Моя графомань. "Каюта №85"

[Виталий Баченин]

Ну, интересно же, Володя!

[Gunescape]

Серёжа, не томи! Пиши дальше!

[ПАК]

Серёжа, не томи! Пиши дальше!

так там же написано 

 

Я лежу на палубе рядом с бочкой. Хорошо  лежу… удобно… Свет прожектора бьёт мне в глаза, но и он начинает меркнуть… Какая-то холодная тень проплыла мимо меня по направлению к сетевому трюму.  Где-то далеко залаял Паштет. Мне спокойно, потому что всё безразлично.  Больше я ничего не помню...

но будем надеяться на выход из комы 

[гудым]

 

          ПАШТЕТ, ПАША-БОРОДА и ВИЗОЛЬ…

 

Я очнулся под траловой лебёдкой на деревянной баночке тральцов. Пользуясь моей беспомощностью, желающие поиздеваться  шлёпали  меня по щекам.  Толстыми грязными пальцами открывали мне веки и рассматривали зрачки!  Что там должно было появиться,  никто не знал.  Очевидно, кто-то из них видел, что именно так делали в кино. Потом  они догадались  облить меня  водой.  От этих заботливых  дикарей  с замашками людоедов меня спас доктор.

Александр Иванович спал урывками.  Он и сам признавался, что чувствует себя в образе прифронтового врача.

- Идти можешь? – спросил он у меня.

- Могу, конечно.

-  Тогда пошли, клизму тебе поставлю.

Я знаю, что такое клизма, и боялся её с детства.

- А без неё никак? Мне уже хорошо.

- Я тебе её в голову поставлю, чтобы в следующий раз не нюхал, что попало…

 

Цех старательно поливали водой, засыпали хлоркой, затем опять водой.  Весь улов пошёл за борт, даже на муку не пустили!  Меня тошнило, но помогли укромное место и два пальца. Конечно, хорошо бы знать, чем надышался.  Это была явно не кислота, но и не растворитель.

Сан Саныч доложил о происшествии капитану, тот доложил дальше… Докладывалось о том, что утаить  было нельзя.  По их версии в бочке был бензол. Если бы это было бочка с вином, было бы всем проще.

   После вахты я отпаивал себя чаем со сгущёнкой. Гержбах не расставался с трофейной пломбой:

- Орёл не рейховский,  это  партийный. Видишь, голова смотрит на левое крыло.

- Олег, если пифос, куда-либо перевозили, то почему он не был упакован? Упаковка, пусть подгнившая, должна была сохраниться.

- А он не был упакован -  с ним работали. Возможно, именно это и послужило причиной гибели их корабля…

Олег знал больше, чем говорил, но это лишь оттого, что понять его тут мало, кто бы смог.

Он показал мне маркировку на пломбе:

-  «V-Waffen» - это шифр так называемого «оружия возмездия». «..А-11» - это, очевидно, баллистическая ракета. Я знаю,  что были А-9 и А-10. Одиннадцатой я нигде не встречал.

- Выходит, мы нюхали ракетное топливо фюрера?

Олег спрятал пломбу.

- Понимаешь, если я смогу узнать, как погиб корабль, на борту которого были наши находки, то я смогу доказать  то, что пифос  никогда таковым не был! 

 

Опять двадцать пять! Что доказывать и кому? Олег страдал оттого, что у него нет достойного собеседника.  Я был терпеливым слушателем, хотя признаюсь,  что выслушивая этого,  безусловно, умного человека, частенько чувствовал себя глупым мальчиком, который, даже в школу не ходил. Что такое «Аненербе» я впервые узнал именно от него.  Он перечислял мне фамилии членов этой организации, рассказывал о невероятных и жутких опытах. Мозгу обычного советского человека невозможно было поверить в географические карты на «коже газели  с прорисовкой из космоса». Но самое интересное то, что эти карты были копиями ещё более древних карт! Любой из нас выслушав такое, с полным правом мог сказать : «бред»… Наконец, Олег разродился последней и окончательной версией того,  что произошло с кораблём, погибшим в 1944-м.  Дело в том, что  пифос - это…. излучатель!

- Это подарок тех, кого люди называют богами.  И это не простая глина. Я поздно, но  понял это.  По окружности у сосуда едва заметная, шириной в два миллиметра,  скажем так, проточка.  Вся она забита мелкими мутными осколочками. Скорее всего,  когда-то это было кристаллическим кольцом…

 

Далее было интереснее! Оказывается, по версии Гержбаха, при мощном нагревании того, что мы называли пифосом,  кристаллическое кольцо излучало такую узконаправленную частоту, при которой нарушалась межмолекулярная связь.  И опять же, в документах «Аненербе», подобное упоминается! Вырисовывалась простая картинка. На борту  неизвестного нам корабля  находился ракетный двигатель,  либо дюза этого двигателя,  с помощью которой был нагрет горизонтально установленный артефакт. Как говорится, что-то пошло  не так,  и  корабль был мгновенно разрезан, словно тортик ножом… В результате чего, раскалённый кристалл  угодил в воду и  раскрошился…

  - То есть, подарок богов поломался!  - огорчился я.

  - Да! Но не в этом дело…Ты представляешь, что такое нарушение межмолекулярной связи?

Конечно, я не представлял, и Олег доходчиво пояснил:

- Если впереди самолёта или любого другого предмета разрушить эту самую связь у воздуха, то сопротивление  исчезнет…  исчезнет трение!  А чем резали каменные блоки для создания пирамид?

Олегу не хватало источника информации. Всё что можно было извлечь из кладовых его мозга, он давно извлёк.

  - Я знаю, где найду ответ. Мне необходимо попасть в библиотеку  Эшмоловского музея…

- Хорошо! – согласился я. – С трением понятно, но неужели немцы такие дураки, что сами себя разрезали?

  Олег многогозначительно потряс указательным пальцем:

-  Правильно мыслишь! Если исключить вариант с дураками, то остаётся  единственный вариант -  кто-то очень не хотел, чтобы это мощнейшее оружие оставалось в руках нацистов.  

 

Я, человек, который общался  с шишком-трюмочком, который уверовал в злого духа Уа-Хо, произнести слово «бред» не имел права. Версия о том, что этот проклятый горок  не горшок, а старинный патефон,  была наиболее близка и понятна.  Но чтобы это всё было неким  грозным оружием, воспринималось с трудом.  Меня не оставляло чувство, что я нахожусь на корабле идиотов.  И самое обидное, что на доске почётных идиотов,  мой портрет  может оказаться на самом видном месте и в самой красивой рамочке. Тем временем, Олег подошёл к подведению грустного итога своей жизни:

- Я сглупил, когда ушёл из науки ради женщины! – горевал он. – Меня называли перспективным учёным, но моя семья жила в московской коммуналке,  чего позволить я не мог.  В итоге я перебрался к тёще в Севастополь, где превратился в самого обыкновенного бича!

 

Бич - это Бывший Интеллигентный Человек.  И вот теперь этому бичу стало совсем плохо! Он потряс меня за плечо:

- Я знаю, что у тебя есть бутылка водки. Отдай её мне!

- Зачем она тебе?

- Я напьюсь и утоплюсь…

- Друг мой!  Мне кажется, что настоящие мужчины ради любимой  женщины и тёщи бросят  кого угодно, и что угодно. Так что….

И уж  совсем громко и в самое  бывшее интеллигентное  ухо:

-  …пей лосьон!

 

   Утопленник у нас таки появился!  Им оказался пёс Паштет… Бедняга, как и обычно, побежал по своей собачьей нужде к слипу и, только пристроился, как неожиданно ударившая волна смыла хвостатого моряка в океан.  Его вислоухая голова дважды мелькнула в пене за кормой  и исчезла…  Паша-борода  в беспомощной мольбе смотрел то на мост в ожидании того, что сбросят шлюпку, то на океан. Гоша Чунинский испугавшись, что  тот  бултыхнётся спасать своего друга,  затащил его под лебёдку.  Паша онемел! Он пустыми глазами смотрел на окружающий его злобный мир и мог произнести только одно:

- Я хочу домой…

Он продолжал прекрасно работать, но на все вопросы был один ответ: «я хочу домой…».  В надежде на то, что всё это само рассосётся,  ни доктору, ни кому либо другому ничего не говорили. Когда на второй день Паша был вызван в каюту капитана, где Елисеев и первый помощник ему объявили о том, что  у него умерла жена,  все услышали теперь уже уместное:

- Я хочу домой…

-  Паша, надо дождаться базы. Она будет только через  трое  суток…

- Я хочу домой…

 

Четверо осиротевших детей ждали своего бородатого папу у его сестры, которая похоронила их маму.  При самых удачных вариантах, Паша доберётся до них не меньше, чем через двадцать суток.

Вечером того же дня наш траулер лёг встречным курсом к базе, но был перехвачен радиограммой начальства: «… до подхода  «Фаддей Беллинсгаузен» оставаться в прежнем районе …дополнительные инструкции получите позже…».

 

Ещё через сутки мы увидели белоснежный пароход, утыканный антеннами. Это был «Беллинсгаузен». Гидрографическое судно, которое в народе называли «шпионом», пришло совсем не к Паше на помощь.  К нам на борт поднялись суровые люди «в штатском». Без лишних слов они выскребли различные места палубы, а то, что наскребли, ссыпали по различным пакетикам. Затем я и Гержбах были вызваны в кают-компанию, где  в течение часа отвечали на все вопросы, а точнее, «давали показания».  На столе лежала пломба с партийным орлом фюрера. Гержбах поведал суровым людям то, что я от него уже слышал.  Мне казалось, что сейчас его закутают в смирительную рубашку и отправят домой вместе с Пашей-бородой.  Но один из суровых сказал:

- Радиостанция  Свакопмунда объявила о том, что в районе озера Этоша, неожиданно найден  древний пифос,  похищенный нацистами из Каирского музея … Транспортный самолет,  направленный с артефактом в Каир, бесследно исчез над центральной Африкой. Олег Францевич, что Вы на это скажете?

  Ого! Уже Олег Францевич… И Олег Францевич сказал:

- Я думаю, что излучатель  уже в Аргентине..

Суровые переглянулись:

- Вы хотите нам помочь?

Я чуть было не воскликнул, мол, конечно  хочет! Избавьте нас от него! Нам привычнее шишки и злые духи!

Олег, который теперь уже, Олег Францевич,  мгновенно дал согласие.  Словно бы в обмен на это,  под портретом дедушки Ленина, у меня из вены откачали три пробирки крови. Мне показалось, что если суровые люди, окропят ею портрет Ильича, то он прищурится и скажет: «Ну, здгаствуйте, товагищи риболовы? И много ли наловили, для нужд мигового пголетариата?...»

Всё закончилось тем, что с меня  взяли подписку о неразглашении государственной тайны. В чём она заключалась, опять было непонятно, но мною обещалось, что в течении двадцати лет я буду молчать о том, чем я тут нанюхался и чего тут наслушался.  Гарантией моего молчания были три пробирки моей крови и  положение Моего  Папы, перед которым все эти суровые «в штатском» превращались в пластилин… С другой стороны, начни я болтать -  неизвестно, кто и во что превратиться.

Олег Францевич покинул нас. На прощание он мне успел шепнуть:

- В бочке было ракетное топливо, то это  визоль ... Запомни! Если приступ вернётся, то доктор должен знать от чего тебя лечить,  – затем он усмехнулся и добавил. - Либо он должен знать, что ему написать в графе «причина смерти».

И что сказать? Олег не зря общался со мной, он стал такой же циничной сволочью. Что  такое визоль, я толком так и не понял, но, чем  всё  это пахнет, помню до сих пор.

 

  Паша-борода всё ещё  подливал воду в миску Паштета.  «Сапун» сократил его ожидание тем, что, наконец-то, пошёл навстречу к базе.  Перед тем, как спускаться в подошедшую шлюпку, Паша-борода внимательно поглядел на меня и очень тихо, чтобы никто  не услышал, спокойно сказал:

- Паштета столкнул тот, кто прячется в сетевом трюме…

  Мы поняли друг друга и крепко пожали руки.  Втянув шторм трап на борт, я провожал глазами нашего верного товарища…  Спешившая к базе шлюпочка иногда  полностью скрывалась в накатах океанских волн, и приходилось ждать, когда же она появится снова…Подошёл Тулип:

- У Паша это пятнадцатый рейс. Пять последних он сделал подряд…

И тут же своим тральцам:

- Вы что уставились? За тысячу миль приехали глазами хлопать. Отрастили задницы! Быстренько разложили трал – сейчас ставить будем…

И с моста по селектору:

- Тулип! Цепляй доски на пелагию!  Траванёшь  ваера на сто метров…Косяк прямо  под нами! 

 

Когда закончился весь этот сумбур, мы подвели итоги.  Паштет погиб. Двух человек у нас не хватает. Прежний район промысла был объявлен «закрытым».  На месте Гержбаха  по очереди  стояли люди с подвахты. Даже помполит Геннадий Андреевич мужественно отстоял неделю! Вместо Паши-бороды трудился старший трал мастер. 

  Как известно, свято место пусто не бывает. Вскоре  прибыло пополнение! И вот, к  нам на борт поднялись два человека. Один был обычный матрос в обносках.  Зато другой стоял перед нами в абсолютно белом костюме, галстуке и шляпе!  Первые его слова:

- Ну что, босота палубная, не узнаёте?...

Это был Аполлон  Семёнович  Бурик!  Я уже верю во всё, и верю в то, что в прошлой своей жизни  Аполлон  был поручиком Ржевским.  Впору  вздохнуть: «….. и тут такое началось!...» 

- Любезный! - обратился он к вылезшему из машинного отделения Жоре Кокуту -  Отнеси-ка мой саквояж в  восемьдесят восьмой номер-люкс! И держи на чай…

Жора  принял от Бурика  три рубля, схватил его чемодан и побежал искать «номер-люкс».  Возле траловой лебёдки он понял, что это обычный морок. Бросил чемодан, на него упал трояк, а сам Жора, словно  от греха подальше,  поспешил в своё родное машинное отделение. Вслед ему полетело:

- Шельмец! Я до тебя доберусь…

 

Жизнь продолжается! Мне стало  ясно, что нам всем делать дальше… Выждав удобный момент, я достал из тайника свою последнюю бутылку водки «имбирная». Собрал восхитительную закуску в виде  меч-рыбы, «засол от Паши»,  и постучался в каюту электромеханика Лосберга Леонида Генриховича… 

 

 

 

.

 

 

 

 

 

 

 

[Лексаныч]

У меня появляется желание перечитывать, потому что читая, я получаю откровенное удовольствие.

[гудым]

    ПЛАН

 

  Задорным стуком  в дверь каюты Лосберга я  помешал её хозяину  бриться! Мне кажется, что  он делает это дважды в день.  Не отрываясь от своего древнего ритуала,  пенобородый  безразлично спросил:

- И что?

- Есть разговор.

- О Солянике?

- И кто такой Соляник?

- Соображаешь, - усмехнулся Леонид Генрихович.

 

На столик царицей  океанской нивы вышла бутылка водки, и пахнуло солёной меч-рыбой!  Лосберг, быстро закончив обряд,  проглотил слюну,  выставил рядом два пластмассовых пальмасовских стаканчика и пепельницу. Затем оставил меня одного:

- Я за хлебом…

  Моё место -  место гостя на диванчике, и я огляделся.  Всё очень чисто!   В моей, например, каюте вечный бардак. Страпом регулярно обходит низы и выставляет отметки за состояние наших келий. Особо старательные  неряхи могут заработать «приз поросёнка».  Что это такое - никто не знает, но угроза его получения расслабиться не даёт.

Напарник Генриховича на вахте, и нам никто не помешает. Вскоре вернулся хозяин. Мы налили по первой, выпили, и я начал речь:

- Леонид Генрихович, что Вы слышали про злой дух Уа-Хо?...

  Генрихович  задумался, поглядел на меня, но не как на ненормального. Именно это мне было и нужно.  Все моряки весьма суеверны.  Даже у капитанов есть своё суеверие. Но они привыкли к точным расчётам и таблицам звёздного неба. Они строго держат себя в рамках обычного разума. Простому матросу проще – он всё может объяснить без ненужных ему математических формул.

Я рассказал всё, что знал и о чём догадывался.  Трюмовичка, конечно, замолчал.  Генрихович сам  вспомнил о подобном:

  - Я знаю, что шишки водятся. У нас в  машинном отделении  был – копия стармеха. Его многие видели и звали его Дедом.  Это из разряда домовых, и худа они не сделают.  Духи – это уже другая материя…

- Генрихович, я хотел бы, чтобы Вы прошли со мной к капитану.

- Зачем? Вдвоём будем ему про шишков рассказывать? Паши-борода  ему мало?

- Рассказывать буду я. А Вы.. Вы сыграете роль свадебного генерала.

Генрихович задумался, но думал он ровно столько, сколько наполнялись стаканы:

- Хорошо! Действительно,  явись к нему ты один, он и разговаривать не будет… А водкой и меч-рыбой его не напугаешь.

  Что говорить капитану, пока никто не знает.  Но я чувствую, что Лосберг подкинет мне идею, и я не ошибся. Генрихович вдруг подошёл к своему рундучку, порылся в нём и положил на стол фотографию.  Качество плохое, но видно, что несколько туземцев  барабанят на там-тамах. Обычно, дело в африканском порту.

- Это Мапуту, 1976-ой. – пояснил Лосберг. – Как ты говоришь,  духа зовут?

- Уа-Хо…

- Правильно! Они играли, мы смотрели.. Затем один из них надел страшную маску и стал прыгать вокруг наших ребят, выкрикивая «Уа-Хо, Уа-Хо…».  Причём, там-тамы  звучали каждый в своём ритме.  Я стоял в стороне…

- И что?? Это дух  племени восточного побережья..

- Какая разница? Всё это мифы, и для Африки они одни… Ты знаешь, что у них есть племена, которые утверждают, что видели людей, способных перепрыгивать через их огромное озеро. Другие утверждают, что и у них прыгают, но уже через горы..  Общее одно, что кто-то хорошо  прыгает. Пойди, пойми, что тут правда, а что нет…

- И что дальше было? Попрыгал туземец вокруг вас,  и что?

-  Мы пошли под Кергелен,  и тех, вокруг кого прыгал туземец, накрыло волной. Шесть травм сразу! Вот такой он, братский народ. 

         Генрихович продолжал:

- Ваш Колесник, старший трал-мастер, те больше всего пострадали. Трал-мастера чудом за борт не смыло. Ты видел его голову? Шрам огромный… Вот это оттуда.

- Генрихович! Кергелен и Мапуту - это огромное расстояние, дух не может уйти так далеко от своей территории.

- Духа не было, было наложено проклятие!  Духи обитают там, где они кому-то нужны, очевидно, именно в этом их сила.  Если у нас на борту действительно Уа-Хо, то что надо сделать?

  - Уйти подальше в океан…

Генрихович налил по последней:

- Именно подальше, а затем…. вернуться….

 

  Ещё один вопрос меня волновал. Почему Уа-Хо не извёл меня в моём трюме? Он же понимал, что я знаю о нём. И Паша-борода знал, и Паштет знал. Генрихович рассуждал просто:

  - Очевидно, в трюме он тебя достать не мог – там холодно! Если, действительно, дух - это некая энергия, то температура,  и его родина-магнит,  имеет большое значение…

 

  Закончилась наша встреча уговором, что Генрихович пойдёт со мной, но будет молчать. И на том спасибо! Договорившись о времени визита к капитану,  (я оставил прокуренную, пропахшую рыбой,  когда-то уютную каюту.

  Прежде, чем угомонится и пойти спать, я украл из рыбцеха углекислотный огнетушитель и  притащил его к сетевому трюму. Никто на меня внимания не обращал, поэтому я спокойно спустился на влажные тралы.  Затем присел и вытащил чеку рычага.

- Ну, что, товарищ Уа-Хо, поговорим? Или не хочешь?

Я чувствовал, что он где-то здесь. Не прошло и минуты, как мои руки стало сковывать холодом, а в  сознание проникал страх.

  - Надеюсь, русский ты уже выучил? Если нет, тогда записывай!

  Я нажал рычаг и, вспомнив весь лексикон боцмана Янина, направил  снежную струю прямо перед собой! 

  - Это тебе, курва, за Паштета и Пашу! – зашипел  я, сбивая холодом влажность трюма. – Это тебе за  всё хорошее,  Антон Африканович…

Я не уверен, но мне казалось, что я вижу его. Наконец, из трюма, со звуком, напоминающим хлопанье крыльев птицы, что-то вырвалось наружу. Сверху показалась голова трал-мастера Семёна:

- А я не понял, а ты чем тут всё позазыпал?

  Разговаривать с ним совсем не хотелось, и я его сразу  озадачил:

  - Старпом велел..

Выбравшись из трюма,  я поволок огнетушитель на его штатное место. Семён рассматривал  заснеженные тралы:

- Так я не понял, что старпом велел?

Ты посмотри, он ещё  разговаривает! Уже возле двери в цех я его озадачил сильнее:

- Это хлорпикрин углекислотный.  Дезинфекция такая,  у старпома потом распишешься..

- Тю, я думал,  у тебя огнетушитель взорвался….

То, что это нормальный ритуал по изгнанию злого духа, он не подумал! Как не вспомнить Гержбаха и его фразу: «…с  кем работать? Одни невежды кругом…».  Успокоившись  и наигравшись в шамана, наконец-то, я пошёл спать …

 

  Были опасения в том, что Генрихович откажется от встречи с капитаном. В таком случае,  мне придётся идти одному. Но, когда в условленный час я зашёл к электромеханику, тот был уже собран.

Капитан Елисеев явно не ожидал нас увидеть. Лосберг был в костюме и при галстуке. Всё это подчёркивало важность визита.  Я был в чистом!  Капитан понял, что колядок не будет, но выслушать таких представителей, придётся.  Иначе расстрелом под брезентом не отделаться!  Мне интересно, с чего бы начали вы? Не знаю, но я сразу начал с комсомольским задором:

  - Владимир Александрович, у нас на борту злой дух, которого зовут Уа-Хо…

Хорошенькое начало?  Один шаман с партбилетом ему про дух коммунизма рассказывает, теперь он должен выслушать ещё один  бубен. Но у меня был Лосберг! Капитан поглядел на него, и Генрихович важно кивнул.  Моё секретное оружие сработало.  Капитан решил занять нейтральную позицию:

-  Мне позвать доктора или Любу с чаем?

Генрихович, как отрезал:

-  Мне с лимоном…

Когда ещё лимон дадут? Я тоже подсуетился:

- И мне!

 

Дальше на шуточках не поедешь. Если сейчас  в течение 15-20 минут  мы не сможем убедить капитана в том, что уйти из района и вернуться - это наш шанс, то завтра к нам  придёт доктор.

Теперь атака:

-Гержбах, это не Паша-борода, но где он сейчас? И что он там рассказывает?

   Что и кому сейчас рассказывает  Олег, простите, Францевич, никто не знает и не узнает. Тут у меня огромнейшее поле для манёвра.  Конечно, я воспользуюсь этим:

  -  Владимир Александрович,  Гержбах первым понял что такое Уа-Хо. И он знает такие вещи, что начни нам их объяснять, то мы их так и  не поймём даже с третьего раза.  А времени у нас нет…

  Пришла Люба, и стало уютнее.  На столе появились стаканы с чаем  в подстаканниках, печение и блюдце с лимоном в сахаре. Я протянул руку за столь желанным кружочком, но Генрихович осторожно толкнул меня в бок. Он сам осторожно поддел лимон ложечкой и опустил его в свой стакан. Я повторил все его движения, и атака продолжилась.

Я перечислил все наши неудачи, даже вспомнил затяжную швартовку:

-  Я знаю, что  Вы чувствовали. Руки леденели, а мозг отказывался работать. Вам казалось, что кто-то рядом и то, что именно этот кто-то  Вам мешает…

По молчанию капитана я понял, что всё так и было! Генрихович положил на стол фотографию, которую я  уже видел.  Главное, не дать капитану расслабится, и я выложил очередной «железный» факт:

  - Казалось бы, ничего обычного, но те, кто видел эту самодеятельность, помнят звук «Уа-Хо».

  Опять вопросительный  капитанский взгляд на Лосберга, и опять многозначительный кивок. Это часть убеждения сработала. Капитан стал нам доверять.

- Странного, действительно, много. – сказал он. – Вот, смотрите..

На столе появилась лента эхолота, и палец с аккуратно подстриженным ногте стал водить по ней:

  - Косяк ставриды - лента почти вся чёрная.  А вот поставили трал  -  лента чистая! И так почти всегда.  Акустик полез в шахту эхолота, проверить,  всё ли там в порядке, и получил сильнейшим удар током в голову.  Чудом остался жив! Кретинин проверил всю схему пошагово – всё в норме. Но, стоит поставить трал, как рыба исчезает.

Я потянулся за печением, но опять получил предупреждение в бок. За печением потянулся Лосберг, аккуратно отломил кусочек и уж потом стал его жевать. Я вновь повторил его движения.

Чаепитие продолжалось, и капитан больше не казался мне сухарём.  Он рассказал, что уйти из района вполне вписывается в его планы, так как температура  воды гораздо теплее, чем в предыдущие годы. А рыба, особенно скумбрия,  не любит температуру выше +22 градуса. Очевидно, в их мифологии слово «горячая уха»  тоже персонаж какой-то злой сказки. В заключение капитан сказал:

- Ну, что ж, дорогие товарищи, уйдём южнее, сделав небольшую циркуляцию. Надеюсь, болтливостью вы не отличаетесь. Я капитан – подобные разговоры мне не нужны, но я тоже моряк, а, значит, суеверен. Если что мы и потеряем, так это – топливо….

Потом, правда, добавил:

- Не дай бог, помполит узнает о том, что мы тут от привидений бегаем!

- Не от привидений! – поправил я его – А от злых духов!

 

В пустом  стакане я аккуратно подцепил уже вялый кружок лимона с надеждой съесть его. Вопросительно поглядел на Лосберга. Тот незаметно, но отрицательно покрутил головой. Лимону повезло – он уцелел.

Уже на прощание я посоветовал Елисееву спуститься в сетевой трюм.  Разговор был закончен. Крепко пожав друг другу руки, мы расстались.  О чём  думал капитан, на самом деле, я никогда не узнаю.  Но в трюм он спустился, и про это поведал мне Сеня трал-мастер:

- Пришёл кэп, проверил трюм. Я ему, мол, всё в порядке, обработку провели.. Как её?

- Хлорпикриновую, - подсказал я ему.

- Да! Пикриновую. А он смотрит на меня как-то странно,  а сам руки потирает, словно замёрз. Ни слова ни говоря, ушёл.

- Ты, главное, у старпома распишись… Не забудь - хлорпикриновая обработка!

  Как я позже узнал, капитан подходил к трюму с маленьким компасом. Стрелка  сделала два оборота и «норд» оказался на «зюйде».

 

В коридоре встретился боцман:

- Помоги мне в форпике  жилеты переложить.

-  И что у нас называется «переложить  жилеты»? Опять на изюме?

- Нет! На этот раз на горелых корочках! Очень рекомендую…. Отвал башни с первой кружки!

 

  Уже на баке открывая свой бар… ах, простите, форпик,  Валера погоревал:

  - Погляди,  чайки всё загадили, а шлюпочная палуба и пеленгаторная – чистые. Это как так получается. У них тут гальюн? А мне выдраивай  после них? Между прочим,  зубами не отскребёшь.

  -  Валера, тут надо подходить с научной точки зрения! Чайка получает свою пищу  за кормой,  расстояние от кормы до бака, поделённое на скорость птицы, есть время продолжительности  пищеварения её желудка…

Валера даже замер, манипулируя в уме цифрами, потом согласился.  Такая теория мне самому понравилось, но «перекладывать жилеты» гораздо интереснее!

 

 

  Вода кипела за бортом. Горизонт привычно качался,  а свежий воздух Атлантики вселял надежду на лучшее. Я уже знал, что завтра «…мы пойдём другим путём…» 

 

 

 

 

       .

Изменено 9 ноября, 2016 пользователем гудым

[штурманский]

Дальше! Дальше! Дальше!!!!!!

[Gunescape]

Даа, предпоследняя глава  ПАШТЕТ, ПАША-БОРОДА и ВИЗОЛЬ… выдалась грустной. А ту появился новый путь. Ждём!

[Смолкин Владимир]

Дальше! Дальше! Дальше!!!!!!

Чайки, что ли!? Надо переварить добре!!!!

[гудым]

ПОБЕГ от Уа-Хо

 

 

«Сапун-Гора», под углом разрезая волны левым бортом, устремился на юго-запад.  Для чего, чтобы спуститься южнее, потребовалось делать такую дугу, для многих

 осталось загадкой. Но Вова Чопык, штурман галицкого села и потомок Колумба, разгадал эту тайну:

- По ортодромии идём!

  На самом деле всё было проще  - мы бежали от Уа-Хо…

 

За всей этой суетой я совсем забыл рассказать вам о мести матроса-убойщика Му-Мукина!  Снимочки, которые мы когда-то нащёлкали на его «Зенит», наконец-то, всплыли.  Ничего лучшего, чем прилепить обнажённую натуру Вовы Чопыка напротив трёх женских кают, Му-Мукин не придумал.  Но и у нас было, чем ответить этому недокормленному  Чемберлену.  Поэтому,  рядом появилось  то самое фото, сделанное на причале Поальмаса,  на котором Чопык нежно целует своего друга в макушку. Мол, рад бы, девки, до вас добраться, но сердце занято другим!  Неделю только об этом и говорили.  Особенно радовался Аполлон Семёнович, остроумие которого всегда требовало новой жертвы. В столовой, где зрителей всегда хватало, он  разыгрывал свой спектакль:

- Ласковый мой, передай, пожалуйста, со-о-у-ль… Ах, какие у тебя упругие но-о-ги! …  Противный шалу-ун! Мне тебя так не  хватает в траловой команде…

Противному шалуну опять, хоть, топись, но вода уже холоднее. Всё это докатилось до первого помощника, и он сразу сообразил, чьи это проделки.  В то время, когда я рисовал очередную стенгазету на тему: «Труженик моря – кирпич дворца социализма!»,  Геннадий Андреевич принялся распекать мня за историю с Мукиным:

- Ты понимаешь, что советскому моряку даже шутить на эти темы не пристало! Любая шутка, выходя за рамки своих границ, превращается в реальный факт.  Уже ночью в эфире и то эту тему обсуждают!

   Ну, за это спасибо Сан Санычу – вторые помощники любят по ночам в эфире дурака валять.  Без сомнения, он ещё и от себя добавил, но лёгкое чувство вины перед Геннадием Андреевичем у меня  шевельнулось.  Покраснеть, конечно, никак не получилось,  и  я пообещал, что «больше не буду».

 

Тем временем, мы выбили морозильные аппараты.  Девять тонн «скумбрии мороженой» сначала упали на мои плечи, а затем легли ровными рядами в трюм.  Укладывал я с особой тщательностью, потому  что океан начинал дышать глубже и всё чаще, разбитый нос «Сапуна» зарывался в тяжёлые волны.

 

Ночью началось!  Мы все проснулись от резкого крена на правый борт. Всё, что могло упасть, упало. Грохот прокатился по коридорам.  Тем временем траулер продолжал крениться, и на мгновение мне показалось, что пора потихоньку выдвигаться к шлюпкам. Находясь в койке, я держался руками и ногами, которые уже были гораздо выше головы.  На нижней койке застонал Чопык – все мы замерли в одинаковой позе!  Журнал «Огонёк»  лежавший  на столе, не просто слетел, а вылетел на середину каюты.  Наконец,  крен прекратился, и всё пошло в обратном  порядке.  Теперь мы в своих коечках становились на ноги.  Есть простое морское правило: если тебя застал сильный ураган, то забудь, куда шёл – просто иди против волны.  «Сапун» стал медленно поворачивать свой нос к ветру. Бортовую качку сменила килевая.  По селектору объявили: «Задраить иллюминаторы на броняшку!...».  Ого, как серьёзно, но приказ был выполнен.  Однако, нос зарывался настолько глубоко в воду, что вода  фонтанчиками пробивалась из-под уплотнения стальной крышки, закрученной на три задрайки. Единственный плюс подводного положения -  это то, что наступала тишина. Затем -  «прыжок кита», и всё начиналось сначала.  Не иначе, как Уа-Хо решил отомстить! 

  Почти все членчики экипажа  притихли в своих койках-саркофагах.  В ожидании окончания всего этого безобразия я принял позу распятого Андрея первозванного. 

  В коридоре прогрохотали  сапоги,  и  Валера Янин осторожно прокрался в нашу каюту:

  - Эй! - потряс он меня в темноте -  В столовой выбило иллюминатор. Нужны два добровольца.  Пойдёшь?

Уж лучше погибнуть, совершив подвиг, закрыв пробоину своим телом. Конечно, пойду. Чопык тоже так думал.  По пути заглянул в трюм. Там уже бардак!  Десяток  паков, слетев  со своих мест,  порвались,  и теперь брикеты с мороженой рыбой гонялись друг за другом. 

  Передвигаться в такой шторм по коридору - тоже занятие не для новичков. Тебя то подбрасывает, и вот-вот ты воспаришь, словно космонавт, то давит так, что колени подгибаются.

Задача простая! Пробраться на пеленгаторную – там запас досок. Затем  выбрать,  перетащить эту доску в столовую и  смастерить щит для того, чтобы залепить  неожиданную пробоину.

От «штормовок» отказались сразу -  у тральцов позаимствовали жилеты. Они удобнее и, как пояснил боцман:

- Если смоет, то спасать - никто не спасёт, но молитву прочесть успеешь.

Я подумал о том, что не знаю ни одной молитвы. Но и тут Янин успокоил:

- Вспомнишь! Кто в моря не ходил, тот и в  Бога не верит…

 

  Уверяю вас - то, что мы увидели с высоты пеленгаторной палубы, художник  Айвазовский никогда даже, представить не мог. Картина называется «Ночная дорога в ад. Холст, свинец, ртуть, ужас»…  Мы просто парили в каком-то месиве. Через заваленный носовой фальшборт волны без стеснения врывались на палубу бака.  Страшно не было - было безразлично.  Даже здесь, на пеленгаторной, накрывало не брызгами,  а именно водой. Дышалось и то водой, поэтому  жабры не помешали бы. Рёв стоял такой, что кричи, не кричи – никто не услышит. Что нам делать, Янин объяснял знаками.  Полностью раскрывать брезент, под которым таились доски, нельзя - его сразу унесёт. Поэтому, мы  потихонечку ослабили  шкертики  и вытащили первую попавшеюся доску.

Словно три муравьишки, мы вцепились в неё и потащили вниз. И тут нас опять резко положило на борт! Возможно, мы попали в брочинг, и  нас поставило лагом к волне.  Все  замерли, ожидая того, что будет дальше.  Конечно,  с доской у нас хватит времени прочесть не одну, а три молитвы.  Впрочем,  какая тут вера в Бога? Тут нужна вера в наш траулер и нашего капитана. И  всё! Больше никто тебе не поможет!  «Сапун» медленно, но смог вновь вырулить на волну. Иногда машина жалобно завывала. Это корма вылетала из воды, и винт превращался в пропеллер.  А, если он  возьмёт да и совсем улетит, что нам тогда делать?

В столовой,  куда мы не сразу, но добрались,  вовсю гуляла вода.  Она струёй  врывалась  через  разбитый большой  прямоугольный иллюминатор.  Хорошо, что немцы отлично продумали систему шпигатов.

Кинопроектор «Украина»,  который находился напротив  в специальном шкафу,  был уничтожен.  Его, словно, побили кувалдой. Дверцы самого шкафа,  словно плотики с «Титаника», плавали под столами.  Как жаль! Я так хотел посмотреть  кино про Чапаева и Петьку!

Теперь надо было пробраться в форпик за инструментом. Для этого боцман натянул  «канатную дорогу», что сделать было очень сложно!  Дважды мне казалось, что его уже смыло. Сам я в это время стоял за надёжной стальной дверью, наблюдая через её иллюминатор  за боцманским героизмом.  Выждав удобный момент, он лихо открыл форпик и юркнул туда.  Обратно  боцман вернулся с ножовкой и плотницким ящичком. Всю остальную работу ловко и быстро сделал Чолпык.

- У нас в селе все плотники! – с гордостью пояснил он.

  По краям  такого  ставня из старого одеяла было сделано уплотнение. Через специально пропиленные Чопыком отверстия мы продёрнули крепкие капроновые концы, и дело осталось за малым: кому-то надо было выйти на бак и придержать этот щит до тех пор, пока его не закрепят изнутри. Боцман со щитом, словно древний воин,  вновь переступил комингс  двери надстройки, Чопык быстро захлопнул за ним стальную дверь, оставив  рыцаря  один на один со стихией.   Нам было проще!  За крепления иллюминатора мы закрепили нашу конструкцию,  и дело было сделано. К нам вернулся Янин, и мы перевели дух! Все мы были промокшие до нитки. Повторяю, в столовой было по щиколотку воды. Теперь она убывала.

- Всё отлично! – проверяя крепления, сказал боцман – Теперь надо  доложить на мост, что столовая для приёма голодающих готова. Вы подождите здесь, а потом опять проскочим в форпик.

- Зачем? – удивился Чопык.

Как можно строже, я указал ему на его место:

   - Товарищ матрос, если твой боцман говорит, что надо проскочить в форпик, значит,  молча  скачи  или иди спать. Но второй вариант более унылый, чем первый!

  Чопык всё понял и выбрал вариант с форпиком. В конце концов, там можно было переодеться в сухое, правда, как вернуться  обратно и остаться сухим, это было пока неизвестно.

 

  Вернувшись с моста, Валера распределил  роли:

- Чоп, как только поднимаемся на волну, ты открываешь дверь и держишь её.  Мы бежим к форпику,  ты – дверью хлоп,  закрываешь две её здрайки и бегом к нам.  Всё надо успеть до тех пор, пока мы снова не провалились. Готовы?

 

  Я понимал, что всё это ради одной-двух кружек бражки! Правда, бражка на горелых корочках! Нас, конечно, накрыло волной, зато, мы очутились в уютном форпике!  Как ни странно, но тут было гораздо тише, чем в каюте.  Переодевшись в сухое, мы дважды провозгласили  тост: «За Родину»!   Пожалев, что курить тут нельзя, накидали все, что нашли мягкого на пол.  Мешки со стружкой уложили под  приятно-ватные,  головы накрылись огромным куском брезента, и через минуту богатырский храп заглушил рёв бури… Нептун понял, что трепать нас бесполезно.  К тому же, не дай Бог, нас утопить, и мы подсадим на бражку всю его свиту.  Он стал отводить войска, и к рассвету  буря превратилась в обыкновенный шторм.  «Сапун-Гора» лёг на нужный нам курс!

Часа через два наш сон прервал динамик селектора: «Команде завтракать…». Боцман зашевелился:

- Пойдём?

- Не-а…

- Тогда ещё по кружечке и спим до обеда.  Если что случится, на мосту знают, где мы…

Вы были бы против?  Я лично, нет …

 

.

[гудым]

https://www.youtube.com/watch?v=Oi5DS4wSBEc&feature=player_embedded

 

 

 

 

НОВАЯ ЖИЗНЬ

 

 

Я проснулся первым. Тяжёлый шторм окончательно потерял надежду испугать нас до смертельного состояния! Конечно,  ещё мы черпали носом воду. Она пока ещё шумела стальной палубой бака, но всё это напоминало бессильную злобу.

Богатырский храп моих друзей,  тоже переродился в тихое посапывание.  Словно три пьяных папы Карло, мы валялись под столярным верстаком.  При свете тусклой лампочки я с интересом разглядывал  полочки над верстаком.  Спасибо тем немцам, которые сделали наш траулер. Кругом чувствовался немецкий порядок!  Стамесочки, долотца и различные рубанки, вплоть до огромного фуганка - всё было строго на своих местах, и всё это сохранилось благодаря боцману Валере Янину.  Чуть дальше висели различные сверлилки и долбилки.  Даже в этом отношении наша автономия была полная!

Динамик селектора опять ожил:

  - Команде обедать…

  Чопык сел и стал тереть свои уши ладонями. Он всегда так делал, когда ему надо было либо срочно протрезветь, либо проснуться. Боцман тоже зашевелился. Что ни говори, а голод выманит из любой уютной берлоги.  Мы навели порядок в нашем штабчике и с узелаками мокрой одежды ловко перебежали через бак в коридор надстройки. С заколоченным иллюминатором наш траулер напоминал одноглазого пирата.  Носа - нет,  глаза – нет. Что бы ещё отломать?

На пути  в каюту есть очень уютный туалетик-гальюн.  Вся прелесть его заключалась в настоящем белом унитазе  с настоящей сидушечкой. На нашей нижней палубе такие устройства по облегчению организма выглядели куда более проще – два чугунных отлива в виде стопы великана и таинственная дырочка, в которой угрожающе  шевелилась вода!  В шторм в любой момент это незатейливое устройство легко превращалось в биде. Немцы  и тут сообразили.  Гальюны они делали  там, где размах килевой качки минимальный - ближе к миделю. Наши корабелы, по традиции, заложенной на заре парусного флота, делали эти дырочки в носу.  Те, кто ходил на БМРТ николаевской постройки, очень хорошо понимают, о чём я.

В то милое и желанное помещение я заскочил первым. За мною вломился боцман. Я, уже стоя в боевом положении, удивился такому соседству:

- Валера! Тут только один унитазик. Подождать за дверью – корона отвалится.

Его ответ поставил под вопрос всю личную гигиену:

  - А умывальник?...

Вы  думаете, его приспичило умываться? И всё это он называл «старой морской привычкой». Надо и  себе такую привычку заиметь. Осталось только состариться!

 

В столовой, куда мы, наконец-то, попали, было малолюдно.  Как выяснилось, укачалось больше половины экипажа.  На столах были расстелены мокрые простыни.  Даже в глубокую «мухтарку» налить  драгоценный Алусин  борщик было проблематично. Чопык, не долго думая, бульон налил в кружку, а гущу насыпал в миску.  Отлично! Я тоже так хочу.

На камбузе стонет  бледная Алуся:

- Масло разлилось!

  Я умничаю:

- Что Алуся, Аннушка разлила масло?

  - Причём тут Гавриловна? – удивилась наша кормилица. – С полочки кувыркнулось, даже  ограждение не помогло.

  - Алуся, Аннушка, это из Мастера и Маргариты.

Алуся опять не поняла:

- Какого мастера?

- Кандыбея, ёлки-палки.  Возьми в библиотеке Булгакова и почитай.

Алуся всё поняла и обиделась:

- Умный, да? Вот постой тут у плиты  и Булгакова с собой прихвати. Я погляжу, где вы оба через час будете…

Действительно, нашёл время, когда шутить.  Я представляю, какой бардак сейчас у меня в трюме.  А разгребать мне и напарнику Олегу. Ни один Булгаков не поможет.

Толяшик  уже возится возле убитого кинопроектора.  «Украина» не подавала признаков жизни, но Толяшик  - хороший реаниматор.  После обеда никто расходиться не хотел. Чопык вдруг вспомнил про наших соседей по каюте.  Всё это время они лежали влёжку без воды и еды.  Володя  расстегнул рубашку, вытянул подол когда-то  бывшей изумительно чистой майки и накидал туда сухарей:

- Пойду кормить несчастных …

 

  Как-то надо было себя развлекать, и Аполлон Семёнович достал карты.  Когда-то он работал в ялтинском цирке, но был изгнан за бесконечные загулы и прогулы.  Бедные тигры, те вообще не знали, куда деться, если Аполлон был, мягко говоря, не трезв.  Пожарному тоже доставалось.  Когда неутомимый  укротитель огня уснул в своём любимом кресле,  Аполлон вложил в его руки брандспойт, а  под кресло бросил дымовую шашку. Как только несчастный очнулся и  закричал:

  - Горим!..

  Аполлон  открыл гидрант… Это была его последняя гадость своему родному коллективу. Попав в моря, он забыл свои дурные привычки, потому что тральцы это, простите, не клоуны и не акробаты. 

Карты летали в руках Аполлона!  Мне казалось, что они были живыми.  Ещё немного, и они буду маршировать строем. Далее были фокусы! Я никогда не знал, что с простыми картами можно вытворять такие чудеса!

  Мы не заметили,  как  в столовой появились помполит и капитан. Они молча наблюдали представление, затем Геннадий Андреевич решил, в прямом смысле слова, подлить масла в огонь:

- Аполлон, я знаю,  что в цирке ты был «повелителем огня». А нам можешь показать этот фокус?

- Сгорим, нахрен! – это уже боцман

Аполлон успокоил его:

- Я использую «холодный огонь». Но для этого нужен спирт..

  При слове спирт все напряглись,  но доктору очень хотелось поглядеть, что такое «холодный огонь».

- Я принесу 50 грамм! Хватит?

- Конечно! – заверил его Аполлон.  – Но выдувать  огонь  я буду на вас. Отличный номер!

Капитан напомнил факиру:

  - Доктор у нас один.

Доктор, не думая о последствиях,  уже поспешил за спиртом.

- Ну вас к чёрту… -  опять пробухтел боцман и приготовил огнетушитель.

 

Капитан понимал, что баловаться огнём - это очень нехорошо, но после такого ужасного шторма, который ещё не утих, ему хотелось поддержать экипаж.  К тому же, он доверял мастерству факира и знал, что именно этот факир не позволит просто так сгореть спирту. Сам «повелитель огня»,  под предлогом того, что «нужен кое-какой реквизит», юркнул на минуту  на камбуз.

И вот, все замерли в ожидании!  Доктор, как и договаривались, бесстрашно встал напротив факира.  Факир набрал в рот спирт, чиркнул зажигалкой…. Я  забарабанил по столу и…. На глазах у всех зажигалка мгновенно превратилась в небольшой  солёный огурчик,  который мигом проглотил наш факир!  Первым очнулся доктор:

- Шарлатан!

  Кто-то призывал к более активным действиям:

  - Алуся! Принеси помидоры!...

Но зал уже взорвался аплодисментами.  Пожалуй, впервые мы все увидели, как смеётся наш капитан. Он смеялся до слёз!  Уверяю вас, это верный  признак того, что все наши большие беды уже позади.

 

  Океан успокаивался. Я и добровольцы наводили порядок в трюме. Уже не считали, где и чья вахта, кто и что обязан делать. Боцман поставил новое стекло. Оказывается,  , волной оторвало от фальшборта  стальной ящик с огнетушителем и швырнуло  в наш иллюминатор.  Достаточно было хорошей трещины, чтобы другие волны добили его. 

Наконец то, мы развернулись по волне! Это значит, будем ставить трал.  Он тоже истосковался по настоящей работе! Но только лишь тральцы присели перекурить после  его постановки, как из динамика оглушило:

- Тулип! Вира трал на борт!..

  Что случилось, гадать было некогда, но такая срочность настораживала. Лебёдка взвыла, и по треску шкентелей на турачках мы поняли, что трал не пустой! Буквально  несколько минут  и  пятнадцать  тонн залога нашей безбедной жизни -   у нас на палубе! И кто против такого?

 

А что же наша Алуся? То, что она укачалась, но продолжала стоять вахту, вы знаете. Причём, из всех опытных морячек на ногах устояла она одна. Но где же  тот принц, который должен был прискакать на белом коне и осыпать нашу Золушку счастьем?

Принц явился без коня, но в образе слесаря Шурика Догудовского! Уж лучше бы вообще никакого не было. Если я смог спасти её от Тулипа, то тут я уже ничего сделать не мог.  Догудовский - красавец, конечно, и всё при нём, и всё в штанах. Но кто кого искал - Алуся мужа или Догудовский жену??  Если женщина полюбила козла, то спасти её может только другой козёл. У нас больше козлов не было.  К тому же,  Догудовский не просто козёл, а  козёл с одесского «Привоза». И вот уж, как свободная минута, Алуся уже в каюте красавца поёт сладким голосом соседу его, Толику-токарю:

-Толяшик, а не мог бы ты пойти погулять чуток. Мне с Шуриком очень самолично поговорить хочется….

Толяшик идёт к соседям и пульку там расписывает, а  хитроумный Шурик на койке Толяшика оргазм с Алусей добывают. Койка узкая -  то невеста коленками по переборке стучит, то козёл по этой же перегородочке взопревшим боком  елозит. Ещё же и звуки страсти издают.  У соседей слышно всё... Толяшик  с друзьями карты кидают  да друга подбадривает:

-Шура, давай! Не подведи!... и за нас  не забудь....

Алуся ему из-за стеночки этой:

-Дурак ты,  Анатолий! У нас любовь, вот тебе и завидно...

И опять коленками по переборке - стук-стук.. И опять козлу своему:

-Ой, Шурочка! Ой, любимый мой... О-о-о-о-о-й!!..

 

   Толяшик им кольца обручальные из латуни выточил.  Шурик, тот не носит,  Шурик хитрый. Зато Алуся такой штучке не нарадуется!  Оно тускнеет, но счастлива невеста  его о фартук на животике потрёт, и оно опять -  словно золотое.  Как говорит Чопык - живьём бы закопал ... Я, при случае, конечно, высказал Алусе, что в Одессе таких пончиков, как она, больше, чем мочи в прибрежной зоне Ланжерона. Мол, суженный  твой,  Алуся,  ждёт тебя не тут, а  в Виннице на заводе «Молотом по пальцам».  Всё сказал… Но то, что она мне ответила, даже  и говорить вам  не буду. Сами догадаетесь. ..

Изменено 11 ноября, 2016 пользователем гудым

[гудым]

 УНЫЛЫЕ БУДНИ

  Тралмастер второй вахты, Семён Чепинога,  уроженец села Бурлачья Балка Одесской области, выпускник Белгород-Днестровского  техникума, вдруг вспомнил, что он так и не расписался у старпома  в журнале  «хлорпикриновой обработки  трюма». Он подошёл ко мне и уточнил:
- Чем ты сетевой трюм обрабатывал? 
- Хлорпикрином. Запиши, а то опять забудешь.
- Не забуду, я сейчас пойду и распишусь… А ты знаешь, капитан  вчера снова  вокруг этого трюма  с компасом ходил.
- Правильно. Это он вычисляет магнитную зону распространения пикрина. 
Интересно, где я так врать научился? Но иногда мне и самому нравится.
Семён заглатывал наживку:
- Да?
- А таки да…  Иди распишись. А то всю вахту премии лишат.

От страха за премию,  ноги  Семёна понесли его в нужном направлении.  Правда, через пятнадцать минут эти же самые ноги принесли его  назад. Лицо Семёна было покрыто красными пятнами, и он ещё долго со мной не разговаривал.  Жаль! Мне так не хватало этого умного собеседника!

На траулере есть немало уютных мест, где можно спрятаться наедине со своими сочинениями на тему «а жизнь идёт стороной».  Под  левой шлюпкой  борт надстройки плавной дугой  выступает не более, чем на метр, в сторону кормы. В том уголочке есть  пожарный ящик с песком.  На нём очень удобно сидеть. Тут никто тебя не видит, и не дует.  Правда, никакого леерного ограждения нет, и надо быть осторожным, чтобы разметавшись, не выпорхнуть из этого гнезда  за борт. 
И вот, я, свободный от вахты, сижу на этом ящичке и тяну через дырочку в баночке вкуснейшую сгущёнку.  Вдруг ко мне подсаживается Люба:
- Дай соснуть!
От подобной просьбы я напрягся.  Банка со сгущёнкой прилипла  к напомаженным губам буфетчицы.  Что Люба хочет от меня? И где её беременность, о которой говорил Кретинин? Люба оторвалась от банки и вернула её мне. Теперь на моей дырочке было огромное пятно губной помады.  Самое странное, что я хотел коснуться  этого пятна своими губами!  Это меня разозлило, и я задал тот вопрос,  после которого Люба должна была оставить меня в покое:
  - А что с твоей беременностью?
Люба поглядела на меня так же, как и на банку со сгущёнкой:
- Какой беременностью? Кто тебе такую ерунду сказал.
  Я растерялся и выдал своего информатора. Люба усмехнулась:
- Понятно. Это когда он тебе в Пальмасе про бражку рассказывал? А он свечку держал?
- Да, брось ты про свечки. О твоих приключениях и так все знают.
Люба прижала меня к узкому фальшборту, и мне показалось, что я сейчас действительно вывалюсь за борт.  Она горячо зашептала мне в ухо:
  - Глупенький! А ты не верь никому. Врут они всё! А хочешь, я от тебя буду беременной?

Я боялся пошевелиться,  и мне уже было безразлично, кто тут врёт, а кто – нет.  Тема беременности вообще никакого отклика в душе не нашла!  Люба ещё что-то шептала, а свою руку она положила мне знаете, на куда?  Я не скажу на куда, но моя правая нога уже нащупала ватервейс  - это  последний рубеж моей обороны.
Выручил Тулип. К нам он поднялся с траловой палубы. Сначала показалась его голова, украшенная  лохматыми рыжими волосами  и такой же лохматой рыжей бородищей.  Следом потянулось его тело, украшенное пёстрой рубашкой и широченными штанами. Люба первая заметила его и встала. Я, получив свободу, быстро передвинулся на середину ящика.  Тралмастер расставил свои огромные руки-лопаты и заголосил:
- Люба! Ты когда за меня замуж пойдёшь? Думай скорее, пока я не передумал!
Люба пошла прочь, но не забыла  хмыкнуть:
- Тулип, ты себя в зеркале видел?
- А ты, красавица? Мы с тобой отличная пара.
Любу я уже не видел, но её звонкий голосок не унимался:
- И на кого наши дети будут похожи?
Тулип махнул рукой и буркнул:
- На старпома…
Я его успокоил:
- Старпома давно нет. Уволен!
Увидев  мою банку со сгущёнкой Тулип позабыл про Любу:
- О! Дай пару глоточков…
Он присосался к дырочке перепачканной губной помадой и так втянул содержимое, что, как мне показалось, баночка сейчас расплющится.  И она  таки расплющилась, но чуть позже.   Освободив банку от сладости, Тулип  сначала сдавил её с боков, а затем двумя ладонями превратил  в блин.  Полюбовавшись своей работой, он зашвырнул жестянку далеко в океан. Я поглядел на его счастливое лицо:
- У тебя губы в помаде.
- Да? Очень хорошо! Пойду, поброжу по пароходу, пусть все думают, что и моя очередь пришла.
И он побродил! И хорошо побродил, потому что вечером Алуся рассказала мне очередные страсти-мордасти:
- Люба теперь с Тулипом!
- Откуда ты знаешь?
- Он сегодня был весь  в Любиной помаде! Малиновая такая, я её хорошо знаю!
Подумала и добавила:
- А на шее у него  засос…
- Тоже Любин?
- А чей же ещё? – искренне удивилась Алуся.
В связи с поломкой кинопроектора, Алуся крутила своё кино.  Неважно то, что, так называемый, засос - это пятно от ваерной смазки. Сюжет был закручен.  Тулип  уже ловил на себе завистливые взгляды неудачников, а при виде Любы, насколько  это было возможно,  томно вздыхал:
-  Я живу ожиданием новой встречи…
- Живи. – безразлично говорила буфетчица и шла дальше.
  Тулип продолжал заботливо подливать маслица в огонь. Если, к примеру, старпом, уволенный без права  доступа к телу, по спикеру отдавал команду на лебёдку:
- "Тулип, потрави пятьдесят…"- то в ответ он слышал  намёк Тулипа  на молочное родство:

- Понял, братец, травлю пятьдесят!

Сама Люба не совсем понимала  игры этого  чудовища.  То, что они любовники, она узнала последней.  И угадайте, кто ей про это рассказал? Конечно, Алуся! Отпираться, понятное дело, было бесполезно.  И Люба дрогнула!  В апреле был день рождения  капитана, и после скромного торжества она сама пришла в каюту тралмастера.  Амурчики своими стрелами  легко пронзили толстую шкуру Тулипа – Люба заслужила честь находится под траловой лебёдкой! И когда в очередной раз по спикеру пошла команда старпома:
- "Тулип, потрави пятьдесят…" - то в ответ на мосту услышали задорный голосок неунывающей комсомолки:
- Понятно! Тулип травит  пятьдесят…
Да, жизнь катится стороной, но иногда удаётся запрыгнуть на подножку её пыльной брички и урвать несколько  положенных тебе приятных мгновений. Прыгать надо уметь!

  По причине новой любовной страсти, Люба стала отлынивать от обязанностей редактора стенной газеты. Рассказывать о наших неимоверных трудовых буднях мне приходилось самому. Хорошо, что помогал Николай Кретинин. Он набрасывал контур  нужного рисунка, а я раскрашивал его и выдумывал текст.  И вот, сидим, творим красоту к майским праздникам. Николай сопел, сопел, а потом тихонечко и говорит:
- Из управы телеграмма по особому каналу пришла.  Помполита просили срочно дать на тебя характеристику.  Только ты меня не спали.
Спрашивается, зачем это вдруг понадобилось?  Я понимаю, в конце рейса пишут характеристики. А тут, на тебе – в середине и, причём, срочно! Николай, правда, тут же успокоил:
  - Характеристику передали уже.  Её я видел, там  - хоть в Кремль устраивайся.
  В Кремль я не хочу, и, понятно, что  награждать меня  орденом «славы и немыслимого почёта» тоже никто не собирается.  Вот и думай, что хочешь.

Тралы пустыми не бывали! Всё работало, и паки горохом сыпались в наши трюма.  Читать было некогда! Я приспособился работать на два плеча.  Привычка многих трюмных таскать паки на одном правом плече аукается проблемами с позвоночником.  Ещё очень хороший способ облегчить себе жизнь - это научиться метать паки с максимально  дальнего расстояния. Это мне тоже удалось. 
  Вскоре мы пошли под базу на выгрузку.  С другого её борта был ошвартован знакомый нам болгарский траулер «Пингвин».  Братушкам, которые были на борту базы, я сообщил, что их пёс Живко-Паштет был у нас. Они потребовали вернуть его и  очень огорчились, когда узнали,  что пёс погиб…  Нам тоже жаль.  Напоследок я просил передать спасибо их боцману за бидончик с замечательной краской. 
Почта была в обычном объёме. Письма от родных с призывами стремиться к светочу знаний. Я их пробежал по диагонали.  Мой Дед нашёл подходящее для меня учебное заведение.  В Ейске есть рыбопромышленный техникум, где директором был Олег Иванович Мамченко. С ним Мой Дед брал  Будапешт, поэтому в этот техникум я войду без боя.  Чепинога заканчивал подобное заведение.  Интересно, а у него кто с кем и где воевал?  Впрочем, скорее всего, его мама таскала туда вёдра с огурцами со своего огорода.
Было ещё одно письмо  - от Бениной бабушки.  Разрывая конверт, я уже знал, что с Беней что-то случилось.  Первые строки подтвердили мои опасения:
- Мой золотой котик! – слышался голос бабы Муси. – А Беничка сел…
Далее катились строки, смысл которых я понимал с трудом. Оказывается, Беня не просто сел, а сел по 58-ой статье,  пункт 10… Антисоветская пропаганда плюс измена Родине.  Подождите, у нас 1937-ой? Оказывается, нет.  Бабушка подробно  рассказала, что произошло.  Всё было от скуки! На  Греческой, возле седьмого двора,  собралась компания.  Конечно, появилось несколько бутылок портвейна.  Веселее не становилось, и тогда наш общий приятель Александр  Герасименко, который был старше нас лет на восемь, предложил устроить демонстрацию  «за вильну Украину». Откуда-то появилось жёлто-голубое знамя, и они, выкрикивая лозунги националистов, пошли в сторону площади Мартыновского. К ним присоединялись люди, и стало веселее. Совсем весело стало на Мартыновского, где их уже ожидал  наряд милиции. У Герасименко в руках была недопитая бутылка портвейна,  у Бени… флаг  СС «Галичина».  Дело в том, что флаг времён УНР они  неправильно прибили  к палке.  Голубая полоса обозначает,  как они думали, не море, а небо.  Следователь Константин Альбертович быстро раскрыл заговор, который потянул на пять лет. Правда, дали три, но и это «за что»? Вот так и повеселились. Просить Моего Деда вмешаться в этот бред я никак не мог. Да и поздно уже кого-либо просить.  Теперь понятно, кому понадобилась моя характеристика.  Конечно, перемыли всех Бениных  друзей. И на тебе! Нити заговора  потянулись  за границу!  Сейчас всё всплывёт, вплоть до браги.  Ещё и таинственный горшок Гержбаха вспомнят. 

Моё воображение рисовало  картинки моего ареста. Я уже видел, как к борту  «Сапуна» подскакивает юркий катерок без опознавательных знаков. Как на палубе появляются серьёзные люди, и как при всех заламывают мне руки. Но на горизонте, кроме старого  «тропика» под названием «Стрелец», никого не было.  Помполит Варочкин тоже молчит и общается со мной, как обычно.  На майские праздники он зачитал страничку из книги Моего Деда там, где речь была о его отце.  Капитан выставил  несколько бутылок виски, которые Миша-завпрод честно поделил между  матросами и мотористами. Каждому досталось ровно по  тридцать семь грамм!  А нам, главное - начать. Чем продолжить – мы найдём.

  Жизнь гнала своих океанских коней! Мы бежали следом и глотали морскую пыль. Говорят, она полезная…

.

Изменено 13 ноября, 2016 пользователем гудым

[гудым]

ПАХНУЛО ПАЛЬМАСОМ

 

Июнь месяц – вот и пришла суровая Африканская зима!  Температура нашей окружающей среды не поднималась выше двадцати двух градусов тепла, но и ниже не опускалась. Моё календарное кладбище усопших  дней стремительно разрасталось.  Рейс катился с горы.  Волшебное слово «Пальмас» слышалось всё чаще и громче. Сколько надежд  таилось в  звуках этого волшебного слова! По зарплате мы явно отставали, и спасти нас мог только этот город мечты рабов свинцового Океана.

Экономический рычаг нашего благосостояния выражался простой формулой -  ковры, мохер, жвачка!  И всю эту безделицу должна была перекрыть афера Николая Кретинина.  Мне, правда, хотелось поглядеть на город  Санта-Крус  острова  Тенерифе, но материальная сторона нашего похода такую культурную программу не предусматривала.

Особых приключений не было, если не считать того, что Тулип побрился и стал моложе лет на десять.  Даже из тралмастера любовь способна сделать человека! Этому дурному примеру последовали другие бородачи.  Когда встречаешь такого, то не сразу его узнаёшь. У меня было впечатление, что у нас опять появились новые членчики экипажа.

Толяшик починил кинопроектор, и мы вновь услышали своё любимое: «… у Абдулы было одиннадцать  жён. Куда ещё двух подевал?...». Когда зрители  завистливо  загудели, Миша-завпрод  всех успокоил:

-  А рога? Ни головы, ни стен не хватит!

Очень даже верно!  Впрочем, если подумать, то две жены вытерпеть можно. 

 

  На починке кинопроектора Толяшик не остановился!  У нас более сотни дверей с замками.  Все ключи разные, но есть один, который открывает любой замок. Этот ключ так и называется – «вездеход». И Толяшик его сделал. Нет, он не собирался проникать в каюты товарищей. Его интересовал только замок камбуза. Нет, он не собирался тайком и по ночам объедать  мирно спящих тружеников.  Его интересовал только сахар.  Сахар – это брага!

Гавриловна пожаловалась на пропажу сахара. Боцман быстро вычислил Толяшика и шепнул про него Му-Мукину.  Тот, в свою очередь, откровенно настучал помполиту.  Путём изъятия «вездехода» и украденного сахара, рукастый конкурент  был наказан.  Пока он бубнил Геннадию Андреевичу  про то, что  «больше не буду», наш дракон размешивал конфискат в своём знаменитом бидончике.  Вскоре на презентацию  «браги банановой» в форпике собрались избранные. Откуда бананы? Их там не было. Был банановый йогурт, несколько стаканчиков которого Валера выпросил у Миши-завпрода.  Для того, чтобы среди африканской зимы раскрасить жизнь в  весенние  цвета,  достаточно иметь волшебный бидончик,  немного сахара, немного дрожжей  и  банановый йогурт. Ах, да!  Обязательным ингредиентом должен быть небольшой, но сплочённый  коллектив.  Новые байки приветствуются. Алусины рассказы из цикла «страсти-мордасти», не предлагать.  Впрочем, на дегустации только и говорили, что  о союзе сердец  Тулипа и Любы.  Никто не мог ожидать такой развязки! 

  Рыбалка, была замечательной! Если дело так и дальше пойдёт, то скумбрия сама будет запрыгивать на палубу с просьбой о быстрой заморозке! 

  Капитан выступил с предложением о продлении  рейса ещё на две недели.  Конечно, кто-то был против, но что значит две недели в масштабах планеты Земля? После последнего перегруза мы  ещё раз забили свои трюма, и в начале июля траулер «Сапун-Гора»  повернул свой разбитый нос по направлению к Пальмасу! 

  В Севастополь мы возвращались своим ходом, это означало то, что времени у нас больше, чем предостаточно. У капитана появилось ещё одно предложение  –  сделать нашему ковчегу новый нос.  Конечно, никто из нас его не восстановит, но прилепить бутафорию можно.

  Наша каюта  №85, пока все были на вахте, оставалась свободной.  Сидя за большим столом, мы накидали эскизы бутафории.  Боцман порылся в своих запасах  и  нашёл всё, что нужно.  Затем мы сколотили творческую бригаду.  Туда, помимо нас, вошли Толяшик и Чопык. Вся основная часть работы была возложена на них. Для Толяшика это была возможность искупить свой сладкий грех – ему доверили все сварочные работы.  Чопык мог любую доску перегрызть без пилы. Я мог умело что-то подержать и дать ценные советы.  Боцман обеспечивал фронт работ и нашу безопасность.

  Работали без лишних перекуров! Традиционный для переходов послеобеденный дрём  был исключён.  Выварив каркас из  двухдюймовых труб, мы зашили всю эту конструкцию деревом.  И вот тут пошли первые разногласия.  Дело в том, что, по замыслу, всё это должно было обтягиваться брезентом и краситься под цвет корпуса.  Я был против!  Стоило нам один раз зарыться  тяжёлым носом  в волну - и неизвестно, что будет с нашей декорацией.  Тем более, что экватор мы прошли, и волна была встречной. Точку в этом споре поставил капитан:

  - Войти в Пальмас мы должны с носом…

  Когда всё было готово,  нас наградили бутылкой водки «СмирновЪ №21»!  Распили мы её в форпике и разошлись по своим  каютам. Ночью «Сапун-Гора» зарылся в волну…

  Это было всего один раз, но вдоль борта что-то прогрохотало, и я понял, что мы остались с носом… то есть, носа у нас опять не было. 

Утром, когда я вышел на бак, там уже стоял грустный боцман. От всего того, что мы тут наварили и наколотили,  и накрасили, остался только один небольшой кусок трубы.  Дракон  раскачал его рукой, отломал и выбросил в океан…До Пальмаса оставалось двое суток пути.

Алуся, как и положено, по четвергам выгоняла Толяшика из его каюты и занималась там с Шуриком Догудовским ужасными вещами!  Сначала стонала она, затем,  на несколько минут всё стихало, и начинал стонать  Догудовский. Им уже  не стучали в переборки, потому что вдохновение  этих двух влюблённых не заглушишь никаким стуком. Лосберг и тот смирился!

Не поверите, но все эти страсти-мордасти отошли на второй план.  Количество валюты, которое мы получим и что на что её поменять – вот что теперь всех беспокоило. Идти домой своим ходом  - это большая удача! Не надо таскать тяжёлые баулы по аэропортам – тебя подвезут прямо к дому.

Вновь образованные семейные пары составляли списки совместных покупок.  Янин тоже был должен Анне Гавриловне за её скромные  ласки. Но Валера знал расценки такой любви:

  - Ковёр куплю. Хватит с неё…

  Если учесть, что сахар доставался не за красивые глаза нашего уважаемого дракона, то неизвестно ещё, кто кому ковёр должен. Вслух, конечно, я такие мысли не высказал, но за себя порадовался. Как хорошо, что у меня нет таких проблем.

Алуся ворковала своему графу  Догудовскому:

- А мы купим шесть ковров! Два  в хате оставим, остальные – продадим.

   - Конечно, моя сладенькая! Можно и восемь купить…

   В мечтах Алуси её  хатка в Новой Ободовке по самую трубу укрывалась коврами.  И что там ковры! Пройтись по родному селу с таким трофеем, как Шурик Догудовский, было дороже, чем  сотня ковров! Главное, не забыть повесить сердечки над их любовным ложем.

Честно говоря, многие, и я в том числе, ожидал того, что Люба оставит Тулипа.  И то, что лично я ничего не понимаю в отношениях между женщиной и мужчиной, я понял тогда, когда увидел эту парочку,  гуляющую по чисто замытой палубе, взявшись за ручки! Эту картину наблюдал и наш боцман. Что он при этом сказал, я повторять не буду, но я полностью с ним согласен…

   Все о чём-то шушукались, о чём-то мечтали.  Один я был спокоен – Николай Кретинин всё уже решил. Берём мало, но очень хорошего качества! Я уже знал, сколько граней у настоящего бриллианта, что такое караты и что такое проба! И я уже понимал, что бриллианты советской огранки - это, простите, полный ерундос.  Это, даже, не «так себе». И совсем уже было понятно то, что слово  «Cartier» стоит четверть стоимости самого правильного камня.

Рано утром мы входили в порт Пальмас! До завтрака все собрались в столовой , где помполит Геннадий Андреевич сказал речь.  Точнее, эта была не речь, это был приговор всем нашим надеждам.

  - Товарищи! – начал он. – По распоряжению из министерства рыбного хозяйства отовариваемся только в магазине «Совиспан». Никаких лавок  Миши Сундера и никаких «Аврор»!

Народ замер, и помполит продолжил:

- Все они замечены на обмене советской валюты, поэтому мы объявляем им бойкот!

Первым очнулся Лосберг:

-  А кто это «мы»? Вот  вы и не ходите…

Загудели остальные. Николай Кретинин не сдержался:

- Геннадий Андреевич, а правда то, что тому,  кто нарушит приказ, визу закроют?

Помполит словно ждал этой подсказки:

- Правда, Кретинин, правда.  Поэтому, никаких хождений по городу с баулами и водкой не будет! Вы не забывайте, что вы советские моряки…

Как говорится, плотина рухнула! Геннадий Андреевич поймал свою волну и  ещё десять минут рассказывал о кознях Запада. Оказывается, что все эти капиталисты только и ждут того, чтобы спровоцировать нас либо на международный конфликт, либо на ужасное пьянство. И каждый наш шаг снимается на камеру!

  Проклятая виза дамокловым мечом висела над нами. Прежде, чем послать кого либо, куда подальше и то семь раз, надо было подумать. 

Помполит взял последние ноты этой жалобной песни:

- Теперь завтракайте поплотнее.  За первой сменой автобус подойдёт в десять часов…Завтра после обеда берём курс на Севастополь.

 

Полгода жить ожиданием  этого захода и что? Сутки -  и завтра снимаемся! У нас есть варианты?  Пока никаких вариантов я не видел, но, если мы не попадём в «Аврору», то  все наши замыслы превратятся в бытовой мусор. Кретинин тихонько успокоил:

- Ещё не вечер, а вечером я сбегу, но в «Аврору» попаду.

- Визу почикают.

- Почикают, если поймают…

 

В десять часов нас строем прогнали на погрузку в автобус.  Плеваться слюны уже не было, гнев вынуждал перелистывать словарик нужных выражений боцмана, но они  до Бога не долетали.  В душе слышался чей-то отчаянный  шёпот.  Прислушавшись,  я понял, что это угасающая  Надежда выпрашивает у Судьбы последний шанс…

[гудым]

ПАЛЬМАС И так, нас погнали в автобус. Фантазия щедро заливала холст жизни своими серыми красками. В ушах стоял звон кандалов и лай сторожевых псов.  Толстый Ганс на пулемётной вышке, выдувал  губной гармошкой:  «Ach, du lieber Augustin…».  Унылая картина, конечно.  Песня про Сулико мне нравится  больше. За окошком промелькнули площадь Испании и магазин «Аврора», где нас ожидал Юрий.  Автобус подогнали прямо к двери «Совиспана».  Геннадий Андреевич торопил нас: - Быстрее, быстрее… Ананасоподобные пальмы шелестом листьев передразнивали: - Schneller, schneller… Кретинин скрипел зубами: - Я всё равно сбегу.. И вот, начался унылый торг. Впрочем, торга, как такового, не было – набирай барахло и расплачивайся  на кассе.  Несколько торговых залов не могли вместить разнообразия  мелких лавок. Основной товар, конечно, есть, хотя, цены заметно выше.  Зато, я впервые увидел такое количество ковров! Им отводилось одно большое помещение!  Алуся и Догудовский уже наслаждались этими клееными произведениями искусства. Джинсовые ряды тоже проглотили своих поклонников.   Первой в мою сумку упала красноголовая  водка  «Смирнов».  К ней упало несколько блоков жвачки!  Конечно, взял хороших сигарет, а  больше мне ничего и не надо было. Подошёл Валера Янин: - Как насчёт того, чтобы создать новый алкогольный альянс? Так сказать, скрасим  переход до Севастополя. - И кто? - Всё те же. По магазину легко порхала Люба. Следом за ней пытался порхать Тулип. Делать это легко ему мешала большая сумка. Мне показалось, что братство алкоголиков потеряло одного из братьев. Я ошибался! Пробегая мимо нас,  Тулип успел шепнуть: - Меня в долю! Ещё несколько бутылок водки упали в мой знаменитый портфель.  Не забыть бы его на причале, и переход Пальмас – Севастополь  будет  интересным!  Кретинин поначалу отверг приглашение неунывающих алкоголиков: - Я упьюсь в Севастополе… Потом  походил с унылым видом, и мой портфель стал значительно тяжелее. Возможно, кому-то и хорошо, когда его подвезли к магазину, дали скупиться и привезли на родное место. Лично я чувствовал себя жертвой обмана.  По традиции, даже такие  закупы заканчиваются праздничным столом.  И, опять же по традиции, все эти столы накрывались в каюте №85, превращая её в прокуренный  свинарничек.  Разговоры тоже были традиционными, с той лишь разницей, что в прошлый раз мы могли  сравнить цены торгашей Пальмаса. Теперь всё куплено согласно единому ценнику.  Тулип, пытаясь разогнать мрачные мысли, утверждал, что бывало и хуже!  Разговоры становились всё громче, и вскоре понять, кто о чём говорит, уже было очень трудно.  Тулип, пошатываясь, встал из-за стола: - Ну, я пошёл к Любаше.. Правда, сказал он это неуверенно  и с тоской поглядывая на стол, уставленный бутылками. Постояв, он ещё раз повторил: - Ну, я пошёл… И он пошёл! Пошатываясь, но пошёл. Чопык проводил его взглядом: - Бедный мужик!  Вот, что значит никогда не быть женатым. Я тоже никогда не был женат,  и мне стало интересно: - А что будет? - Что будет? Сейчас его назовут «алкашом» и выгонят из хатки. Не прошло и пяти минут, как Тулип вернулся. Чопык торжествовал: - Алкашом назвали? - Нет, пока только пьяной свиньёй! Ну их к чёрту, баб этих… Где моя кружка? Я и Кретинин почти не пили. Наконец, когда окончательно стемнело,  Николай кивнул  мне – пора! Быстро прошли по пустым коридорам на палубу и спустились по трапу на причал.  Это тоже было запрещено, но, когда много запретов, то к ним быстрее привыкаешь.  Вахтенным у трапа стоял почти трезвый Му-Мукин. Он зорко следил за теми, кто отдыхал от траулера на причале. Потихоньку мы  растворялись в ночной прохладе.  Полностью раствориться не получилось. - Эй, а вы куда? – забеспокоился бдительный матрос-уборщик. Мы сделали вид, что не услышали, и прибавили ходу. Я слегка огорчился: - Сейчас этот ублюдок поднимет шум. - Поднимет, но не сразу.  Я поковырялся в  кнопке вызова вахтенного штурмана . – успокоил меня Николай. Есть такая кнопка! Теперь, пока Му-Мукин сообразит, что она не работает, пройдёт несколько минут. Затем он оставит свой пост и пойдёт сам искать вахтенного командира.  Это значит, что трап будет без присмотра и, кто сошёл на причал, а кто вернулся на борт и когда - будет неизвестно.   Нам, главное, выйти  на трассу. Там  поймаем такси и через час  будем опять на «Сапуне».  Конца причалу видно не было, зато  сзади замелькал свет фар. Первой мыслью было то, что это погоня. Мы остановились, пытаясь придумать басню про то, зачем и куда мы пошли.  Если это, действительно, погоня и нас вернут на траулер, то обязательно вывернут карманы. Я-то пустой, а у Николая при себе внушительная сумма денег! Мне плевать на визу, а Николаю она ещё пригодится… Машина, а это был старый «фиат»,  поравнялась с нами и притормозила. Водитель на чистом русском предложил: -  Куда спешим? Подвезти? Либо это засада, либо нам повезло!  Николай выбрал второй вариант: - В «Аврору» и очень быстро. Платим по двойной таксе! - Тогда чего ждёте? Садитесь… «Фиатик» даже резиной  взвизгнул, так рванулся  вперёд.  Я не верил нашему счастью. А вдруг это агент КГБ? Я ведь знаю секреты нашей Родины, значит, должна же быть за мной слежка. Сейчас завезёт в советское консульство, и никакие басни не помогут. Николай тоже притих. Вот и ещё один  вопрос: - А вы с «Сапун-Гора»? Мы замерли… Вопрос повторился: -  Вы с какого траулера? Мы  не просто замерли, мы превратилась в камни.  «Фиатик» уже был близок к «Авроре», но кто знает, где это консульство? Может быть, там же, за углом? Водитель не унимался: - Чего вы напряглись? Я Сергей Краснов. Не слышали? Я ничего не слышал и слышать не хотел! Зато Николай, своей радостью, вернул мне все надежды:   - Краснов? Это который год назад сбежал? Мне было лучше всех. Я больше не хочу быть камнем! - Он самый! Мы уже были возле «Авроры». Краснов опять нас удивил: - Делайте свои дела, я подожду вас. Мы  тут же согласилась. Краснов добавил: - Не торопитесь! У меня полно времени… Зато у нас его немного. Дверь магазина была закрыта,  но внутри горел свет. Юрий ждал нас, хотя квартира у него этажом выше, а звонок – внизу.  Любой торгаш Пальмаса знал о приходе любого советского судна.  Мы постучали, и дверь открылась.  Николай торопил:   - Юра у нас засада на засаде! Днём ну никак не могли! Испанец махнул рукой: - Я знаю! Ваши комиссары запретили посещать наши магазины! И знаете, почему? Мы, конечно, не знали, и Юра продолжил: - У Миши Сундера какой-то ваш грек  с «Тбилиси»  менял валюту…. Грек - это, очевидно, грузин. Обмен увидел помполит  другого траулера.  Началась словестная перепалка, и выяснилось, что горец с «Тбилиси» тоже помполит.  В результате пострадали все… Но больше всех пострадали мелкие лавочники.  Продолжая болтать,  Юра повёл нас в глухую комнатку и отодвинул стеллаж с мелким товаром.  То, что я увидел, я потом ещё долго не видел.  За стеллажом была огромная витрина сверкающая драгоценными камнями и золотом! Отдельную полочку занимали часы,  и все они были от «Breguet».  Юра доверял Николаю, а, значит, доверял и мне: - Три года так приторговываю.  Хочу открыть дорогой бутик, но много денег надо. Налоги тоже другие… Надеюсь, через год открою. Почему у нас нет таких магазинчиков? Почему нельзя иметь частное такси или парикмахерскую? Часовую мастерскую и ту нельзя иметь? А кафе? А ресторанчики?  Неужели все должны работать на каких-то грязных и чадящих заводах,  чтобы потом слиться в едином счастье на седьмое ноября? Пока эти дурные вопросы терзали мою умную голову, Николай тыкал пальцем в буржуазную красоту: - Вот это.. вот это.. и вот это… Выберем что-то одно. Деньги вот. На  стол упал увесистый пакт с нашим общим капиталом. Юра пересчитал купюры  и  тоже ткнул в витрину: - Берите вот это!... И я, и вы  уже знаем, что бриллианты бывают  очень хорошими, хорошими и так себе… То, что нам предложил Юрий было именно очень хорошим.  Большой камень в скромной оправе белого золота, толстая книжечка-паспорт и футляр красного дерева -  всё это намекало на наше счастливое завтра!  Алебастровый памятник Колумбу был приготовлен заранее.  Николай отказался от  него: - Домой идём своим ходом. Вариантов спрятать - масса. Кольцо было тщательно упаковано в мягкий мешочек на длинном шнурке и повисло на шее Кретинина. Мне достались футляр с паспортом, бюстик Колумба и… две бутылки ликёра «Пачаран».  Время вышло!  Уже на улице Юрий опять пожалился: - На днях придёт «Поливанова». Там сплошные Наташи, и они тоже оставят деньги в «Совиспане»… «Фиат» вновь заскрипел резиной. По дороге Краснов рассказал свою историю. Выпускник механического отделения Ейского рыбного техникума, он удрал сразу после первого рейса. Его траулер стоял третьим бортом. Миновав трёх вахтенных,  беглец сдался в первом же полицейском участке. Прибывший советский консул,  с тем, чтобы «поговорить», пытался вытащить его на улицу. Краснов было, пошёл  к выходу, но уловив знак полицейского, понял, что на улице его скрутят, и разговор закончится в  Союзе. Уволив провинившегося помполита,  раздолбав трёх вахтенных и секретаря партийной организации  Ейского техникума,  комиссары успокоились.  Краснов стал «невозвращенцем».  Поначалу, пока не усвоил язык, подметал причалы. Затем стал докером, и теперь он - стивидор. В планах - перебраться в США и перетащить туда родителей. - Может, и вас пристроить? – спросил он.   Николай серьёзно ответил: - Я не могу. У меня дача на Фиоленте. Краснов всё понял и поглядел на меня. У меня дачи не было, но  подметать причалы я не хотел. Да и предал бы я не Родину,  а свою родню.  Не мог же  я наплевать на Моего Деда, который написал заявление в партию  22 июня 1941-го… Всё-таки,  он боролся за моё именно советское счастье. И откуда ему знать, что счастья тоже бывают разными. Мы медленно проехали по причалу.  На палубе «Сапуна», возле трапа стояли Му-Мукин, капитан, старпом и ещё несколько охотников за черепами. - Что делать будем? – спросил Краснов. Николай не волновался: - Потихоньку разворачиваемся,  возвращаемся  и,  метров за пятьдесят от носа высадишь нас. Попасть на траулер незамеченными был только один путь – по носовому швартову.  Краснов высадил нас и пожелал нам удачи.  Денег, конечно, не взял. - Я сейчас отвлеку ваших  вертухаев… - добавил он и пошёл к трапу. Как только там поднялся шум, я, спрятав футляр в рукав джинсовой куртки, вцепившись в пакет с трофеями зубами,  словно мартышка по лиане, заскользил по  толстенному швартову.  Он шёл не через клюз, а через заваленный фальшборт.  Как хорошо, что снесло наш самодельный нос! Единственной преградой был огромный, круглый противокрысиный щиток.  Но и  с этим я справился .  Кретинин физически был гораздо слабее меня, и своему восхождению он помогал громким пыхтением.  Причалы Пальмаса настолько высокие, что, если кто и  шлёпнется в воду, то выбраться самостоятельно он уже не сможет.  Как только я перебрался на борт и поставил  покусанный пакет на палубу,  сразу  стал втаскивать Николая.  Наконец, он мешком упал рядом с пакетом, и  мы услышали: - Вам помочь, ребята? Прожектор,  освещавший бак,  мешал разглядеть неожиданного помощника, но по голосу было понятно, что это наш родной помполит.  Здравствуй,  Родина… «Фиат», весело сигналя,  мелькая  красными габаритами, уже  растворялся  в темноте капитализма.         

[Виталий Баченин]

Что-то задержка появилось. В продолжении. А, Сергей?

[Gunescape]

Что-то задержка появилось. В продолжении. А, Сергей?

Ага. Ждём. 

[гудым]

         ДЕЖАВЮ и «ПАЧАРАН»

Запыхавшийся Николай Кретинин искренне удивился:
- Геннадий Андреевич, а Вы что тут делаете?
Я так же искренне был удивлён:
- Действительно, Геннадий Андреевич,  ждёте кого?
Помполит, не обращая внимания на нашу предсмертную дерзость,  сел на крышку трюма и предложил:
- Ну, давайте начинайте врать, а я выберу верный вариант.
Первым начал я и начал очень коротко:
- Гуляли…
Мы понимали, что помполиту интересно было бы поглядеть на содержимое нашего покусанного пакета.  И как хорошо, что я догадался спрятать футляр в рукав куртки! Надеюсь, до общего досмотра дело не дойдёт. Николай врать вообще не умел, поэтому он молчал. Пришлось выступать опять мне.
- Геннадий Андреевич, - заканючил я, - мы за ликёром бегали. Не было его в «Совиспане».
И на крышку трюма были выставлены две большие бутылки «Пачарана» и алебастровый  Колумб.  Конечно, более унылой версии было придумать трудно.  Тем не менее, Николай попытался:
- Я к дочери ходил…Грехи молодости, знаете ли…
Помполит устало махнул на него рукой:
- Про грехи ты своей красавице жене расскажи.
Николай сдался:
- Вариант «больше не будем» никак не подойдёт?

Бедный Геннадий Андреевич! Все  его безмерно уважали и тут же безмерно врали. Мы присели  с ним рядом. Врать не хотелось, но и говорить правду тоже никто не собирался.  Лучшая тактика в этом случае – молчать. И, действительно, помполит молчал недолго.
- Вас никто не искал.  То, как вы по концу ползли, я случайно увидел. Тут другая беда -  Чопык пропал.
- А куда он денется? – удивился я.
- Это вы никуда не денетесь. У Николая мама больная. Тебе, чтобы на запад удрать, совсем не обязательно в матросы записываться. А у Чопыка дядя в Канаде.

Ни про больную маму Николая, ни про дядю Чопыка я не знал. Конечно, галичанин был под особым присмотром. Как ему вообще визу открыли? На этот вопрос помполит тоже ответил:
- После того, как Гержбаха от нас забрали,  особый отдел всех перетряхнул. Вот тут-то и выяснилось, что в своей анкете  Чопык про дядю, вроде как бы, и забыл.

Геннадий Андреевич устал от бесконечного вранья. И всё по той причине, что уважаемый человек  был при  неуважаемой должности.  Таких людей всегда проще обманывать.  Но, как  я понял, нас даже  не хватились, так что, любая наша сказка всех устраивала.  Очевидно, Му-Мукин побоялся настучать на нас.  Искали Чопыка!  Тут я обратил внимание на то, что крышка форпика лежит на своих задрайках, которые повёрнуты на закрытое положение.  Через щель пробивался тусклый свет дежурной лампочки.  Значит, там кто-то есть, и этот кто-то - совсем не боцман, который не променяет компанию каюты 85 на хмельное одиночество.  Зато Чопык мог утомиться  от пьяного шума.
- Никто никуда не убежал….
Я встал, подошёл к форпику и откинул крышку.
- Чоп! – крикнул я в полумрак.
В ответ тишина… Неужели я ошибся? Спустившись, я увидел знакомую картину! На верстаке стояла почти  пустая бутылка водки. Рядом, на тарелочке, томились копчёные брюшки скумбрии и корочка хлеба. Под верстаком, похрапывая,  на куче всякого тряпья  валялась драгоценная пропажа.  Я плеснул остатки  водки в кружку, выпил и закусил жирным, пропахшим дымком,  кусочком деликатеса. Выбравшись наружу, успокоил помполита:
- Там он… Письмо дядюшке в Канаду пишет.

Главный коммунист нашей плавучей Родины размером  восемьдесят  метров на четырнадцать  облегчённо вздохнул:
- А вы-то чего бегали, где попало? «Пачаран» могли бы и завтра купить.
  - Как это - завтра? А домой когда идём? – насторожился Николай.
  - Обманул я вас. – усмехнулся помполит. – Домой идём послезавтра.  Так как «Пачаран» вы уже купили, в увольнение вы не пойдёте… Наказанными будете!
Разговор закончен!  Геннадий Андреевич  встал и пошёл прочь. Николай  чуть было заикаться не стал:
-  Так не честно!
Уже из коридора надстройки донеслось:
- По швартовным ползать очень честно!  И щиток крысиный на место поставьте…и я вас прощу.

- Нет, ну, ты понял, как нас всех обули! – возмущался Николай. – Когда уже все деньги оставили в «Совиспане», оказалось, что никто домой не спешит!
- А нам-то что? – успокоил его я. – Мы не в «Совиспане» скупились, и тоже денег нет.

Наконец-то, я вытащил из рукава коробку-футляр от нашей красоты и отдал его Кретинину.
- И куда теперь? – спросил я его.
- Спать пойду.
- Тебе хорошо, а у меня в каюте опять погром.
- Тогда пошли ко мне – встретишь рассвет на диване.
- А порадовать товарищей тем, что завтра можно будет погулять, но без денег?
- Ну их к чёрту…
Можно было бы, конечно, и в форпике переночевать, но слушать храп Чопыка не хотелось. Я принял вариант Николая, тем более, что радовать, а затем пить с обрадованными мне тоже не хотелось.
Уже в каюте Николай  бережно поместил  нашу покупку в её законный футляр, который  обернул мягкой тряпицей.  Затем отвёрткой быстро раскрутил коробку спикера и всё упрятал в него. Спикер был переделан для  хранения таких тайн. Его обычный динамик в четыре раза больше того, который там был. Прикрутив нужные винтики на своё место, Николай потряс отвёрткой:
- Её тоже надо спрятать…

В каюту доносился шум гуляющих.  Иногда в коридоре вспыхивала перестрелка. Это индейцы отстреливались от  догонявших их ковбоев…  Я пожалел, что тоже не купил себе пластмассовый «кольт»!  Все мечты, даже детские,  должны осуществляться, и это не зависит от возраста. 
Кретинин поставил на стол бутылку водки:
- Ну, давай и мы по пять капель.
-  За успех?
- За успех!
Я пожалел, что не забрал у Чопыка остатки копчёности. С другой стороны,  забери я их - и мы просидим до утра.  В коридоре опять поднялась стрельба. Теперь уже индейцы преследовали ковбоев. Ударил «винчестер» и голос взрослого Лосберга Леонида Генриховича перекрыл шум перестрелки:

  - Загоняйте бледнолицых в рыбцех! Там мы их и прикончим!..

А где же их прикончить, если именно в рыбцехе, на весь стол упаковки накрыта скатерть-самобранка!

  В следующий раз я обязательно куплю себе «кольт»! С этой мыслью я удобно улёгся на диване  и уснул…
 
Вы, конечно, опять не поверите, но утром пришло утро! Свежее утро Канарских островов лёгким ветерком  выдувало запах перегара  из наших кают. 
Дежавю – это психическое расстройство, когда человека преследует мысль, что он видит одно и то же.  Заглянув в свою каюту, я понял, что это значит! Боцман стонал на койке  Чопыка,  Гоша Чунинский умирал на диване, Тулип лакал из-под крана. Кругом валялись пустые бутылки, стол завален объедками и закидан окурками. Следом за мной  явился взлохмаченный и пропахший копчёными животиками скумбрии Чопык:
- Кто мою заначку выпил? Уже в форпике спрятался от этих алкоголиков, но и там нашли!
Мне ничего не оставалось, как чистосердечно раскаяться:
- Я выпил. А что?
- Что, что.. Гад,  ты вот что!
- Чего ты переживаешь? У Дракона полно водки.
При слове «дракон» боцман вылез из норы и следом за Тулипом тоже стал лакать струю дистиллята. В очередь пристроилось тело Чунинского.  За столом в когда-то  белоснежном костюме,  а теперь присыпанный  пеплом сигарет и хлебными крошками,  затроганный жирными руками товарищей,  с остатками тостов на груди спал Аполлон Семёнович Бурик.  Очнувшись, он стал искать свои носки. Они оказались в разных концах каюты.
- Очевидно, поссорились! – предположил «повелитель огня».
Рассматривая пальцы своих ног  и, чувствуя, как душа  возвращается в тело, он радостно объявил:
- Смертельный номер!
Сигарета  «Camel» зашуршала в руках факира, спичечный коробок упал на пол. Аполлон пальцами ног раскрыл его, достал спичку, чиркнул её и прикурил.  Ловко пущенная струя дыма загасила огонь,  давший ему жизнь.

Мой портфель, выполнявший роль алкогольного склада, потерял более половины своих запасов! А ведь брали из расчёта на переход до Севастополя!
Оживший  «спикер» голосом Сан Саныча попросил вернуть посуду в столовую команды. Заодно предупредил, что перед завтраком будет собрание. 
Боцман осматривал местность! Сообразив, где он, тут же предложил:
- Если пойдём, тогда давайте - по пятьдесят  капель и пойдём…Если не пойдём, то и не пойдём…Тогда можно и по сто…
Решили таки идти, но выпили по сто.

Когда помполит объявил, что шлюпка в город будет в 10-00, наступила зловещая тишина. Все поняли, что они жертва коварного  обмана!  И кому интересно  бродить по  чужому городу без денег?  Зато «Совиспан» бьёт рекорды по выручке.
С особой речью выступил доктор Александр Иванович! Понимая, что денег на хорошую водку нет, он предупредил:
- Товарищи! Я понимаю, что алкоголь вы берёте тот, что подешевле. Поэтому, вы  смело утверждаете, что «виски» это самогон из Крыжополя. Пусть будет так, но не покупайте спирт!
Свободный доступ к такому дешёвому алкоголю - это, действительноё проблема. В любой аптеке  продаётся  и этиловый, и метиловый спирт. Разница в цвете пробки.  Но никакому испанцу не придёт в голову пить ни тот, ни другой.  Русские моряки, как известно, совсем не испанцы, поэтому им в голову и не такое приходит. Если  вообще ничего не приходит, то они действуют по обстоятельствам.
Последним нас благословил капитан:
- Товарищи! Помните, что мы находимся во враждебном нам обществе! За ширмой сладкой жизни таятся горькие разочарования. Например, вчера к нам на борт просился один из тех, кто наелся этой халвы капитализма. Он, буквально, умывался слезами и просил вернуть его в Союз…. Я, конечно, отказал…
Собравшиеся одобрительно загудели. 
- Отщепенцам не место в наших рядах, - воскликнул Чопык, но чего в его словах было больше, гнева или иронии, понять было сложно.
Аполлон Семёнович ударил кулаком по столу:
- Позор марионеткам пропаганды!
Лосберг предостерёг:
- Ты уж уточняй, какой пропаганды. Так и договориться можно, правда, Геннадий Андреевич?
Кто «просился» в Союз - было известно.  Я с трудом себе представил Краснова, который  «умывался слезами». Жаль, что весь этот спектакль мы с Николаем  пропустили,  болтаясь на швартовом конце.

Сидеть в прокуренной каюте мне совсем не хотелось, но идти в город было не с кем.  Кретинин остался сторожить наш «сейф».  Члены секты алкоголиков вернулись на свои рабочие места в каюте 85. Выручила Люба.
- Пошли на пляж, - предложила она. – У меня и купальник есть…
Если бы мы стояли в одной из братских африканских стран, то найти таньгу на пиво и бананы было бы несложно.  Парфюм, мыло, обноски – всё  это легко обменивалось на алкоголь первой необходимости.  Мелкие кражи с родного парохода приветствуются!  В Пальмасе такие финансовые схемы продвигались на более серьёзном уровне. Однако, азарт  ченча  запретить было невозможно. Оставалось одно – пресекать.  Поэтому, у трапа стояли старпом и помполит.
Первым попался Толяшик.  Всю бронзу и латунь, которую он смог поднять, была аккуратно уложена в его «дипломат». У трапа Толяшик  был ограблен и отпущен на волю. Чопык пытался пронести мешок со своими удивительными мочалками. Результат тот же. Думаете, им очень хотелось пива?  Нет, конечно. На преступление и позор их толкал азарт!

Жора, наш бессменный лодочник, доставил немногочисленную  толпу нищих туристов  к удобному причалу.  Культурной программы никакой не было. Иди, куда хочешь, главное -  не опоздай на последний рейс вечно протекающей шлюпки.   Если кто и сумел заработать, так это Жора! Под шумок он продал несколько канистр соляра и, упиваясь разносортным пивом,  чувствовал себя очень хорошо. Чопык таки тоже попил этого прекрасного напитка.  Им его угостил помполит, который не отпускал Вову от себя ни на шаг.
Пока все бегали и не знали, чем себя занять,  я валялся на тёплом песке океанского пляжа и любовался прекрасной фигурой буфетчицы.  Впрочем, любоваться - это всё, что мне позволялось. Тулип всерьёз думал о свадьбе, и я уже был в списках приглашённых.
-  Он за мною два года бегает, - глядя на тёплые волны ворковала Люба. – А я, словно дура, всё красавца ждала. Поверь Тулипу сразу, так и родила бы уже…
Разбежавшись и плюхнувшись  в тёплую Атлантику, я  понял, что завидую им обоим. 

На следующий день всё ещё хмельной «Сапун-Гора» обогнул причалы Пальмаса и повернул свой побитый нос в сторону Гибралтара. Надеюсь, пусть со второго раза, но в эту щель мы попадём… 


       .  

Изменено 21 ноября, 2016 пользователем гудым

[гудым]

 НАЧАЛО ЭПИЛОГА

 

         Благородные волны Атлантики сменила барашковая рябь моря Альдебаран… Затем мы проскочили грязно-зелёную лужу под названием Средиземное море.  Замелькали красивые острова, а сознание того, что где-то тут рядом знаменитый остров Лесбос, мешало по ночам спать.  Причём, мешало спать именно женскому населению нашего траулера! Чем ближе становилась Родина, тем холоднее становилось  тело любимого.  Даже Люба - и та осторожно  относилась к предложению Тулипа.  Проходя мимо её каюты, я услышал тихий плач гитары и дрожащий голосок Любы:

Разве вспомнишь слова-то чьи,

Только верно замечено:

Мужики  таки  сволочи,

А носить – так и нечего.

 

Боцману Валере Янину не уже нужен был  сахар, а, следовательно, ненужной оказалась  и Анна Гавриловна.  Неутомимая прачка попросила Сан Саныча  показать волшебный этот остров на карте.  Штурман, конечно, показал и  успокоил её в своей обычной манере:

- Капитан приказал подальше держаться от Лесбоса. Был случай, когда с  «Поливановой»  десять женщин в воду попрыгали и уплыли…

  - Да? – завистливо воскликнула прачка.

  - Да!  На лоции клянусь, всё так и было…

 

Попытки комсостава найти матросам, хотя бы какую-нибудь  работу закончились полным провалом.  Какая может быть работа, если «Сапун-Гора» на несколько лет  становится в ремонт.

Конечно, видимость судовых работ была,  но это дело привычное и специального обучения не требует. Главное,  с озабоченным видом вовремя перемещаться по палубам.  Если ты, валяясь на жаркой пеленгаторной, вдруг вспотел, то предстать перед капитаном  уже будет необходимостью.

Николай Кретинин слегка омрачил мой преждевременный отпуск:

- Скоро начнут красть!

- Это как? – не понял я.

- Ты не знаешь, как крадут? Мы забиты барахлом и идём домой своим ходом…

И, действительно, у технолога Вячеслава Трофимовича  пропал новенький двухкассетный магнитофон, купленный им в «Совиспане».  Затем у Гоши Чунинского пропала почти тысяча пакетов с изображением счастливых ковбоев и одного верблюда  – «Marlboro», «Winston»… «Camel»… Более мелкие кражи сыпались горохом! И это при том, что все вокруг были свои в доску! Даже ночью никто из чужих негодяев  не приходил.

 

После Санитарного контроля в Чанаккале мы получили право на проход  родных проливов. Изображать из себя утомлённых непосильным трудом больше никто не собирался. Напротив, с откровенно праздным видом мы слонялись по палубе и дёргали затворы своих фотоаппаратов.  Голубая мечеть, вытянув свои минареты, застыла в эффектной позе!

Думаете, что всё, на этом сюрпризы закончились? Нет, конечно! Как только мы прошли под знаменитым Босфорским мостом, была получена новая вводная: «…на выгрузку  идти в порт Ялта…».  В восемь часов вечера мы вышли из пролива и в восемь часов утра следующего дня ошвартовались на городском причале Ялты.  Нам прикажут, мы – исполним!

Таможня затопала по коридорам. Две деревянные тёти и один деревянный дядя, ввалившись в нашу каюту, сразу спросили:

- Кто из вас  Владимир Чопык?

Времени на обдумывание не было, и у Владимира Чопыка перетряхнули всё, что можно было перетряхнуть. Тут было два варианта: либо дядя в Канаде, либо донос Му-Мукина. Все его вещи раскидывались по каюте, а сверху падали мочалки и авоськи. Не найдя ничего, нам предложили выйти. Чопык вполне серьёзно заявил:

- Если вы хотите поглядеть на меня голого, то у  меня имеется  вот такая фотография.

Перед деревянными тётями легла на стол известная всему нашему пароходу фотография.  Деревянные тёти стали покрываться набухающими почками.

- Могу подписать, - предложил племянник дяди из Канады.

 

  Когда всё это закончилась, и таможня удалилась, Чопык потёр ладони:

- Идиоты! Искать не умеют…

Он подошёл к нашему коврику возле двери и поднял его. Под ковриком притаился объёмный, большого формата, помполит зари христианства, товарищ Иисус Христос. При определённом угле зрения у него на щеке появлялась слеза.  Христос был потоптан ногами, но остался непобеждённым.  Вариант с  Му-Мукиным легко подвинул дядю в Канаде… Для многих стучать и писать доносы - это так же необходимо, как и дышать.

 

Теперь  на борт нашего судна хлынула толпа встречающих родственников. Их было немного, но все они были очень шумными. Капитана встречала молодая, красивая девушка.  Очевидно, дочь, - хором подумали члены экипажа.

На следующий день началась самая унылая выгрузка, которую  можно было представить, только имея большую фантазию.  По причалу гуляли отдыхающие и с любопытством рассматривали наш траулер. Точнее, его нос. Какой-то дедушка смело пояснил своей бабушке:

  - Это они с войны пришли…

С какой войны мы пришли, он не уточнил, но ялтинцам всё стало понятно, и слухи не давали покоя  воображению.  Впрочем, их не столько интересовала война, сколько содержимое наших трюмов. Посыпались заманчивые предложения обмена свежемороженой рыбы на свежесоветские рубли. Учитывая то, что у большинства активных членов команды денег вообще не было, такие предложения без внимания не оставались.  Строп, аккуратно  сложенный из паков с товаром, медленно выползал из трюма и  опускался на раскалённый асфальт.  Из плотной и потной толпы, выскакивал  коренастый мужичок, легко хватал почти 35 килограмм мороженого веса и так же легко растворялся в толпе. Деньги он внёс заранее!  При таком товарообороте, получалось так, что мы крадём сами у себя. Такой способ наживы быстро пресекли  и народ стал договариваться не с нами, а с водителем грузовика, на который всё это перегружали.  То есть, уже после того, как наш груз уже был засчитан.  Финансовый поток пробил новое русло. Теперь наш советский траулер напоминал плавучую лавку в порту Дудинка.  

Стоило кому-либо из команды появиться на трапе,  и к нему тянулись руки соотечественников  с зажатыми купюрами: «Есть что продать?...». Есть, конечно! Кофе, пакеты, сигареты, ковры, мохер, жвачка… Родина…  Вскоре бедность на отдельно взятой территории Советского Союза была побеждена!

  Наконец, по трапу поднялся солидный человек средних лет с аккуратной французской  бородкой и средним «пивным» животиком.  В руке у него был средних размеров настоящий французский саквояж. Бессменный вахтенный у трапа товарищ Му-Мукин строго спросил:

- Вы к кому?

В журнале посещений судна появилась запись: « Вольфович Николай Яковлевич …  к Николаю Кретинину».

Встреча состоялась в каюте радиста. Гость был усажен на самое почётное место – на диван. Саквояж примостился рядом.

- Он в деле, - кивнул на меня Кретинин, и на стол была поставлена заранее приготовленная коробочка с драгоценностью.

Я не могу сказать, что никто не испытывал волнения.  Могло произойти всякое. Например, наша драгоценность могла оказаться не совсем драгоценностью.  Слегка волновался и Николай Яковлевич. В саквояже были не зубная щётка и запасные носки. Там было крупная сумма денег.  Опасения остаться без неё и не получить то, что хотелось бы, конечно были.

Пока наш покупатель внимательно изучал товар, мы молчали, причём, так молчали, что даже дышать не хотелось.  Наконец, прозвучал приговор:

- Ну, что ж… Всё отличного качества. С вами приятно работать.

Далее он обратился к Кретинину:

  - У меня несколько поставщиков, но у тебя, Николай, отменный вкус и замечательная честность.

Мне показалось, что сейчас  товарищ  Вольфович раскроет свой саквояж и вручит нам переходящий вымпел «победитель социалистического соревнования».  Но, когда саквояж действительно разомкнул  свои челюсти-створки, я понял, что его хозяин вовсе не товарищ. Его хозяин – господин Вольфович! 

На столе стали появляется вожделенные дензнаки в  аккуратной  банковской упаковке. Я могу сказать, сколько их было! Вам известна  цифра «много»? Так вот, их было больше… Восемнадцать  упаковок по сто штук десятирублёвых купюр ожидали нашей ласки!  Кретинин надорвал каждую пачку и проверил на «куклу».

- Не обижайтесь, ради Бога, - извинился он перед визитёром. – Наслушался, понимаете ли…

  Конечно, Николай Яковлевич всё понимал, но для того чтобы испарить  возможный осадок недоверия, в саквояж опустилась  последняя бутылка «Пачарана». Я проводил гостя до трапа и вернулся в каюту для дальнейшего дележа добычи. Согласно наших взносов, мне досталось восемь пачек.

  - И куда это спрятать? – растерянно спросил я.

  Кретинин быстро убрал свою долю:

  - Не знаю, думай сам. Вечером я  на такси,  кабанчиком метнусь в Севастополь. К утру вернусь..

Пока я думал, что делать с пакетом «Winston», набитым деньгами,  в коридоре поднялся шум. Судя по крикам, искали меня. Прятаться я не собирался и смело оставил каюту радиста. По коридору метался растерянный Чопык:

- Вот ты где! К тебе твоя мама пришла…

  Я, как был с денежным пакетом, так с ним и поспешил  на палубу. Только Моей Мамы мне не хватало, остальное всё у меня уже есть.

 

  На палубе Моя Мама была взята в плотное кольцо всеми, свободными от вахт и не очень свободными.  Алуся наслаждалась своим восторгом:

  - А я сразу сказала, что наш трюмный и Вы - это одно лицо! Но никто не верил, что Ваш сын и – у нас…

- Алуся, - пробрался я сквозь толпу, - я тебе потом расскажу тайну рождения близнецов.

На причале стояла чёрная «Волга». Водитель не спеша и привычно натирал полировку. Сразу было видно, что торопиться ему некуда. Мама знала, что я не люблю её визиты на мою территорию. Мои визиты на её территорию, тоже не приветствовались.  После дежурных чмоков и обнималок посыпались расспросы на тему быта и качества питания. Алуся опять не удержалась:

- Мы кормим его хорошо!

  Полнимая, что поговорить не дадут, Моя Мама перешла на сокращённую программу встречи.  В Крыму она по делам своей киностудии, но не на съёмках. Летом Крым превращался в одну большую декорацию.  Тут снимают все и снимают про всё. Или вы думаете, про Чукотку в долине Баранби снимают? Для чукотских пейзажей есть Коктебель с его коньячным заводиком и Лисьей  бухтой. Есть тут своя Италия, есть тут и свой штат Кентукки.

- Я сейчас в Севастополь. Там мы остановились в Камышах в гостинице моряков.

- В ДМО, что ли? Дом межрейсового отдыха – уточнил я.

- Не знаю… Большая такая гостиница, а внизу ресторан «Волна».

 

К нам подошёл капитан со свой дочерью и настойчиво попросил отобедать.  И Моя Мама согласилась! Но отобедала она не в кают-компании, а в столовой экипажа.  И она сидела на моём месте и  ела из  моей миски-мухтарки… Водитель тоже был приглашён и тоже с удовольствием гремел ложкой по миске.  Конечно, тему о питании Алусин борщ закрыл на семь замков.

Наговорившись с кем угодно, но только не со мной, моя родная знаменитость  засобиралась в Севастополь. Всё это время я не расставался со своим пакетом Гопсека! Даже в столовой я держал его при себе.  Уже на причале возле «Волги» я сунул его  Моей Маме:

- Положи на книжку на моё имя. В Севастополе я у тебя её заберу.

Мама, чувствуя тайну, осторожно заглянула в пакет:

- Ого! – не удержалась она. – Это твоя зарплата?

- Нет, это нетрудовые доходы, - честно признался я.

  - Хорошо доходит…

 

И тут я вспомнил, что Кретинин тоже собирался в Севастополь. Замолвил за него словечко, и Николай получил пятнадцать минут на сборы.

Кретинин скатился по трапу с большим чемоданом и точно с  таким же пакетом, как и у меня. Мама улыбнулась и шепнула:

- До него тоже дошло?...

 

Утром вернулся Кретинин, и я ещё сутки слушал о том, какая у меня хорошая мама. Затем я это слушал от Алуси, Любы, капитана и его дочери. И все они гордились тем, что я, вот такой простой парень, делю с ними все радости и невзгоды.  Выслушивая всё это, я знал, что у всех у них в голове крутится один вопрос. Но только один Чопык  его озвучил:

- Что ты тут делаешь?

У меня не было ответа.

 

Через двое суток утомлённый рыболовный траулер  «Сапун-Гора» покинул гостеприимную Ялту и, наконец-то,  пошёл на Севастополь. От экипажа осталось ровно столько людей, сколько надо было для поддержания жизни на борту. Я мог бы тоже сбежать, но остался верен боцману. Иначе ошвартовать наш траулер у родного причала было бы некому.  Рано утром мы вошли в севастопольский рыбный порт! Думаете это конец приключениям? Нет, конечно…

На следующее утро мы приняли на борт толпу деятелей советского кино и вновь вышли в море. Благодаря  Моей Маме и её вовремя сказанному слову, нашему траулеру выпала высокая честь сыграть едва заметную роль в фильме «Тяжёлая вода»…

Да, у меня самая лучшая в мире мама… Жаль, что она не торгует мороженым или игрушками.

 

 

 .

Изменено 23 ноября, 2016 пользователем гудым

[Gunescape]

Как всегда, душевно!

[Виталий Баченин]

А мне искренне жаль, что это начало эпилога. Как-то привык я уже к героям очерка, хотелось бы еще почитать о жизни рыбаков интересные истории! Спасибо, Сергей! Ты мастер слова, безо всякой тени сомнения. Не только стихи твой конек, получается! Мое скромное мнение-книгу можно издавать, уверен, что будет читаться!

[Gunescape]

А мне искренне жаль, что это начало эпилога. Как-то привык я уже к героям очерка, хотелось бы еще почитать о жизни рыбаков интересные истории! Спасибо, Сергей! Ты мастер слова, безо всякой тени сомнения. Не только стихи твой конек, получается! Мое скромное мнение-книгу можно издавать, уверен, что будет читаться!

Виталя, полностью с тобой согласен!

[гудым]

         ЭПИЛОГ

- Мотор!…
В кадр влезла и  щёлкнула хлопушка.
- Камера!...Стоп, стоп, стоп!
Толстенький человечек заметался по палубе:
- Ещё раз объясняю! Вы - самодовольные, буржуйские рыбаки! Изобразите  самодовольство! Неужели это так трудно?!

  «Самодовольные буржуи» - это те, кто не успел удрать с траулера домой. Профессиональных артистов не было.  Режиссёра и того не было. Для того, чтобы отснять подобную  халтурку, достаточно было его помощника и десятка  добровольцев из народа.  Всё это безобразие происходило на рейде Севастополя.  Теперь над «Сапун-Гора» развевается флаг Либерии, в столовой оказалась гримёрная и, главное, у нас появился  буржуйский  капитан.  Им был назначен  бородатый тралец из второй вахты.  На капитанский мостик он поднялся только благодаря своей бороде.  Забыв недавнее, пропахшее парфюмом,  прошлое,  теперь в новой капитанской форме неизвестного государства  этот самобытный артист  осматривал  через бинокль горизонт и отдавал какие-то команды, неумело дёргая машинный телеграф. 
Закружился вертолёт, и творческому коллективу пришлось изображать горе! Дело в том, что по замыслу автора именно в этот момент в буржуазный трал влезла советская подводная лодка.
За рождением  шедевра кинематографа  я лениво наблюдал со шлюпочной палубы. Рядом стояла неопределённого возраста девушка и затягивалась сигаретой.  Если бы мне пришлось  замораживать её, то на паке была бы этикетка:  «Ставрида, мелочь третьей группы.  Для пушного зверя…».
- Здесь нельзя курить,  - сказал я.
- А где  можно? - хлопнула  рыбьими глазками говорящая Ставридка.
- У меня в каюте.
- Тогда пошли?
Мы не пошли, мы побежали.  В каюте моя Ставридка сорвала с себя кофточку и страстно зашептала:
- У тебя есть только пять минут!
  Представляете, как мне повезло? Проснувшись утром я, даже не думал о таком счастье.  Там, где у обычной женщины находится грудь, у Ставридки было два коричневых расплющенных пятачка, на которых покоилось  маленькие  горошинки.  Посреди плоского живота зияла впадина пупка. Что там творилось  ниже,  мне рассматривать было некогда -  мы уже были в полёте на малиновый дерматиновый диван…
Отпущенных пяти минут мне вполне хватило. Отсутствие  полноценного бюста -  это  хорошая экономия времени на ласках.  Весь процесс получения любовного огня путём трения занял ровно одну минуту и пятьдесят три секунды. Правда, огонь так и не вспыхнул.
- Это всё? - удивилась Ставридка, рассматривая то, как перламутровая лужица на её животе  заполняет её пупок.
- Сама просила побыстрее, - искренне удивился я.
- И как скоро ты восстановишься? - не теряла надежды Ставридка.
- В смысле, когда захочу тебя ещё?
- Да…
Я хотел соврать, но сказал правду:
- Через полгода.
Обманутая надежда  обожгла  презрением.  От дальнейших ожогов  меня спас «спикер», закричавший чьим-то чужим голосом:
- Света!  Срочно появись в гримёрной!
         Ставридка вздрогнула:

        - Ой, это меня.

        Оказывается, это Света.
 
К вечеру мы вновь ошвартовались, и вдруг я понял, что на рыболовном траулере морозильном «Сапун-Гора» - это моя последняя швартовка.  На борту всё чаще появлялись какие-то посторонние люди, которые бесцеремонно хлопали дверьми опустевших кают.  Если вам кто-то скажет, что машинное отделение - это сердце корабля, не верьте этому.  Вас опять жестоко обманывают.  Сердце любого корабля - это камбуз!  Очень скоро оно перестало биться. Почти все участники замечательного океанского заплыва были списаны.  В моём календаре появился последний и самый жирный могильный холмик. Под ним упокоилось 6 августа 1979 года. Отдав  Валере Янину ключи от каюты, я вольным человеком сошёл на берег.  Прощай, «Сапун-Гора»…

  Возле гостиницы, на её узком цоколе в застывшей позе, положив руки на колени,  сидел  Александр Абдулов.  Тот самый  Александр Абдулов. В одной руке у него дымилась сигарета и, судя по столбику пепла, дымилась давно.   Его красные глаза смотрели мимо меня. «С такими глазами только медведей играть» - подумал я.  Наконец,  Абдулов вспомнил про сигарету. Я присел рядом и собирался уже спросить, не видел ли он Мою Маму, как она сама появилась на крыльце, делая знак подойти к ней.  Абдулов посмотрел на нас, хотел что-то сказать, но  опять замер.
  Мама передала мне сберкнижку и попрощалась - она уезжала в Ялту.  Мы ещё о чём-то говорили, пока не  подкатил старенький автобус  ялтинской киностудии и прозвучало привычное:
- Мне пора…
Интересно, сколько раз я это слышал?  Очевидно, и у неё для меня было только пять минут. И это при том, что незримо она всегда была рядом. Такое бывает с умершими.  Единственный, кто уделял мне не по пять минут, а тратил на меня остатки всей своей жизни, так это Мой Дед.
В автобус повалила колоритная  толпа работников искусства.  Абдулов вновь очнулся, поглядел на погасшую сигарету и, медленно переставляя ноги, присоединился  к своим коллегам. Глядя на него, можно было уверено сказать: «…вчера было...».  Автобус закряхтел, выстрелил выхлопной трубой, заскрипел и укатился. Думаете, конец приключениям? Нет, конечно.  Нас ожидали  касса и ресторан «Волна»…

Любые деньги всегда приятно получить.  И особенно приятно,  когда их тебе выдаёт пышногрудая натуральная блондинка. Сколько было денег? Вам известна цифра  «мало»?  Так вот,  по сравнению с тем, что мы заработали  в обход уважаемого нами закона,  денег было  совсем мало. Но даже этих денег вполне хватало для того, чтобы  в течение целого года ездить на троллейбусе. Если ездить в один конец, а назад идти пешком, то хватит на два года…
Впрочем, меня больше беспокоила  блондинка. И хорошо, что у меня есть такой друг, как Николай Кретинин. Он знал всех или почти всех.
- Это Ирина Снежкова.  Недавно походила  замужем и  теперь ходит легко и свободно.
- А как с ней познакомиться?
Кретинин поглядел на меня, словно на маленького мальчика в шортиках.
  - Выучи пару фраз  на китайском.
- Зачем? - удивился я, мысленно подтягивая шортики.
  - Ну, она же по-русски ни бум-бум…
В тот же вечер я ужинал с Ириной в ресторане «Волна».  Рядом ворковали  Володя Чопык и… Ставридка.  На вопрос, почему она не уехала со своими,  рыбка взмахнула ручками-плавниками:
- Мы с «Довженко», а они - с «Горького».
Чопык  подливал в бокал своей добыче «шампанское», с  выражением  рассказывая  о страшных  штормах и островах, населённых дикими людоедами.  Если верить его словам, то двое наших товарищей пали смертью храбрых.  И не соврал! Мы же, действительно, потеряли Гержбаха и Пашу-борода.   Если Пашу я встретил живым и здоровым под управлением, то с Олегом Францевичем  происходило что-то непонятное.  В отделе кадров я попытался узнать его адрес, но мне сразу заявили:
- Такой у нас никогда не работал.
- ???
- А без вопросов можно?
Без вопросов было трудно, и я нашёл Геннадия Андреевича.
  - Гержбах? А кто это такой? - не краснея, удивился он.
Убедившись, что я не отстану, помполит  поставил на разговоре точку:
- Я забыл, и ты забудь… Хотя бы, сделай вид, что забыл.

Тем временем, вечер катился по накатанной колее, и уже было  понятно, что ночевать я буду у пышногрудой  Ирины.  У Чопыка появился свой личный свободный номер.  Если у меня всё шло по плану, то планы моего друга легко разрушили появившиеся морпехи их Казачьей бухты.  Завидя их, Ставридка заметалась по залу! Морпехи - это головная боль всей округи.  Ближайший к ним ресторан - это именно наша «Волна».  В перерывах между защитой Родины табуны этих коней выщипывали наши пастбища.  Драки были обычным делом, но очень скоро жеребцы поняли, что никакие приёмы самбо от кулака матроса тралового флота не спасают. К тому же, нас всегда было больше.  Гонор поутих, но… женщины легко меняли нас на молодых скакунов в красивой форме.  Сказки про людоедов не помогали, и Чопык понял это.  Когда Ставридка окончательно прилипла к молодому лейтенанту,  он достал свою знаменитую фотографию и  написал на обороте: «Светлане с любовью на долгую память….».  Затем со словами «живьём бы закопал...»  вложил её в сумочку Ставридки.  Зубная щетка, которая была там же, в восторге увиденного, зашелестела своей щетинкой.  Вскоре прибежала  мелочь третьей группы,  закинула  сумочку на плечо и растворилась с лейтенантом в сумраке испорченного вечера.  Интересно, что лучше или хуже -   испорченный вечер или испорченное утро? При случае, спрошу у Ставридки.
  Мне  тоже пора было уводить Ирину, тем более, что лейтенантов ещё хватало, а фотографий  больше не было.
Снежкова жила в доме возле поликлиники моряков. Уютная квартирка на втором этаже обещала  увлекательную  ночь.  Родители  Ирины трудились  на даче, поэтому я смело наслаждался теплом домашнего очага.  Более того, я почувствовал себя полноправным хозяином этого жилища. Так и хотелось спросить:  «А где мой халат?...А где мои тапочки из шкуры морского льва?...».  Окончательно войдя в образ мужа, я сгрёб Ирину в охапку и, по привычке, повалил её на диван.  Перед глазами была  только её грудь! Оголяясь, она становилась всё больше и больше.   Немножко досадно, но это был фальстарт.
  - На диване? О, ужас!... - воскликнула Ирина, отрывая меня от своей груди.
  Эту фразу я вспоминаю   всю жизнь!  Но дальше-больше. Оказывается, перед тем как окунуться в водопад любви, надо принять душ.  Я не понял, мы что, рыбную  муку выгружали?  Далее условия игры усложнились ещё больше!  После едва тёплого душа, на мягкой и чистой кровати, Ирина прижалась ко мне и, словно между прочим, предупредила:
  - Если придут родители, то ты спрыгнешь с балкона…
Всё, я больше ничего не хочу. Нет, представив горы костей и раскиданные черепа под этим самым балконом, я понял, что  хочу к Чопыку.  Но было уже поздно… Подобно вьюнку, Ирина оплела моё одеревеневшее тело,  зашептала какие-то заклятия и  полностью растворила  меня в себе...После слова французского и всего прочего, я понял, что такое женщина.  Светка-Крокодил  и Светка-Ставридка  навсегда исчезли из моей жизни.
  И это ещё не всё! Если, хотя бы два члена экипажа «Сапун-Гора» находятся рядом, приключений хватит на всех. Рано утром вернувшись в гостиницу, я застал в номере Алусю и растерянного Чопыка.  Нет, у них не было никакой разновидности любви.  Алуся рыдала… Угадать, что случилось, было совсем несложно - Шурик Догудовский сбежал.  Причём, не просто сбежал, а прихватил все шесть ковров, которые Алуся покупала для их совместного гнёздышка. Я обнял Алусю. Её горькие слёзы текли по её щекам и капали в мою душу. Алуся уже не плакала, она - выла…
  То, что Догудовский украл эти никчёмные  ковры,  было не главным. Он украл её  рисунок, где дрожащей женской рукой были нарисованы  чистенькая хатка и маленький мальчик, который держал за руку своего нового сильного и красивого папу…  Вот такие страсти-мордасти…

  Впереди у меня было три месяца отпуска и отгулов. Вскоре мы  с Чопыком улетели в Одессу. Я летел домой, Чопык - ко мне в гости.  Мы увидели массу интересного и переделали массу полезных дел.  Мы ходили в гости ко всем моим родственникам и знакомым и, наконец-то, зашли в гости к Шурику Догудовскому.  Правда, зашли шумно! Гнилая дверь полуподвала, в котором беглый принц  жил  возле «Привоза», после лёгкого удара ногой гостеприимно распахнулась. Шурик очень обрадовался встрече и после  лёгкой оплеухи подарил нам шесть ковров… И не просто подарил!  Оставаясь любезным до конца, он, как настоящий джентльмен, помог нам дотащить их до ближайшего отделения почты.  На каждом, свежеупакованном коврике своим красивым почерком я вывел:
Куда:   с. Новая Ободовка,
Винницкой обл.,
Тростянецкий р-он.
ул. Суворова.
Кому:  Алусе Кравченко.

Вот теперь рейс, действительно,  окончен…

Но это ещё не всё! У каждого автора, уважающего читателя, всегда есть:
POST SCRIPTUM. 

Идя на поводу желаний моих родственников,  я всех их осчастливил,  согласившись подать документы на заочное отделение Ейского морского рыбопромышленного техникума.   В захудалый, но миленький город  Ейск,  пришлось ехать  под конвоем  Моего Деда.  Пока он и директор техникума Олег Иванович Амченко  вспоминали свою фронтовую молодость, я чиркнул пару формул, осилил несколько строк сочинения  и был зачислен…
  После отпуска, появившись перед инспектором с тем, чтобы записаться на новое судно, я получил  приказ - явиться к Попсуйко Анне Демидовне!  Это уже производственный отдел, и  Анна Демидовна - его строгий начальник.  Она внимательно поглядела на меня, сравнивая  моё изображение с фотографией, которая притаилась  у неё на столе под стеклом. Чья это была фотография,  догадаться несложно - Моя Мама невидимым бульдозером всюду шла впереди меня. 
- Похож! - довольно сказала Анна Демидовна.
Покрутив в руках какую-то бумажку, она добавила:
- Пойдёшь мастером на «Стрельце».

  Она даже не спрашивала, хочу я этого или не хочу.  Вот, пойдёшь и всё… И я пошёл…  Старый «тропик» РТМ «Стрелец», был для меня повышением. Вторым штурманом оказался Сан Саныч, для него «тропик» - это понижение. Затем я ещё раз пошёл… Это были самые обычные рейсы. Уже не было такого боцмана, как боцман Валера Янин. Не было таких, как  Алуся и Люба. . Не было таких, как Чопык и Тулип.  Не было ни злых духов, ни добрых. Может быть, они и  были,  да  я их не замечал.  С возрастом такое бывает. 
  С возрастом даже Смерть приходит.  Однажды, случайно оказавшись на кладбище, я обратил внимание на свежую могилку.  На чёрном камне  был прорисован траулер - такой же, как наш «Сапун».  Моросил дождь, но опрятная женщина, расковыривая могильную глину детским совочком и руками, высаживала цветочки.  Я подошёл ближе и прочёл надпись «Капитан дальнего плавания Елисеев….»
- Здравствуйте, - сказал я женщине. - Это мой капитан.
  - Здравствуйте… А это мой муж.
  Мне захотелось сказать что-то приятное:
- Вы же не одна. У вас дочь ещё есть.
- Какая дочь? - удивилась капитанша.
- В Ялте его встречала.
- Это его любовница…
И тут она засмеялась, правда смех был похож на карканье.  Я поспешил прочь, но карканье становилось всё громче. Когда я оглянулся, женщины уже не было. Вместо неё на  чёрном могильном камне над рисунком траулера сидела огромная чёрная ворона.  Такие перевоплощения  тоже приходят  с возрастом.

После каждого рейса я встречался с  господином Вольфовичем. Дружба наша крепла, хотя, дружить становилось  сложнее.  Доллар начинал активно пожирать рубли, а золото пожирало  рубли,  доллары,  фунты  и прочие тугрики.  Я всё чаще думал об этом металле, и дело тут не в жажде наживы. Не мы выбираем дорогу, а Судьба. Она всегда подаёт нам свои знаки, всегда сведёт тебя с тем, с кем ты сможешь добиться большего или вообще пропадёшь.  Если ты ей где-то будешь нужен, то она выгрызет все твои мозги, но ты сам приползёшь туда, куда она тебе прикажет.   Во сне мне снились какие-то неземные пейзажи и,  просыпаясь, я был уверен, что скоро увижу их наяву.

  Встречаясь с Ириной в дачные дни её родителей,  я понимал, что ей нужна определённость. Чего-чего, а именно этого у меня не было.  К тому же, она старше меня на три года… Впрочем, Моя Мама  старше Моего Папы тоже на три года.   Всё дело в том, что вить гнёздышко и таскать туда червячков мне совсем не хотелось.  Всё решилось, когда  Анна Демидовна нашла мне новое назначение:
- Пойдёшь мастером на «супер»… Сделаешь рейсов пять  и после ремонта останешься на нём технологом…
  Прекрасно! Но этот «супер»  все пять рейсов должен был работать в заливе Кергелен. То есть, ничего, кроме  криля и деревянных масок Мапуто, я не увижу.  Жаль, конечно, но африканский шашель ни меня, ни клиентов Вольфовича не интересует.  С такими тяжкими думами я встретил Николая Кретинина.
-  Езжай на Чукотку, - словно  угадав мои мысли, сказал Николай. -  Всё лучшее всегда за горизонтом!  И какая разница как ты бегаешь за ним, по воде или по кочкам тундры?

         Это был знак Судьбы.  К тому же Беня, добившись пересмотра своего дела, уже был там. 

И, опять же - у Моего Деда на прииске «Отрожный», среди многочисленных начальников был славный боевой товарищ!  Звонок в Анадырь поставил точку невозврата:
-  Павел Фёдорович!...  Узнал?.... Тут вот какое дело…
Родня охнула и стала  собирать тёплые вещи.  Хорошенький поворот!  А почему бы и нет? Закиснуть всегда успеешь, а моря  не обмелеют.
17 августа 1981 года я впервые вдохнул волшебный воздух Канчаланской тундры.  Но это совсем другая планета и совсем другие истории...

.

Всем СПАСИБО..))

Изменено 24 ноября, 2016 пользователем гудым

[Виталий Баченин]

Тебе спасибо, Сергей! Знаешь, ловлю себя на мысли, что хотелось бы узнать как сложилась судьба твоего героя (твоя, если точнее)-дальше, уже на Чукотке. Стихи об этом крае  я прочел (некоторые даже перечитываю временами)-все здОрово, но проза твоя, по стилю изложения, по легкости восприятия, по способности передать все краски и оттенки, образно говоря, ничуть не хуже стихов! Такой, вот намек... Может быть, этот эпилог будет началом новой повести, новых историй? Очень на это надеюсь! 

Изменено 24 ноября, 2016 пользователем wital-i

[Gunescape]

Но это совсем другая планета и совсем другие истории...

Расскажешь?

[гудым]

 

 

как сложилась судьба твоего героя (твоя, если точнее)-

 

.. Пожалуй, 90% того, что здесь понаписано, это произошло либо со мной, либо я был этому свидетель. Так что это не сборник морских баек.  Имена и фамилии либо настоящие, либо слегка изменены. Единственный образ, чей пришлось собирать, это образ тов. Му-Мукина... Безусловно, не всё происходило на палубе именно РТМ "Сапун-Гора", но это мои первые рейсы и они, конечно, самые яркие. 

 

 

Расскажешь?

А куда я денусь?))) Графомань не лечится!))) 

 

.