. Но не в Питер, конечно. А команда под утро снялась на спасательных ботах. Вот она-то как раз и направилась в Северную Пальмиру. Ибо до Швеции было от коварной мели намного дальше.
Утром на рыжем камне случилось чудо. Вышли пэтээнщики на улицу по какой-то надобности, огляделись и обомлели: вокруг острова – ярко-оранжевый прибой! А в этой апельсиновой волне – частыми квадратными островками – притопленные картонные коробки. И обломки тонких дощечек.
Сначала-то наблюдатели обалдели от запредельной сюрреалистичности пейзажа, а потом… Был самый авральный из всех авралов. Люди вылавливали неожиданные дары моря. И даже вроде бы прилетали на рыжий камень чьи-то жены. Чтобы на месте переработать массу апельсинов в варенье и джем.
И всю зиму на островке и на материке везучие пэтээнщики, их семьи и знакомые ели бутерброды. С толстым слоем шведского сливочного масла и оранжевой шапкой из апельсинового джема.
Мне представилось это гастрономическое буйство. Аж передернуло. Наверняка должны были те бутерброды за целую-то зиму жутко надоесть…
Володя строго смотрел на меня честными глазами. А мог бы и не делать этого. Я во всякое такое с удовольствием верю. Потому что люблю все про море. И чтоб красиво, лихо и с настроением.
Уже на подходе к Гогланду вахтенные матросы обнаружили в море финскую рыболовную сеть. Кто-то теряет, кто-то находит – закон жизни. Сеть оказалась очень качественной и совершенно целой, вполне пригодной к использованию.
Тогда я еще больше в историю про апельсины поверил.
Как по бульвару
Шторм на Балтике. Небо низкое, серое, дождем плачет. А мы идем на пограничном сторожевом катере в точку рандеву. Там нас, журналистов, призванных освещать международные учения по спасанию терпящих бедствие на море, подберет ПСКР проекта 10410 – пограничный сторожевой корабль второго ранга.
А пока мотает порядочно. По окнам ходовой рубки стекают косые струи воды. Крупные, сорванные ветром с гребней волн брызги смешиваются с мелкими каплями дождя. Вообще-то мореходные качества нашего «Грифа» таковы, что при волнении свыше трех с половиной баллов ему полагается быть на базе. А если уж шторм застал в походе – по возможности искать укрытие. За островами, например, каковых тут не столь уж и мало.
Но волнение на море подбирается к четырем баллам, а до базы или ближайшего острова расстояние значительно больше, чем до ожидающего нас сторожевика. Хотя катер еще и перегружен. Нами же, акулами пера.
А моя персональная ситуация усугубляется приступами морской болезни. Тошнит, попросту говоря. Периодически я спускаюсь в матросский кубрик и вытягиваюсь на койке. Когда становится легче, возвращаюсь наверх. И пытаюсь разговаривать с офицерами и матросами, свободными от вахты.
В очередной раз поднявшись в рубку, увидел в квадратном окне ожидающий нас сторожевой корабль. Мы быстро сближаемся. И вот рискованные маневры у борта сторожевика завершены. Теперь этап второй: надо удерживать «Гриф» на волне таким образом, чтобы он не столкнулся с бортом корабля и не отходил от него дальше, чем на метр. По-моему, при таком волнении – это высший морской пилотаж.
И вот нам дают команду на пересадку. Катер взлетает на волне, и на краткий миг его палуба зависает вровень с палубой ПСКР. Прыгаешь с катера на корабль, где тебя с двух сторон подхватывают под руки страхующие матросы. Всего и дел-то!
Смотрю, как коллеги перескакивают через играющую размерами щель между разноустойчивыми бортами. Не каждый решается прыгать сразу. Некоторые упускают момент и вместе с катером ухают вниз, ждать следующей попытки. Но процесс все-таки идет. Взлет – можно! – прыжок.
Я попал в темп с первой попытки и сиганул на палубу корабля второго ранга, подхлестнутый снизу холодными брызгами. Ощущение как будто с качелей на асфальт соскочил. ПСКР практически неподвижен. То, что для «Грифа» шторм, для этого красавца – легкое волнение.
Какое же умиротворение наступает в душе! Идешь по палубе как по бульвару. И не тошнит. А главное, работая, можно не сталкиваться на каждом шагу с вездесущими шустрыми коллегами.
Великое дело – связи
Сошел на вокзале с поезда и направился в метро. Настроение отличное. Только что прибыл из недельной командировки. Работал в глуши и тиши, одичал немного. Теперь с удовольствием возвращаюсь к цивилизации. Сейчас на Невский выберусь и через четверть часа буду дома. Жил я тогда у родственников на Малой Морской, в семи минутах ходьбы от Дворцовой площади.
– Здравия желаю, товарищ майор! Предъявите документы!
Это офицерский комендантский патруль, невесть откуда вынырнувший, меня тормознул, безжалостно убив романтический настрой.
– А в чем дело?
– Почему нарушаете форму одежды? Вы же знаете, что в центре города запрещено ходить в полевой форме!
– Знаю, но только что с поезда, возвращаюсь из командировки, уезжал в нее в этом же камуфляже. Работа на границе не предполагает ношения парадно-выходной формы. Сейчас возвращаюсь домой на Малую Морскую.
– Ну и тем не менее… Предъявите, документы, товарищ майор.
Патруль армейский, старший – подполковник, младшие – капитаны. Смотрят победительно, сверху вниз. Ну как же, заловили злостного нарушителя дисциплины. Комендатурскую разнарядку по задержаниям выполняют. А вот я расслабился, бдительность потерял.
Домой шел злой и мрачный. В понедельник вышел на службу, втянулся в работу, забыв про инцидент. Так Володя Захаров, начальник типографии, напомнил:
– У меня, это, слышь, друг в гарнизонной комендатуре служит, тоже старший прапорщик. Так он, это, твою светлость в «черном списке» видел. Список на неделе придет к нам в управление…
– Та-ак. Ну спасибо, что предупредил.
– Пока рано спасибо говорить.
– А когда не рано будет?
– Дак через минуту! Я же ведь, это, друга-то попросил, чтобы он тебя из списка вымарал... От теперь говори.
– Спасибо большое, Володя, выручил.
– Спасибо – много, хватит три рубля! В смысле, пиво с тебя.
– Пятница, вечер, «Три медведя». Идет?
– Без вопросов.
Все-таки междупрапорщицкие связи – великое дело. Они эффективны и максимально скрыты от посторонних глаз. Вот, майора спасли, например.
В «Трех медведях» мы знатно посидели. Никого не опасаясь. Поскольку в гражданской были одежде. А по телевизору показывали матч «Зенита». Причем «Зенит» выиграл.
Ноги девай, куда хочешь
Я вновь на корабле, на том же сторожевике проекта 205. Не знаю, как морякам, а мне он нравится. Единственное, что не нравится: поселили меня в каюту штурмана, который сейчас в отпуске.
Каюта небольшая, но максимально функциональная. Мне здесь несколько суток жить предстоит, наблюдая жизнь боевого корабля в ходе несения пограничной службы в районе острова Гогланд.
– Тут в общем нормально, – говорит командир, с которым мы в одном звании, с поправкой на мою сухопутность. – Здесь свет включается, почитать можно или там пару строк в блокноте черкануть. Койка не очень удобная, но зато у тебя есть свобода выбора – ноги девай куда хочешь. Ладно, устраивайся, я попозже заскочу, планы твои обсудим.
Капитан вышел из каюты, а я стал осмысливать свободу выбора. Койка сама по себе обычная. Но в ногах очень низко подвешен настенный шкафчик. Я лег и попытался вытянуть ноги. Не вышло – уперлись в шкафчик.
А вот если их развернуть ступнями в разные стороны, они как раз под шкаф помещаются. Развернул, поместил, потерпел с минуту и вынул обратно. Больно стало. Был бы я Чарли Чаплин, который в фильмах постоянно ходит с развернутыми ступнями, тогда не вопрос.
А если упереться, как получится, прямыми ногами? Уперся. Только они оказались задранными под углом градусов в сорок пять. Вроде ничего, но затекают быстро. Не расслабишься.
Так что вариантов всего два: на правом либо на левом боку с согнутыми ногами. Ну, потерплю несколько дней. Ночей в смысле.
В первую же ночь разыгрался шторм. Меня кидало на узкой койке. Я то пружинил ногами, упираясь в шкафчик, то летел в борт головой, спасая ее подставленной полушкой. Это когда качка была бортовой. Когда она становилась килевой, я поминутно рисковал слететь на пол.
Спал ли я? Кажется, умудрялся задремать и даже видел короткие рваные сны. Но сквозь сон все равно штормовал по вышеописанному варианту.
Где-то часа в три меня подняли. Сам командир и поднял:
– Слушай, ты по-английски шпрехаешь?
– Смотря что надо сказать…
– Спросить, откуда идут, куда идут, зачем?
– Ну-у… Не знаю, какие устойчивые обороты предусмотрены в морском деле… Но могу попробовать – может, поймут?
– Давай, а то у нас тут с английским вообще беда. Я в школе немецкий учил, и то ни черта не помню, кроме «Анна унд Марта баден». Сколько раз просили организовать на базе курсы английского – все без толку.
И вот я воздвигся на открытом ходовом мостике. Закутан в штурманскую плащ-накидку. У меня в руке мегафон, и я во все горло «шпрехаю»:
– Веа фром ю гоу? Вотс нэйм оф ер сипот? Веа ду ю гоу? Вот фор?
По-моему, это должно означать следующее:
– Откуда идете? Порт приписки? Куда идете и зачем?
Удивительно, но на яхте меня поняли. Идут из Котки, порт приписки Котка. Следуют в Питер. Цель – туристическая поездка. Я перевел это командиру.
– Еще что-нибудь надо?
– Да не, все нормально. Мы их номер сверили, следуют рекомендованным курсом. Скажи, могут быть свободны.
– Ю мэй би фри-и! Гуд лак ту ю!
Когда ПСКР и яхта разошлись левыми бортами, офицер попросил меня записать на бумажке все, что я наговорил, и как примерно должны звучать ответы.
– Давай утром, а? Как я сейчас писать-то буду, такой шторм?
– Да какой там шторм? Балла четыре, не больше. Ладно, давай до утра.
А вообще-то мне понравилось капитанить на мостике. Черный развевающийся плащ. Черная ночь, разрезаемая лучом корабельного прожектора. Сильный косой дождь, волны, ветер, холодный мегафон в руке. Веа фром ю гоу, сукины дети?! Полный улет!
Потом опять девал ноги куда хотел. Но заснул крепко.
Под утро волнение более или менее стихло. Я честно сделал на листке блокнота «английскую» запись в русской транскрипции и вручил командиру.
На завтраке пища в рот не лезла. Потому что мы стояли на якоре, а стояночная качка меня добивает гораздо быстрее, чем ходовая или штормовая. Обидно! Завтрак даже на вид был вкусным. В конце концов я решил не мучиться и прогуляться по палубе, воздухом подышать. В кают-компании меня напутствовали:
– За леера держись и ноги пошире ставь!
– То есть теперь девать их не куда хочу, а куда надо?
– Ну, раз шутишь, значит все путем.
Пять дней я терроризировал экипаж, набирая фактуру для материалов и делая снимки. Пять дней меня терроризировала Балтика. А потом за мной пришел «Гриф». Я покидал борт сторожевика в раздраенных чувствах. Все-таки было интересно. Но и устал за неполную неделю, как ишак трофейный... Впрочем, давно известно: морская служба не каждому по плечу.
Напоследок задал командиру мучающий меня вопрос:
– Слушай, а у тебя штурман маленького роста?
– Не совсем чтобы маленького, но тебе чуть выше плеча.
– Значит, ему не надо никуда девать ноги?
– Ему не надо, – засмеялся офицер. – Приезжай еще!
«Гриф» набрал хорошую скорость. Я спустился в кубрик и с наслаждением завалился на свободную койку. Ноги млели от радости. Но и сквозь сон я продолжал опасаться зацепить острые углы шкафчика. Подсознание пока не переехало из штурманской каюты.
https://nvo.ng.ru/notes/2021-02-25/16_1130_notes.html
Да вот и украинские сми об этом пишут. Корвет "Винница" станет кораблем-музеем Корвет «Винница» станет на вечный прикол у восьмого причала николаевского порта в качестве музея Военно-морских сил Украины. Об этом заявил министр обороны Украины Андрей Таран. «Создание на базе боевого судна музейной экспозиции позволит превратить его в один из мощных центров военно-патриотического воспитания молодежи. Здесь будут популяризировать традиции украинского военного флота, а причал станет одним из центров туризма города-корабелов», — заявил министр обороны. Также благодаря музеефикации будет сохранен для истории один из последних представителей корветов проекта «1124», который был спущен на воду в 1976 году. В 1992 году корвет передали в Госкомитет по охране морских границ Украины, а в 1996 — в ВМСУ под названием «Винница» и бортовым номером U206. С 1996 по 2007 принимал участие во всех международных учениях с кораблями НАТО. 11 ноября 2007 года попал в сильный шторм и получил серьезные повреждения корпуса. С тех пор не принимал участия в боевой учебе. После крымских событий 19 апреля 2014 года был отбуксирован в Одессу. В сентябре 2017 года корвет поставили в док №4 судостроительного предприятия «Судоверфь «Украина». Летом 2018 года, выйдя из дока, он вновь занял место в «железном ряду» Западной военно-морской базы флота. В последние годы корабль находился фактически в нерабочем состоянии. https://dumskaya.net
