Неизвестные страницы истории флота и МЧПВ

[Бч-4 Волга]

Что скрывает мировой океан?

46 лет назад подводная лодка «Дакар» таинственно исчезла в глубинах Средиземного моря. И это только одна из сотен загадочных историй, произошедших с подводными кораблями.

Сегодня исполняется 46 лет со дня гибели израильской подводной лодки «Дакар», которую тысячи кораблей не могли найти в течение 30 лет. В конце концов лодку нашли, но выяснить причину трагедии до сих пор так и не удалось. Это не единичный случай – в мировой истории подводного флота только официально зарегистрированных инцидентов с исчезновением подводных лодок – 235, из которых 64 приходится на советские и российские суда. Версий множество – от существования еще одной разумной цивилизации под водой, которая атакует подлодки (версия ученых Йельского университета), до ихтиологической – пока неизвестные нам огромные китообразные животные, обитающие на больших глубинах, дезорганизуются излучением радаров и поэтому сталкиваются с лодками (версия НИИ морей АН РФ). Чтобы исключить информационные риски, расскажем только о тех происшествиях, которые имеют документальные подтверждения и реальных свидетелей.

9 января 1968 года подводный крейсер «Дакар», только что купленный Израилем у Англии, без вооружения, с 69 членами экипажа на борту, вышел из Портсмута в Хайфу. 15 января состоялась дозаправка в Гибралтаре. Торжественная встреча «Дакара», в которой должно было участвовать израильское правительство почти в полном составе, в том числе премьер-министр Израиля Леви Эшкол, была назначена на 29 января 1968 года. В 10:00 утра 24 января «Дакар» проследовал мимо острова Крит, о чём командир лодки Яков Ранаан сообщил на базу в Хайфу, указав точные координаты нахождения на тот момент. 25 января Ранаан сообщил, что он следует с опережением графика и придет в Хайфу на сутки раньше. В ответ командование передало на «Дакар» приказ прибыть в порт точно в установленный срок. Через 6 часов должен был состояться следующий сеанс связи, но «Дакар» на него уже не вышел. Поиски пропавшей лодки продолжались больше двух месяцев — официально об их прекращении было заявлено 6 марта 1968 года. В Израиле был объявлен траур по погибшим морякам.

 

Спустя год после трагедии рыбак из посёлка Хан-Юнес в Секторе Газа, находившегося в тот момент под израильским контролем, обнаружил на берегу аварийный буй с «Дакара». Буй тогда был послан на экспертизу в Англию, где на его поверхности были обнаружены морские организмы, характерные для определённого района в северной части Средиземного моря. Установили, что буй всплыл с глубины 300 метров, из чего сделали вывод, что лодка должна лежать недалеко от побережья. Поиски были возобновлены, однако опять не принесли результатов. Поиски подлодки не прекращались на протяжении 30 лет: было проведено 168 поисковых операций, в которых в совокупности участвовало более 2 тысяч судов различного класса. Командование израильских ВМС пообещало вознаграждение в 300 тысяч долларов за любую информацию о местонахождении «Даккара».

 

Лодка была найдена только 29 мая 1999 года. Тогда французским противолодочным кораблем между Кипром и Критом на глубине 3000 метров был обнаружен подозрительный объект. Детально изучив снимки глубоководного робота, исследователи пришли к выводу, что это «Даккар». Обшивка корпуса не имела никаких следов повреждения, поэтому версии о нападении или подрыве на мине отпали сразу же. Долгожданное обнаружение лодки лишь запутало следствие. После тщательного исследования «Дакара» водолазами и роботами, от нее отрезали кусок рубки и поместили его в музее военно-морского флота Израиля. На этом история вроде бы как закончилась.

 

Однако материалы специальной следственной комиссии, рассекреченные в 2013 году, содержат любопытный доклад командования специальных операций Военно-морского флота Великобритании. В нем утверждается, что как раз 26 января моряки рыболовецкого судна наблюдали возле Крита, в ореоле наиболее вероятного места крушения «Дакара», странный подводный объект. Он был большим, ярко светился, но двигался абсолютно бесшумно. Эти свидетельства не зря приобщили к делу и по ним проводилась проверка. Выводы следствия заключены в том, что эти события могут быть прямо связаны между собой.

 

В том же 1968 году, но двумя днями позже, в тысяче миль к западу от места пропажи «Даккара» проходили учения французских военно-морских сил. В какой-то момент субмарина «Минерва» передала, что начинает преследование неопознанного объекта, появившегося на экране гидролокатора. На глубине 58 метров связь с подлодкой прервалась. В спасательной операции принимали участие несколько десятков кораблей и самолетов из пяти стран, однако ни малейшего следа «Минервы» не обнаружили. И также во время поисковых работ в зоне поисков то и дело фиксировался и тут же пропадал неопознанный подводный объект.

 

В итоге, в этом районе пропали еще 3 французские субмарины. В разное время в той же акватории по неясным причинам пропали «Сибиль», U-2326 и «Эредис». Изо всех четырех найдена была только «Сибиль». Она лежала на глубине 800 метров, но причины аварии установить не удалось.

 

А вот более свежая история. Атомоход «Самара» вернулся на камчатскую базу из автономного плавания в декабре 2002 года. Лодка пришла раньше установленного срока на целых 2 месяца, а в ее корпусе зияло несколько пробоин. Само по себе это происшествие вовсе не было из ряда вон выходящим. Субмарина под водой может столкнуться с чем угодно: с другим кораблем, плавающим объектом, с пирсом и даже с коралловым рифом, как это случилось с подводным ракетоносцем Каспер-Юста. Судя по рапорту командира судна, экипаж «Самары» в ходе плавания отмечал присутствие вблизи иностранных подлодок, но контакт с ними однозначно исключался. В момент, когда произошло столкновение, приборы не отметили вокруг никаких подводных или надводных объектов. Неожиданно гидроакустики и другие члены экипажа услышали хлопок, однако ракетоносец продолжал идти без сбоев. Доложили на центральный пост, проверили приборы и оборудование — поломок не обнаружили. Все это время лодка шла в подводном положении с большим запасом глубины под килем, поэтому столкновение с донными объектами было исключено.

 

Приведем другой случай. В 1992 году подводная лодка К-447 форсировала пролив Лаперуза. Ничто не предвещало беды. Как вдруг произошел сильный удар. Лодка остановилась и начала крениться. Дойдя до 12 градусов, крен прекратился, субмарина выровнялась и пошла дальше. После автономного плавания при сдаче лодки водолазы обнаружили, что практически вся носовая часть ниже ватерлинии превратилась в одну огромную дыру. Только благодаря мощному двойному корпусу подлодке удалось успешно возвратиться на базу. Аварию списали на столкновение с затопленным айсбергом, и лодку поставили на ремонт. Однако, что произошло на самом деле, неизвестно до сих пор.

 

До сих пор мы не знаем о природе явления, которое ученые назвали «Квакеры». Например, обратимся к рапортам контр-адмирала Олега Чефонова, который был командиром атомного ракетоносца. Цитата: «Когда лодка возвращалась на базу, шли в надводном положении, был сильный туман и нулевая видимость. Внезапно на экране радиолокатора появилась цель, которая шла на пересечение курса лодки. Тогда я дал команду увеличить ход. Цель тоже увеличила. Тогда я не стал рисковать и дал команду застопорить ход, чтоб пропустить неизвестный объект. В это время объект пошел на сближение. С лодки стали подавать сигналы: пускать сигнальные ракеты, включать ревун, зажигать прожектора. Но цель не реагировала и быстро приближалась. Напряжение было большое. Когда объект прошел под лодкой, все ждали, что он вынырнет с другой стороны, но прошло несколько минут, но он так и не появился». Второй случай с Чефоновым произошел год спустя. «Когда лодка была в надводном положении, на экране радиолокатора была четкая засветка. Цель опасно приближалась. Я приказал все записывать в вахтенный журнал. И опять неизвестный объект, проплыв под субмариной, исчез. Расследование II управления штаба ВМФ выяснило, что подобное происходило и с другими экипажами подводных лодок.

 

Конец 60-х и начало 70-х годов были буквально переполнены сообщениями об НПО (Неопознанных Подводных Объектах). В разных частях планеты то и дело наблюдались неизвестные подводные лодки, обладающие невиданными техническими характеристиками. Дело чуть не дошло до международного конфликта между США, Норвегией и СССР. Советский Союз подозревали в разработке сверхмощного секретного подводного оружия. Доказательств, однако, не было. Да и командование ВМФ СССР официально заявляло об отсутствии у них подводных лодок с подобными техническими мощностями.

 

Подводная лодка класса «Скорпион» была гордостью американского флота. Этот атомоход считался наиболее надежным кораблем во всем ВМФ. Во время учений у берегов Индонезии «Скорпион» обнаружил неподалеку неизвестный маневрирующий объект и решил пойти на сближение. Неожиданно произошло столкновение, последовал сильный взрыв, после чего и подлодка, и неизвестный объект затонули. С корабля сопровождения оперативно спустили водолазов, чтобы оценить степень повреждения и возможности извлечения лодки на поверхность. Водолазы успели только поднять наверх что-то, похожее на кусок обшивки, и сфотографировать измятый и словно разорванный на части корпус субмарины.

 

Советское командование первое время от этих сообщений отмахивалось. Но настал момент, когда подводные НЛО их начали беспокоить. Тогда по решению маршала Гречко в разведуправлении военно-морского флота создали специальную группу, задачей которой было изучение, анализ, систематизация всех необъяснимых явлений в мировом океане, которые могут представлять угрозу для наших кораблей. Главком Сергей Горшков отметил: "Проблема крайне сложная и новая для нас, а потому для ее решения сил и средств жалеть не будем. Дадим и людей, и корабли. Важен результат!"

 

Группа непрерывно ездила по флотам, и собирала информацию буквально по крупицам. Главнокомандующим флотом было также дано распоряжение организовать серию экспедиций. В течение одной из них, где участвовал корабль "Харитон Лаптев", в Северной Атлантике погибла наша атомная подводная лодка К-8. "Лаптев" прервал все записи шумов, устремился на помощь гибнущей подлодке и спас большую часть экипажа.

 

В начале 80-х годов программу "Квакер" неожиданно закрыли. Группа была расформирована, материалы собранные ей, засекретили, и они навсегда исчезли в глубине военно-морского архива. Некоторые бывшие члены группы до сих пор считают, что квакеры – не что иное, как неизвестные науке морские животные, с высоким уровнем интеллекта, как у дельфинов. Этой версии придерживаются и сотрудники петербургского Института морей Академии наук России. Естественно речь идет не о каких-то там мифических рыбах размером с кита, а вполне реальном существе, которое еще не известно современной науке. Кстати, свидетельств о встречах с неизвестными видами имеется предостаточно. Так, например, о гигантских кальмарах-архитеврисов, мертвые туши которых, иногда находят на берегу, еще недавно было ничего неизвестно. Вполне возможно, что "квакеры" могут принадлежать к китообразным, чьи органы чувств работают в акустическом диапазоне. Тогда становится понятным, почему они проявляют такой интерес к подводным лодкам. И вероятно субмарины сбивают их с толку, и "квакеры" долгое время кружатся вокруг, пытаясь понять, с чем имеют дело.

 

Некоторые ученые высказывают различные, иногда звучащие фантастически, версии этого явления. Профессор–астробиолог Вадим Сергиенко считает, что «может быть, это инопланетяне устроили под водой свои тайные базы и ведут скрытое наблюдение за человечеством?» А группа археологов Йельского университета во главе с профессором Джоном Финейя, подозревает, что «возможно, под огромной толщей воды обитает еще одна земная цивилизация — более древняя, более развитая технически. Враждебны или дружественны человечеству эти неведомые силы, мы не можем сказать наверняка».

 

-http://expert.ru/2014/01/26/chto-skyivaet-mirovoj-okean/

[Беланов А.П.]

Как погиб «Дальстрой»

 

Флот организации Датьстрой был создан в 1935 году. Его суда предназначались для завоза различных грузов, в том числе взрывоопасных, на Колыму предприятиям золотодобывающей промышленности. В тридцатые годы Магадан был основным перевалочным пунктом ГУЛАГа. Заключенных, в основном состоявших из так называемых «врагов народа», завозили в Нагаево из Владивостока, Находки, Ванино и других портов судами Дальстроя и Дальневосточного пароходства.

 

В марте 1935 года Дальстрой закупил в Голландии пароход «Алмело», который сразу же получил новое имя в честь народного комиссара внутреннихдел СССР — «Ягода». Но такое название оказалось недолговечным. После снятия с поста и расстрела наркома, хозяева судна решили присвоить ему новое, безупречное название — «Дальстрой». Это был вполне современный пароход, постройки 1925 года, дедвейтом 13 500 тонн. Характерно, что его котлы работали на жидком топливе, что в то время было редкостью.

 

24 июля 1946 года «Дальстрой» стоял под погрузкой у причала порта Находка (мыса Астафьева). В носовой трюм насыпью грузили взрывоопасный аммонал. Второй трюм, строп за стропом, заполнялся тротилом в резиновых мешках. Работу выполняли заключенные. Противопожарные средства были в полной готовности: по палубе протянуты пожарные шланги, из которых непрерывно, без напора, струилась вода.

 

Как происходили дальнейшие события, лучше всего рассказал бывший старший помощник капитана парохода «Дальстрой» П.П. Куянцев, известный художник-маринист. Вот краткое изложение рассказа Павла Павловича.

 

— В беседе с капитаном В.М. Банковичем, — вспоминал он, — я задал ему вопрос: «Почему первый трюм загружается аммоналом насыпью? Это же полное нарушение правил перевозок взрывоопасного груза». В ответ же услышал нечто странное.

— Я протестовал, но ничего не вышло. Пришел приказ из Магадана от самого высокого начальства.

 

Едва капитан закончил разговор со своим помощником, как сразу раздался тревожный крик: «Пожар в первом трюме!»

 

Капитан сразу же приказал по телефону в машину: «Увеличить напор воды на пожарную магистраль и открыть кингстоны — затопить носовой трюм.

 

Подбежавшие к люку люди схватили стволы четырех шлангов и направили сильные струи воды в трюм. К ним на помощь подскочили матросы с огнетушителями, но этого оказалось недостаточно. Вырватся мощный клуб черного дыма, а за ним взметнулся над трюмом столб желтого пламени. Палуба заходила ходуном. Пламени стало тесно в трюме и оно с грохотом и ревом взметнулось ввысь. Из-за высокой температуры люди со шлангами начали отступать ко второму трюму. Но они забыли, что там более опасный груз — тротил в непромокаемых резиновых мешках. Заливать его водой не имело смысла.

 

В этот момент подбежал капитан и, оценив обстановку, отдал команду: «Всем уходить на корму и по штормтрапу покинуть судно». Старпому Куянцеву: «Обойти живые помещения и всех направить на берег».

 

Тем временем к бедствующему судну на всех порах мчались буксир-спасатель «Адмирал Нахимов» и маленький танкер с одноименным названием «Дальстрой». Завыли, подавая тревожные гудки, стоящие в порту суда.

 

Старпом П. Куянцев и механик А. Байков прибежали на корму последними. Там стояли только капитан и судовой врач. Остальная команда уже сошла на берег. Люди к воротам порта уходили с опаской, то и дело оглядываясь на свой горяший пароход. Да и какой смысл торопиться. Четыреста тонн тротила — это малая атомная бомба. От взрыва ничего не останется. А пожар бушевал уже восемь минут. Вот-вот судно взлетит в воздух.

 

Капитан В.М. Банкович, словно придавленный грузом ответственности, шел позади всех. Куянцев решил обождать его. Через секунду он почувствовал легкий толчок в спину, будто его кто-то энергично и властно подтолкнул. А в следующий момент его подняло в воздухе и бросило на что-то мягкое. Все потемнело. Потом вода накрыла до пояса и он очнулся. Какой-то тяжелый предмет упал рядом. Схватившись за него, чтобы встать, задыхаясь от гари, он подумал: вот и конец! Но черное густое облако уходило в сторону, стало легче дышать. Теперь, кажется, можно и подняться на ноги. Рядом лежал мусорный рукав судна из стали в тонну весом. Он обернулся и стал искать глазами пароход и своих товарищей. У пирса не было ни судна, ни складов, ни зданий, ни деревьев. Только сиротливо торчали из воды сваи, да чернела притонувшая корма парохода, а на ней — два паровых котла, выброшенных из кочегарки. И все это покрыто черным мазутом. Всюду — вблизи и вдали — разбросанные взрывом покоробленные части судна. Якорь весом в пять тонн забросило на полкилометра от берега. Со всех домов, расположенных поблизости, сорвало крыши, из окон выбило стекла.

 

С начала эвакуации все грузчики, а их было около сотни, бросились в проходную порта и столпились у ворот. Взрыв прижал их к утесу, сбил в людскую кучу. И вот теперь из этого месива ручейком стекала кровь. Страшно было смотреть на изуродованные тела. Одни еще шевелились, другие затихли.

 

Большая часть экипажа парохода «Дальстрой» осталась в живых благодаря тому, что капитан В.М. Банкович с задержкой отдал команду оставить судно. Сорок восемь человек, в основном состоящих из моряков Дальневосточного пароходства, в том числе и капитан, сошли на берег и пошли к проходной. Шли медленно и поэтому, когда произошел колоссальной силы взрыв, моряки оказались в мертвой зоне и почти все остались живы, только получили тяжелую контузию с разрывом барабанных ушных перепонок. Капитан был убит осколком в затылок, врача-фронтовика (фамилия не установлена) и 3-го механика С. Киприанюка совсем не нашли. Один матрос (фамилия не установлена) получил перелом голени и на другой день скончался в госпитале.

 

Когда начался пожар, капитан отправил на берег свою жену Ольгу Митину, жену 4-го помощника Румянцеву, пекаря Рыскина, юнгу В. Караянова и сопровождающих матросов Сырба и Лелюка. Они успели до взрыва отбежать за километр от порта. Их там настигли осколки. Были убиты Рыскин, Сырбо, Караянов. Тяжело ранен Лелюк и легко обе женщины.

 

В заключение Павел Павлович Куянцев дополнил рассказ еще одной любопытной подробностью: «Когда со следователем Шадринцевым мы объезжали госпитали и больницы Находки, он показал мне кусок фанеры, которую он вырезал в уборной управления Дальстроя. На нем было написано: "Скоро Дальстрой должен провалиться". В дальнейшем следствие установило, что это была диверсия».

 

Тем временем прокуратура Находки не дремала. Началось следствие, допросы членов экипажа парохода «Дальстрой». Но обвинить моряков не удалось. Помогслучай. Загорелся аммонал на барже, которую привели на буксире от парохода «Орел». Кроме того, через сутки сгорел аммонал, находившийся в вагоне. После этих событий следствие перенесли в другие сферы, а команду отпустили, признав всех невиновными.

 

— Так все они и живут вторую жизнь благодаря своему капитану. Они уважали и любили Всеволода Мартиновича и очень жалели о его гибели, — закончил свой рассказ старший помощник капитана Павел Павлович Куянцев.

 

О тех же трагических событиях вспоминал бывший 4-й механик парохода «Орел» (типа «Либерти») В.Б. Россовский. Его пароход и небольшой танкер стояли друг за другом у причальной стенки по соседству с «Дальстроем». «Орел» (капитан М.С. Бабиевский) принимал в свои трюма смешанный груз, предназначавшийся для порта Певек. В третий трюм уже было погружено 360 тонн аммонала насыпью. Кроме того, тротил в мешках.

 

24 июля 1946 года намечался отход. В твиндеки судна, оборудованные трехъярусными деревянными нарами, должны были принять пассажиров — заключенных. Но произошло непредвиденное обстоятельство. Это событие началось еше накануне — 23 июля.

 

— Когда я поднялся на палубу из машинного отделения, — вспоминал В.Б. Россовский, — то увидел старшего механика И.И. Гурского. Он внимательно всматривался в берег, где мы увидели большой столб черного дыма, исходящего из навалом лежащего на причале аммонала. Огонь начал быстро подбираться к нашему пароходу. Немедленно объявили пожарную тревогу. Мощные струи воды, направленные моряками в сторону огня, сбили его. Капитан Бабиевский приказал стармеху немедленно подать пар на бак к брашпилю, а боцману отдал команду «вира якорь». Дополнительно принятые экстренные меры позволили судну быстро отойти от опасного места и встать на якорь посреди бухты.

 

На следующий день 24 июля пришло распоряжение от диспетчера порта немедленно стать к причалу под посадку пассажиров. Только успели поднять якорь и начали двигаться к пирсу, как увидели начавшийся пожар на пароходе «Дальстрой». Бабиевский без промедления отдал команду рулевому лечь на обратный курс. На траверзе мыса Астафьева произошел первый взрыв на «Дальстрое». Прошло несколько минут. И когда «Орел» находился уже на внешнем рейде, его застал второй еще более мощный взрыв. Несмотря на значительное расстояние, весомый осколок фальшборта парохода «Дальстрой» врезался в палубу «Орла» и сделал вмятину в районе первого трюма. На шлюпочной палубе ботдека находились бутыли с серной кислотой. Несколько стеклянных емкостей осколками разбило. Трех членов экипажа окатило опасной жидкостью. Их пришлось катером отправить в больницу. Силой взрыва вырвало открытые иллюминаторы. Изуродовало каюты. Человеческих жертв, к счастью, не было.

 

В конце дня 24 июля, — закончил свой рассказ В. Б. Россовский, — в Находку из Владивостока прибыло «высокое начальство». Оно предписало немедленно снять с борта «Орла» весь взрывоопасный груз. Капитан С.М. Бабиевский отказался от портовых рабочих и принял решение произвести выгрузку своими силами. С помощью судового бота, выполнявшего роль буксировщика, и баржи, опасный груз полностью выгрузили на берег.

 

25 июля 1946 года пароход «Орел» произвел посадку пассажиров и взял курс на север в порт Певек.

 

 

ашttp://www.agesmystery.ru/node/1829

[Беланов А.П.]

Продолжение вчерашней темы:

 

Трагедия в порту Нагаево

 

После трагедии в Находке, для перевозки взрывоопасного груза в порт Нагаево Дальневосточное пароходство дополнительно выделило пароходы «Генерал Ватутин» (капитан С.В. Куницкий) и «Выборг» (капитан П.М. Плотников).

 

Пароход «Генерал Ватутин» (типа «Либерти») постройки 1944 года в США. имел валовую вместимость 7300 регистровых тонн и паровую машину в 2500 лошадиных сил. Пароход «Выборг» построен в 1919 году в США, имел валовую вместимость 5946 р. т. и паровую машину в 2800 лошадиных сил.

 

Оба судна были переданы по ленд-лизу Дальневосточному пароходству: первый — в августе 1944 года, второй — в июле 1943 года. 19 декабря 1947 года пароход «Генерал Ватутин» доставил в порт Нагаево 8593 тонн различных грузов, в том числе 3313 тонн взрывчатки. В глубине бухты пароход остановился в ожидании распоряжений. На ближнем рейде с 14 декабря стоял пароход «Выборг», ждал выгрузки 3049 тонн народнохозяйственных грузов, в том числе 193 тонн взрывчатых веществ. Оба судна напоминали пороховые бочки и вскоре действительно стали смертниками.

 

Вблизи нефтебазы в ожидании слива солярки стоял танкер «Совнефть», а теплоход «Советская Латвия» ждал начала бункеровки. У причалов производили грузовые операции «Старый большевик», «Ким», «Минск», рыбацкое судно «Немирович-Данченко», а рядом с ним — буксир «Тайга». Грузопассажирский пароход «Феликс Дзержинский» взламывал лед нагаевской бухты, делая проход для судов.

 

О том, что произошло дальше, рассказали свидетели страшной трагедии в порту Нагаево, случившейся 19 декабря 1947 года.

 

Капитан теплохода «Советская Латвия» П.С. Чигорь в интервью журналисту М. Из- бенко вспоминал. «Казалось, ничего не предвещало беды, порт работал в полную нагрузку, как вдруг на носовой палубе «Генерала Ватутина» раздался сильный глухой взрыв. Он вскрыл люки первого трюма, и оттуда повалил густой дым и вырвалось пламя. По всей вероятности, капитан С.В. Куницкий вовремя обнаружил пожар. Используя постоянную готовность судовой машины, он дал задний ход и начал двигаться в сторону выхода из порта. Прежде необходимо бьгло развернуться, но на это не хватало ни времени, ни пространства. Двигаясь кормой "Генерал Ватутин" чуть бьгло не столкнулся с танкером "Совнефть". Капитан вовремя застопорил задний ход и стал малым ходом подрабатывать вперед до того места, пока судно не ткнулось носом в лед. А между тем в носовой части судна продолжал бушевать пожар, пока не раздался колоссальной силы взрыв. Кстати, уже перед лицом неизбежной гибели, когда пароход, можно сказать, был обречен, капитан до последнего момента отчаянно пытался вывести его из порта, выполняя свой гражданский долг, долг поистине настоящего моряка, готового пожертвовать собой ради безопасности соседних судов».

 

— От детонации, — вспоминал матрос «Выборга» Бирюков, — на нашем судне произошел взрыв капсюлей-детонаторов, расположенных в трюме № 1. От взрыва носовая часть «Выборга» сразу же отвалилась и пароход стал тонуть. Часть команды успела спрыгнуть на плот, где пострадавших подобрал пароход «Феликс Дзержинский».

 

От парохода «Генерал Ватутин» кроме осколков металла, разлетевшихся на многие сотни метров, ничего не осталось. На месте, где стоял «Выборг», торчали из воды только мачты. На самом причале оказались разрушенными все жилые и служебные постройки. Сила взрыва была такова, что суда, стоявшие на рейде и у причалов, получили сильные повреждения корпусов и механизмов.

 

— Трагедия произошла на моей вахте, — вспоминал бывший моторист теплохода «Старый большевик» А.Н. Шляпников. — Я находился на верхних решетках машинной шахты, когда услышал возбужденный голос. На минуту выскочил на палубу и увидел страшную картину. Столб пламени, словно из газовой скважины, вознесся над носовым трюмом «Генерала Ватутина». Около мили разделяло нас от горящего парохода, но все мы ощутили исходящее от него тепло. С кормы на лед спускались по штормтрапу люди, некоторые прыгали. Они бежали в поисках спасения к пароходу «Выборг», стоящему во льдах. Не имея возможности долго задерживаться наверху, я спустился в машинное отделение, и здесь глухой необычайной силы взрыв, словно пушинку подбросил меня и ударил о верхние решетки. Очнулся я не сразу. С болью в голове и во всем теле с большим трудом я вылез из отсека, заполненного холодной водой. Металлический настил был сорван со своего штатного места и представлял груду металла. Удивился, как же меня не прибило тяжелыми плитами? Дизель-генератор не работал, аварийное освещение вышло из строя. На ощупь добрался до генератора и запустил его в работу — появился свет. О степени взрыва можно было судить по лопнувшим крышкам подшипников гребного вала. Многие члены экипажа были сброшены взрывной волной с судна и в буквальном смысле плавали над причалом, так как уровень воды поднялся на три-четыре метра. Еще до взрыва наша команда совместно с моряками теплохода «Ким» спустила шлюпку и решила пойти на помощь «Генералу Ватутину». Но успели только отойти от борта. Взрывом шлюпку разбило, а людей разбросало в разные стороны. К счастью, из команды никто не погиб, хотя часть экипажа пришлось госпитализировать.

 

— Первый небольшой взрыв застал меня в каюте, — вспоминала бывшая бухгалтер парохода «Минск» B.C. Шмелева — Взглянула в иллюминатор и увидела, что на пароходе «Генерал Ватутин» полыхает пламя. Тут кто-то с палубы крикнул: «Всем покинуть пароход». Быстро оделась и выбежала на палубу и вместе с остальными членами экипажа пошла к зданию управления порта. По пути мы встретили капитана и старпома, они возвращались из города. Капитан заставил всех нас вернуться на судно. Не успели подняться на палубу, как раздались дуплетом, один за другим, два мощных взрыва. Это вслед за «Генералом Ватутиным» взорвался и пароход «Выборг». Когда я пришла в себя, вокруг было темно, как ночью, лежала на палубе около трюма. Пыталась встать, но меня прижало к металлу. В это время многотонная волна, словно пунами, обрушилась на причал и палубу судна. Спадая, она смывала все на своем пути. Мне удалось крепко схватиться за что-то металлическое и встать на ноги. Поднялись и остальные моряки. Спустились на причал и побежали к тому месту, где должно было стоять здание управления порта, но там ничего не осталось, все было разрушено и уничтожено. В сорокаградусный мороз в разорванной одежде, мокрые и до костей продрогшие, мы остановились среди этих руин, не зная, что делать дальше. Не обошлось и без жертв. Погиб старший помощник А. Козырев. В шоковом состоянии увезли в больницу уборщицу Инну (фамилию не помню). Спустя несколько дней она скончалась. Капитан сломал ногу и его вместе с раненым третьим помощником отправили во Владивосток. Да и сам пароход «Минск» получил значительные повреждения. Весь этот кошмар еще долго мучил меня во сне. Было жутко и страшно.

 

Журналист М. Избенко среди архивных документов обнаружил справку о жертвах нагаевской катастрофы. При взрыве «Генерала Ватутина» и «Выборга» погибло более шестидесяти моряков. Экипаж первого погиб полностью, на втором, кроме капитана П.М. Плотникова, не досчитались еще 12 молодых людей. Среди погибших были двое с парохода «Минск», один с « Кима», двое с «Совнефти», двое с «Советской Латвии». Более двадцати моряков получили ранения и травмы различной степени тяжести. А сколько погибло заключенных на причалах или под развалинами зданий порта?! На этот вопрос ответа нет. Так по какой причине загорелась взрывчатка на пароходе «Генерал Ватутин» и произошел взрыв? По этому поводу долгое время ходили разные слухи и кривотолки. Но до сих пор достоверных данных никто не знает. Н икто не может утверждать, что взрыв произошел в результате диверсии или из-за нарушения правил морской перевозки взрывоопасных грузов. Акта государственной .комиссии или других документов у автора нет.

 

Тем не менее бытует достаточно правдоподобная версия. Суть ее состоит в следующем: «Вполне возможно, что судно и люди стали жертвами чьей-то злой воли. Это не исключено. Было бы, пожалуй, правомерно считать, что жуткое происшествие в Магаданском порту является не чем иным, как тяжелым отголоском только что минувшей кошмарной войны. Дело в том, что во всех дальневосточных портах грузовые операции выполняли тогда в основном зэки, а Нагаево было по сути главной базой ГУЛАГа. Контингент же лагерей в то время состоял в большинстве своем из недавних советских военнопленных, освобожденных из-под немцев в ходе быстрого продвижения в боях наших войск на Запад по всему фронту. Сталинско-бериевская команда без всякого разбора объявила их изменниками Родины, врагами народа и тут же отправляла несчастных теперь уже за отечественную колючую проволоку.

 

Естественно, что эти заключенные были крайне озлоблены на такую явную несправедливость, проявленную к ним со стороны советских властей. Как известно, среди заключенных находилось много солдат и офицеров, которые, получив на фронте в боевых сражениях знания и хороший опыт применения взрывчатых веществ, могли запросто изготовить и использовать в своих черных замыслах в порядке мести адское устройство смерти...» (А. Фатьянов «Людская память требует», газета «Дальневосточный моряк» за 12 мая 1993 года).

 

Журналист Михаил Избенко, который плавал на пароходе «Генерал Ватутин» машинным практикантом и перед отходом судна с грузом взрывчатки из порта Ванино в Магадан в начале декабря 1947 года списался для продолжения учебы, в своей повести «Навстречу гибели» (газета «Дальневосточный моряк», 20 января 1993 года) без всяких обиняков рассказывал: «После взрыва в Нагаево зэки в Ванинском порту бахвалились перед моряками, что, мол, это мы отправили с "Генералом Ватутиным" свой подарочек колымским чекистам к их празднику 20 декабря. "Мы хотели вообще всю Колыму взорвать", — говаривали они. Ясно, что это была черная месть».

 

ашttp://www.agesmystery.ru/node/1828

[Беланов А.П.]

Командира расстреляли за название эсминца, который он взорвал

 

Командующий Балтийским флотом в годы войны адмирал Владимир Трибуц, отдавший под суд Юрия Афанасьева, который взорвал свой эсминец в блокированной противником военно-морской базе, только через 30 лет публично признал, что офицер действовал в соответствии с обстановкой. Правда, это откровение не потребовало от адмирала гражданского мужества. 

 

Как и во время расправы над сослуживцем, он следовал официальной линии — к тому времени Военная коллегия ВС СССР давно отменила приговор в отношении командира корабля и прекратила дело за отсутствием в его действиях состава преступления.

 

23 июня 1941 года на фок-мачте эскадренного миноносца Балтийского флота, стоящего у стенки судоремонтного завода «Тосмаре» в городе Либаве (ныне Лиепая Латвийской республики) был поднят флажный сигнал «Погибаю, но не сдаюсь». Вскоре после этого в машинном отделении корабля раздался взрыв и он начал медленно погружаться в воду.

 

С именем вождя революции на борту

 

Эскадренный миноносец под командованием капитан-лейтенанта Юрия Афанасьева прибыл на ремонт в Либавскую военно-морскую базу (ВМБ) из Кронштадта. За день до внезапного нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года судоремонтники вывели корабль из сухого дока, чтобы продолжить работы на плаву у стенки завода. Между тем, 291-я пехотная дивизия противника вышла к окраинам Либавы к исходу первого же дня войны.

 

Столь стремительное продвижение немецких войск на этом направлении объяснялось тем, что Латвия, присоединенная вместе с Литвой и Эстонией к Советскому Союзу в соответствии с секретным пактом Молотова – Риббентропа, непосредственно граничила с Германией по суше и морю. 23 июня Афанасьев, решив, что существует реальная угроза захвата корабля противником, который, как стало известно позже, уже начал смыкать кольцо окружения вокруг Либавы, отдал приказ взорвать его.

 

Уничтожение или приведение в негодность боевой техники как последняя возможность воспрепятствовать врагу захватить ее — давний обычай войны, который нашел отражение в воинских уставах Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Рабоче-Крестьянского Красного Флота. А статья 19320 главы 9 УК РСФСР за «непринятие начальником надлежащих мер к уничтожению или приведению в негодность <…> средств ведения войны, когда им грозит непосредственная опасность захвата неприятелем и уже использованы все способы сохранить их» предусматривала наказание в виде лишение свободы на срок не ниже трех лет, а при отягчающих обстоятельствах – высшую меру.

 

Прибегать к уничтожению оружия, складов с боеприпасами, горючим и другим имуществом советским войскам особенно часто приходилось в начале войны в связи со стремительным наступлением танковых и моторизированных армий вермахта. Такие действия в качестве положительного примера следования военным правилам даже попадали в приказы военачальников разного уровня вплоть до Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина.

 

Но в случае с подрывом эскадренного миноносца в Либавской ВМБ дальнейшее развитие событий приобрело для его командира трагический характер. Капитан-лейтенант Афанасьев по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст. 19320 п. «б» УК РСФСР (уничтожение начальником вверенного ему военного корабля), был приговорен военным трибуналом Балтийского флота к «высшей мере социальной защиты» — расстрелу. И тайной пружиной приговора, как считают некоторые исследователи этого уголовного дела, стало название корабля — «Ленин».

 

Недовооружен и не очень опасен

Было ли решение на затопление корабля, ставшее для командира «Ленина» роковым, единственно верным? Этим вопросом много лет назад задался военный судья в отставке полковник юстиции запаса Вячеслав Звягинцев.

 

На основе сохранившихся документов, и, прежде всего, материалов надзорного производства Главной военной прокуратуры (ГВП) № 8549-55 по делу Афанасьева, открытого в 1955 году, а также воспоминаний очевидцев и многочисленных косвенных данных, Звягинцев установил следующую картину событий, которую обнародовал в 2007 году (Трибунал для флагманов. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2007, с. 348-369).

 

23 июня по приказу командующего Балтийским флотом вице-адмирала Владимира Трибуца все боеспособные корабли и исправные суда ВМБ ушли из Либавы в еще незанятые противником базы Балтийского флота Усть-Двинск (Латвия) и Пярну (Эстония). В Либаве остались ремонтирующиеся корабли: эсминец «Ленин» и несколько подводных лодок. Утром того же дня командир базы капитан 1 ранга Михаил Клевенский устным приказом назначил Афанасьева старшим группы кораблей, стоящих на судостроительном предприятии.

 

При этом Клевенский особо предупредил капитан-лейтенанта, что эсминец «Ленин» ни при каких обстоятельствах не должен попасть в руки врага. В случае возникновения такой угрозы, ему было приказано действовать по Корабельному уставу, в связи с чем надлежало заблаговременно проверить организацию и расписание подрыва надводного корабля и подводных лодок. В тот день, как и ранее, указаний по поводу прорыва эсминца из базы, блокированной немцами с моря, командир ВМБ не дал.

 

В надзорном деле подшито заключение Главного штаба ВМФ от 2 февраля 1956 года, подготовленное по запросу ГВП. Звягинцев приводит выдержку из этого документа, в котором отмечалось, что на море при выходе из Либавы «противником были поставлены минные заграждения, действовали торпедные катера и подводные лодки противника. Активные операции проводила немецкая авиация. С 22 по 24 июня 1941 года от воздействия противника погибло несколько боевых кораблей.

 

Эскадренный миноносец «Ленин» по состоянию на 23 июня 1941 года, хотя и мог дать ход [на суде Афанасьев показал: корабль мог развить скорость не более 10 узлов, что соответствует 18,52 км/час, левая турбина при запуске грелась и каждую минуту могла выйти строя, ремонт правой машины не был завершен], но практически не был боеспособен, так как на нем зенитная артиллерия отсутствовала, в строю находилось три 102-мм орудия, которые могли вести огонь только раздельно из-за неисправности приборов управления огнем [кроме того на миноносце, как сказал в суде командир, не было торпед].

 

Вспомогательные механизмы работали ненадежно и не могли обеспечить работу навигационных приборов и освещение на боевых постах. Средства связи на корабле отсутствовали, создать какое-либо надежное обеспечение кораблей и судов на переходе командование ВМБ не могло, так для этого не было сил и возможностей…» (Надзорное производство ГВП № 8549-55 по делу Ю.М. Афанасьева, с. 23).

 

Становится понятно, почему командир базы не отдал приказ на уход «Ленина» из Либавы: это означало бы взять на себя ответственность за необоснованное решение, обрекающее корабль вместе с экипажем на неминуемую гибель. Из этих же соображений, считает Звягинцев, капитан 1 ранга не издал письменного приказа и о подрыве корабля, перепоручив капитан-лейтенанту решать этот вопрос на свою ответственность по обстановке.

 

«Доказать не могу, приказ был дан мне лично…»

После подрыва «Ленина» экипаж корабля влился в ряды подразделений, оборонявших Либаву, а капитан-лейтенанту Афанасьеву Клевенский приказал находиться в расположении штаба базы. Как показали дальнейшие события, это было сделано отнюдь не для того, чтобы сохранить для флота одного из лучших командиров-надводников.

 

27 июня, когда часть города находилась уже в руках противника, командиру базы с группой офицеров, в числе которых был и Афанасьев, удалось вырваться из Либавы на трех торпедных катерах. По прибытию в штаб Балтийского флота, находившегося в Таллине, Клевенский немедленно подал на имя командующего флотом Трибуца докладную записку, в которой всю вину за уничтожение эсминца «Ленин» возложил на Афанасьева: «Командир эсминца «Ленин», приняв отходящие в беспорядке части за непосредственную угрозу кораблю, не доложив об этом на КП [командный пункт военно-морской базы] и не приняв никаких мер не только к обороне, но и по выяснению элементарной обстановки, взорвал миноносец «Ленин» и отдал приказ взорвать подводные лодки» (Из материалов ЦВМА. Ф. 22, д. 143, с. 26).

 

Трибуц, находившийся, как пишет Звягинцев, в дружеских отношениях с Клевенским (известно, что они знали друг друга еще по учебе в военно-морском училище), дал ход докладной, и прокуратура возбудила в отношении Афанасьева уголовное дело. В основу обвинительного заключения практически легли докладная записка Клевенского и его показания на следствии. Вскоре оно было передано в военный трибунал флота.

 

О том, в какой обстановке он принимал решение о затоплении корабля, Афанасьев в суде рассказал так: «К восьми часам вечера [23 июня] открылась стрельба. Она все приближалась к заводу «Тосмаре», около которого мы стояли. Я увидел, что наша пехота в беспорядке отступает. Я решил все подготовить к взрыву миноносца. Стрельба все усиливалась. Танкетки противника каждую минуту могли прорваться в город. Стрелять я не мог, так как не было угла обстрела…

 

Рядом стоящие подводные лодки получили приказание от командира бригады [подводных лодок] подготовиться к взрыву. Я видел, что с подводных лодок люди выгружаются и готовятся к взрыву. Посоветовавшись с командирами «С****лы» и «Рониса» [подводные лодки бывших военно-морских сил Латвии, за которыми в советском ВМФ сохранились прежние названия], я решил миноносец взорвать… Утром капитан 1 ранга Клевенский меня предупредил, что ни в коем случае миноносец не сдавать в руки немцам» (Материалы надзорного производства ГВП по делу Ю.М. Афанасьева, с. 22 – 24).

 

Афанасьев также утверждал в суде, что перед взрывом посылал к Клевенскому офицера Чеботарева (остался вместе с экипажем «Ленина» в окруженной Либаве и, как стало известно впоследствии, погиб) с просьбой уточнить указания по поводу уничтожения эсминца, на что командир базы снова повторил: «Действовать по обстановке».

 

Последним из сослуживцев Афанасьева по Либавской ВМБ, кто встречался с ним за несколько часов до начала заседания трибунала в здании штаба флота, стал Петр Грищенко, командовавший в то время на Балтике подводной лодкой Л-3, которая впоследствии стала гвардейской. Грищенко только что вернулся с моря, и не знал о предстоящем суде над его однокашником по военно-морскому училищу. Афанасьев рассказал, в чем его обвиняют, и подчеркнул: «Доказать не могу, приказ был дан мне лично: «Назначаю вас, товарищ Афанасьев, старшим по уничтожению всех кораблей, стоящих на ремонте, а также приказываю взорвать склады боеприпасов и топлива.

 

Срок исполнения — немедленно. По выполнении приказа – явиться в штаб базы и доложить мне лично». Грищенко также вспоминает слова Афанасьева о том, что на очной ставке Клевенский это отрицал: «Такого приказа я не давал, — заявил он следователю. — Акт уничтожения базы – это самовольство, паникерство и трусость самого Афанасьева». Словом, я оказался виновником». (Морской сборник №6, 2001, с. 76).

 

Почему «тянули» с исполнением приговора

Судебное разбирательство под председательством главы флотского трибунала дивизионного военного юриста Василия Колпакова открылось в 20.45 19 июля 1941 года. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года участие народных заседателей и защиты не предусматривалось. Заседание было скоротечным: уже в 21.35 суд удалился в совещательную комнату.

 

На постановление приговора трибунальцам понадобилось 35 минут. В 22.10 суд объявил, что Афанасьев признан виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 193-20 п. «б» УК РСФСР (уничтожение начальником вверенного ему военного корабля) и приговаривается к высшей наказания — расстрелу «с лишением воинского звания «капитан-лейтенант» и конфискацией имущества».

 

«Единственный, кто на основании статьи 15 Указа [Президиума Верховного Совета СССР от 22.06.1941 г.] наделялся правом приостановить исполнение приговора, — пишет в своей книге Звягинцев, — был командующий Балтийским флотом В.Ф. Трибуц. Но он не воспользовался правом «вето». Тем не менее, Ю.Афанасьева все же расстреляли не сразу.

 

Ждали еще десять дней. А вот чего ждали и кто ждал, — остается пока одной из загадок этой трагической истории». Автор высказал по этому поводу свое предположение, что «и у судей, и у командующего флотом были серьезные сомнения в виновности командира корабля. Ведь в те дни пришлось взрывать немало кораблей и судов. Но этот был особый, он носил имя вождя революции. Поэтому, доложив о расстрельном приговоре по команде, ждали, возможно, окончательного решения другого вождя. Не дождались…»…

 

29 июля 1941 года 33-летний Афанасьев, один из лучших командиров-надводников довоенного периода был расстрелян.

 

«Такой приказ не мог исходить от капитан-лейтенанта»

Об абсурдности обвинения младшего офицера в единоличном решении взорвать корабли и склады Либавской ВМБ писал, спустя 50 лет после казни командира эсминца, кандидат военно-морских наук профессор контр-адмирал Георгий Костев: «Когда гитлеровские части прорвались к заводу, старший в группе ремонтирующихся кораблей командир эскадренного миноносца «Ленин» Ю.М. Афанасьев приказал экипажам сойти на берег и защищать город. А корабли, склады с боеприпасом и топливом Афанасьев приказал взорвать.

 

Разумеется, такой приказ не мог исходить от капитан-лейтенанта. Он выполнял приказ командира Либавской военно-морской базы — не оставлять корабли врагу. К сожалению, приказ был отдан в устной форме… То было нелегкое, но правильное единственное решение в сложившейся обстановке. Однако, увы — командир базы отказался от него при расследовании дела, а командование флота в ту тяжелую и сложную пору не признало это решение правильным». (Г.Г. Костев. Герой Балтики. М.: Воениздат. 1991, с.55).

 

Адмирал Трибуц после войны все же признал публично, что капитан-лейтенант Афанасьев действовал в соответствии с уставом, военными правилами и складывающейся обстановкой. «Это единственно правильное решение, — писал адмирал, ставший автором нескольких мемуарных произведений. — Можно сожалеть, что Афанасьева обвинили в панике, и хорошо, что позже это обвинение сняли» (В.Ф. Трибуц. Балтийцы вступают в бой. Калининград, 1972, с. 57).

 

Автор книги «Трибунал для флагманов» пытается понять разительную перемену во взгляде флотоводца на расстрельное дело командира «Ленина», которому сам же и дал ход в годы войны. «В 1941 году, вознесенный на волне репрессивных чисток командного состава ВМФ на самый верх, он [Трибуц] думал и просчитывал свои решения совсем через другую призму, преследовал иную цель: как бы самому избежать участи предшественников — командиров кораблей и командующих флотами, сгинувших в лагерях или расстрелянных по надуманным обвинениям и приговорам. Впрочем, в то время так думали многие военачальники. Практически над каждым висел дамоклов меч репрессий <…> А многие на себе испытали ужасы гулаговских лагерей», — пишет военный юрист.

 

Кстати, не избежал все же ареста и суда и руководитель обороны Либавской ВМБ в июне 1941 года капитан 1 ранга Клевенский, которого пытался «прикрыть» Трибуц. 12 августа 1941 года выездной сессией Военной коллегии ВС СССР он был осужден по статьям 19317 п. «б» (злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе лица начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии при наличии особо отягчающих обстоятельств) и 19320 п. «б» УК РФ к лишению свободы на 8 лет.

 

Однако в соответствии с примечанием 2 к статье 28 УК к нему была применена отсрочка исполнения наказания с направлением в действующую армию (в 1954 году, уже будучи помощником командующего Тихоокеанским флотом контр-адмирал Клевенский скончался на борту корабля от инфаркта и стал первым советским адмиралом, окончившим жизнь на корабле).

 

Надзорное производство по делу Афанасьева и «приключения» следственно-судебного дела

 

Надзорное производство по делу Афанасьева было заведено ГВП в феврале 1955 года. Основанием стали письма его вдовы, переадресованные в прокуратуру из приемной ГК ВМФ.

 

«Дело [следственно-судебное] искали долго. Подозрительно долго, — пишет по этому поводу Звягинцев. — Первый спецотдел МВД СССР сообщил, что сведениями о его местонахождении не располагает. Запросили Управление военных трибуналов [при Минюсте СССР]. Там, перелопатив собственную картотеку, нашли, наконец, архивно-следственные материалы по делу Юрия Михайловича Афанасьева и направили их в Главную военную прокуратуру. Когда разобрались, оказалось, что это однофамилец. Тогда обратились в военный трибунал 8-го Военно-морского флота [с 1946 по декабрь 1955 года Балфлот был разделен на два флота: Юго-Балтийский — 4-й флот и Северо-Балтийский — 8-й флот].

 

Трибунал по-прежнему возглавлял Колпаков, теперь уже генерал-майор юстиции. Он, конечно же, помнил дело командира «Ленина», но проявил, как пишет Звягинцев, «забывчивость» по поводу его возможного местонахождения. На запрос ГВП он коротко ответил, что по данным учетно-архивного отдела КГБ Эстонской ССР дело может храниться в аналогичном отделе при Совмине СССР.

 

Проверили – его там не было. Только в августе 1955-го подлинное следственно-судебное дело Афанасьева нашлось неожиданно в архиве трибунала Западно-Сибирского военного округа. «Почему оно там оказалось? Кто его туда «запрятал» подальше от «надзирающего ока»? Остается только догадываться», — пишет Звягинцев, добавив, что на этом странности с архивными документами не закончились, и его следы снова [на момент написания им книги] затерялись.

 

Спустя три месяца после того, как дело отыскалось в Сибири, помощник военного прокурора 8-го ВМФ полковник юстиции Ладыженский вынес заключение по результатам надзорной проверки: приговор по делу Афанасьева предлагается оставить в силе, а жалобы его жены о посмертной реабилитации мужа – без удовлетворения.

 

«Анализируя обстоятельства дела, — мотивировал свои выводы помощник военного прокурора, — следует считать установленным, что миноносец «Ленин» был взорван преждевременно, так как 23 июня 1941 г. кораблю ни с моря, ни с суши никакой опасности не угрожало, и с 23 по 27 июня 1941 г. войска противника в Либаву не вступали, и, следовательно, реальная обстановка не давала оснований к взрыву миноносца <…> Преступные действия Ю. Афанасьева квалифицированны правильно, а мера наказания определена с учетом тяжести содеянного» (надзорное производство ГВП №8549-55, с.22-24).

 

Выводы балтийских прокуроров показались в Москве неубедительными. И ГВП переслала дело в Главный штаб ВМФ с просьбой «с учетом имеющихся в Главном штабе ВМФ материалов об обстановке на театре военных действий и других данных дать заключение, правильным ли было решение Афанасьева о взрыве эсминца». Тогда и появилось на свет заключение ГШ ВМФ от 2 февраля 1956 года, о котором писалось выше. Анализ сложной обстановки в районе Либавской военно-морской базы в первые дни войны, из которого следовало о невозможности вывода в открытое море эсминца «Ленин», на котором не был завершен ремонт, заканчивалось следующим выводом: »… Действия командира эскадренного миноносца «Ленин» в сложившейся обстановке следует признать правильными».

 

На основании заключения морских специалистов ГВП составила новое заключение, которое в свою очередь легло в основу определения Военной коллегии ВС СССР от 19 мая 1956 года. Высшая судебная инстанция отменила приговор в отношении Афанасьева и прекратила дело за отсутствием в его действиях состава преступления.

 

Автор: Александр Пилипчук

ашttp://cripo.com.ua/print.php?sect_id=9&aid=169332

[Беланов А.П.]

Белые пятна, чёрные дыры. Легенды военно-морского флота

 

Море надежно хранит свои тайны. Но еще больше морских тайн скрыто в архивах спецслужб.

 

Феодосийский эксперимент

 

До сих пор ходят легенды о таинственном «Филадельфийском эксперименте» — мгновенном перемещении в пространстве эсминца «Элдридж», случившемся 28 октября 1943 года во время секретных правительственных экспериментов по созданию «невидимого» корабля.

 

Но все страшилки о моряках, сросшихся с палубой «Элдриджа», меркнут на фоне пугающих легенд, связанных с крейсером «Адмирал Нахимов». Советский корабль-призрак, навсегда застрявший на границе реального и потустороннего миров.

 

«Адмирал Нахимов» — единственный корабль советского флота, документы которого (вахтенные журналы и т.д.) были изъяты из Центрального военно-морского архива Комитетом государственной безопасности СССР. Причины неизвестны.

 

Вместе с документами исчезло большинство фотографий и негативов. Любые материалы по «Нахимову» немедленно изымались у моряков Особым отделом Черноморского флота. 

 

Исчезновению документов предшествовал ряд других подозрительных событий: новый крейсер был исключен из состава ВМФ спустя всего 7 лет после вступления в строй. По воспоминаниям очевидцев, перед списанием на борту «Нахимова» был проведен полный комплекс дезактивационных работ. Был содран деревянный настил палубы, корпус был тщательного «отшкрябан», а затем покрыт свинцовым суриком.

 

…Утверждают, что темной декабрьской ночью 1960-го года крейсер приволокли на буксире в Севастополь и поставили в один из оцепленных доков на Севморзаводе. Увиденное шокировало всех: у корабля был перебит киль, обшивка в подводной части корпуса претерпела значительные деформации. По всем признакам корпус крейсера подвергся мощнейшему гидродинамическому удару.

 

После была проведена срочная дезактивация корабля. В феврале 1961 на «Нахимове» спустили флаг, а в июле того же года крейсер был расстрелян в качестве мишени во время учений Черноморского флота. Однако, потопить его не удалось — то, что осталось от «Нахимова», было отбуксировано к берегу и разделано на металл.

 

Корабль исчез, но его тайна до сих пор будоражит умы моряков и историков.

 

4 декабря 1960 года у побережья Крыма был зафиксирован сейсмический толчок силой 3-4 балла с эпицентром под водой в пяти милях от мыса Меганом, на глубине 500 метров.

— Гидрометеослужба Черноморского флота.

 

«Удивляюсь этой возне с «Нахимовым», ведь всем давно известно, что под ним была взорвана ядерная торпеда «Т-5».

— мнение отставного моряка-подводника, заметка в газете «Меридиан-Севастополь» от 07.04.2010 г.

 

Торпеда Т-5/53-58 — неуправляемый тактический боеприпас калибра 533 мм, оснащенный СБЧ мощностью 3 килотонны (в шесть раз слабее бомбы, упавшей на Хиросиму). Торпеда была принята на вооружение ВМФ СССР в 1958 году и предназначалась для действий в морском бою. Несмотря на скромную мощность, подводный взрыв был на порядок разрушительнее воздушного взрыва аналогичной мощности. В результате обеспечивалось поражение кораблей противника (тяжелые повреждения в подводной части корпуса) в радиусе 700 метров от точки подрыва торпеды.

 

Неужели и вправду пасмурным зимним днем 1960-го года в море неподалеку от Феодосии взметнулся ввысь циклопический столб воды, разметавший в стороны стоящие на поверхности корабли?

 

Существуют и более прозаические объяснения тайны «Феодосийского эксперимента».

 

Преждевременное списание крейсера «Адмирал Нахимов» — обычное событие для того времени. Это был морально устаревший артиллерийский крейсер, который, объективно, уступал даже зарубежным аналогам военных лет. С таким хламом у товарища Хрущева был разговор короткий: на слом/в резерв/переоборудование в стенд для испытания нового оружия. Одновременно на верфях Советского Союза закладывались новейшие ракетные крейсеры и подводные атомоходы, которым предстояло сменить старые крейсеры на океанских коммуникациях.

 

Не совсем ясна логика проведения ядерных испытаний у побережья Крыма. Торпеда Т-5 прошла успешное испытание на Новой Земле в 1957 году — моряки узнали все, что хотели знать. Для чего потребовалось проводить столь громкую провокационную операцию у самых границ НАТО? С другой стороны, это произошло в самый разгар холодной войны, когда ядерные испытания гремели каждый месяц. Нельзя исключить, что советскому военно-политическому руководству понадобилось провести ядерное испытание в Черном море. О времена, о нравы!

 

Глухая завеса секретности, окружающая «Адмирала Нахимова», во многом связана с периодом его службы в 1955-58 гг., когда на крейсере вместо носовой батареи главного калибра был установлен экспериментальный ракетный комплекс КСС «Колчан» с противокорабельными крылатыми ракетами КС-1 «Комета» (вариант для корабельного базирования). Уже одно это обстоятельство может объяснить отсутствие качественных фотоматериалов, посвященных крейсеру «Нахимов».

 

Ввиду скорого морального устаревания комплекса КСС тема развития не получила, и уже в 1958 году пусковая установка была демонтирована с корабля.

 

Неразрешимый парадокс. Экспериментальные образцы ракетного оружия устанавливалось на многие корабли ВМФ СССР — достаточно вспомнить однотипный крейсер «Дзержинский» с установленным на корме ЗРК М-2 «Волхов-М». Но документы были изъяты лишь у крейсера «Адмирал Нахимов».

 

Наконец, с чем были связаны меры по дезактивации корабля перед его списанием?

 

История не знает ответа. Тайна «Адмирала Нахимова» по-прежнему погребена в архивах спецслужб.

 

Морские хамелеоны

 

Уже вторые сутки агрессивный американский авианосец идет прежним курсом и точно повторяет все маневры советского траулера.

— сообщение ТАСС.

 

«Рыцари» из Особого отдела занимались не только изъятием корабельных документов и перлюстрацией почты. Кое-кому из оперативников приходилось лицом к лицу встретиться с «вероятным противником».

 

К примеру, на Каспии в составе 17-й отдельной бригады пограничных сторожевых кораблей (17-й ОБрПСКР) числились два корабля радиотехнической разведки, оперативно подчиненные Второму главному управлению КГБ СССР. Корабли использовались для сбора разведданных на территории Ирана.

 

Похожим образом использовались малые противолодочные корабли 4-ой ОБрПСКР из Лиепаи (Латвия), периодически принимавшие на свой борт группы радиотехнической разведки 8-го ГУ КГБ и выходившие на позиции в балтийские проливы, имитируя нахождение на дозорных позициях МПК из Балтийска и Варнемюнде, занятых обычным противолодочным патрулированием.

 

Часто разведывательные посты оборудовались прямо на судах гражданского флота. По приказу «сверху» капитан выделял каюту и обеспечивал питание «товарищей в штатском», которые запирались в своем помещении вместе с разведывательной аппаратурой и что-то напряженно изучали в течение всего плавания.

 

Еще дальше пошло ГРУ. В интересах военной разведки было тайно переоборудовано некоторое количество траулеров, китобоев и морских буксиров*. Аппаратуру размещали таким образом, чтобы разведчик не имел внешних отличий от аналогичных по конструкции гражданских судов.

 

*Прошу не путать эти корабли с «официальными» морскими разведчиками ССВ (судами связи ВМФ, также осуществлявшими постоянное слежение за флотами западных государств).

 

Переоборудованные таким образом корабли выходили в океан, по возможности придерживаясь обычных маршрутов торгового флота. И лишь когда до «цели» оставались считанные мили, «траулер» резко менял курс и бесцеремонно занимал место в ордере авианосной группировки ВМС США. Таким образом, он мог сопровождать корабли янки в течение нескольких суток, а затем передавал вахту другому «траулеру» или «судну связи».

 

Схема работала как часы.

 

Янки никоим образом не могли воспрепятствовать «траулерам» приближаться к своим эскадрам. В данном случае, международное морское право было целиком на нашей стороне — действие происходило в нейтральных водах, и «траулер» мог находиться там, где ему заблагорассудится. Отрываться от него на 30-узловом ходу бесполезно — через несколько часов прямо по курсу возникнет очередной «китобой» ГРУ. Янки знали, что лишь впустую «убьют» ресурс своих двигателей.

 

Применять оружие против маленького разведчика было категорически запрещено. Максимум, что могли сделать американцы, — сымитировать атаку, оглушив экипаж «траулера» ревом авиационных моторов. Через какое-то время эта игра утомляла всех, и янки переставали обращать внимание на идущую в кильватере авианосца «лоханку».

 

А зря! В случае эскалации международной обстановки и начала боевых действий «траулер» успевал передать текущие координаты АУГ, её состав и схему построения ордера на боевые корабли ВМФ СССР.

 

Гиперболоиды адмирала Горшкова

 

…Один из зимних дней 1980 года, ночь, причал №12 в Северной бухте Севастополя. Вокруг — четырехметровый бетонный забор и проволока под током. Прожектора, караул. Происходит нечто странное.

 

У причала стоит сухогруз «Диксон». Но для чего были предприняты все эти беспрецедентные меры безопасности? Какой секретный груз может скрываться в трюмах обычного лесовоза?

 

Обычного? Нет! В чреве «мирного советского транспорта» установлены 400 баллонов со сжатым воздухом, три реактивных двигателя от самолета Ту-154, 35-мегаваттые силовые генераторы и холодильные установки большой мощности. Но главный секрет скрывается в надстройке — странное устройство с отполированным до блеска медным зеркалом на бериллиевой подкладке, через капилляры которой прокачивается по 400 литров спирта в минуту. Система охлаждения! По соседству стоят блоки ЭВМ (советские микросхемы — самые большие микросхемы в мире!) — суперкомпьютер отслеживает состояние поверхности зеркала с точностью до одного микрона. В случае обнаружения искажений в действие приводятся 48 компенсирующих «кулачков», немедленно задающих необходимую кривизну поверхности.

 

Срок действия подписки о неразглашении истек в 1992 году, и теперь об этом можно говорить смело. В 1980 году в СССР проводились испытания боевого лазера, установленного на подвижной морской платформе. Проект получил шифр «Айдар».

 

Установку смонтировали на борту гражданского лесовоза, переоборудованного в экспериментальный стенд по пр. 05961. Чтобы лишний раз не тревожить наших западных «друзей», за опытовым судном сохранилось его прежнее название — «Диксон».

 

Первые стрельбы были проведены летом 1980 года по мишени, расположенной на берегу. В отличие от научно-фантастических фильмов, никто не увидел луч лазера и красочных взрывов — лишь установленный на мишени датчик зафиксировал резкий скачок температуры. КПД лазера составил всего 5%. Повышенная влажность у поверхности моря нивелировала все преимущества лазерного оружия.

 

Длительность выстрела составляла 0,9 секунды, подготовка к выстрелу занимала сутки.

 

Как и американская программа СОИ («Звездные войны»), советский проект «Айдар» оказался красивой, но совершенно бесполезной игрушкой. Понадобятся годы на совершенствование конструкций лазерных установок и источников энергии, способных накопить и мгновенно выдать импульс колоссальной мощности.

 

Тем не менее, работы по проекту «Айдар» создали огромный задел в области лазерных технологий и создания боевых «гиперболоидов». В 1984 году похожая установка «Аквилон» была смонтирована на борту десантного корабля СДК-20 (проект «Форос»).

 

Ввиду чрезвычайно высоких затрат и отсутствия какой-либо реальной отдачи работы по теме советских морских боевых лазеров были свернуты в 1985 году.

 

Вот такими «белыми пятнами» покрыты страницы отечественного флота. Узнаем ли мы когда-нибудь всю правду? Будущее покажет!

 

По материалам:

http://forums.airbase.ru

http://flot.sevastopol.info

http://masterok.livejournal.com

http://meridian.in.ua

Автор Олег Капцов

 

[Беланов А.П.]

Как Хрущёв разваливал флот

 

Первое вмешательство Хрущева в военные дела страны датируется 1954 годом. Возвращаясь из поездки в Китай, Первый секретарь проинспектировал флот и пришел к неутешительному выводу, что ВМФ СССР не способен в открытую противостоять флотам Англии и США.

 

Возвратившись в Москву, Н.С. Хрущев отверг концепцию строительства надводного военно-морского флота, предложенную адмиралом Н.Г. Кузнецовым в докладной записке от 31 марта 1954 г., которая в целом продолжала сталинскую программу кораблестроения.

 

Дальнейшие события развивались стремительно.

 

Постановлением ЦК ЦПСС и Совета Министров СССР от 8 декабря 1955 года Николай Сергеевич Кузнецов был снят с должности главкома ВМФ. С этого момента СССР выбрал ориентацию на подводный флот, строительство надводных кораблей было приостановлено, на стапелях начали разрезать практически готовые крейсеры.

 

13 февраля 1956 года по инициативе Хрущева было принято очередное постановление «О неудовлетворительном состоянии дел в Военно-Морском Флоте», осудившее низкую боевую готовность флотов и возложившее ответственность за создавшееся положение на Н.Г. Кузнецова.

 

Горек был 1956 год.

 

В январе прекратила свое существование военно-морская база Порккала-Удд — «пистолет у виска Финляндии». 100 кв. километров финской территории, переданные в 1944 году в аренду СССР в добровольно-принудительном порядке сроком на 50 лет. Уникальная позиция, откуда простреливался весь Финский залив, была бездарно сдана финнам под предлогом «улучшения отношений с Хельсинки».

 

В мае по инициативе Н.С. Хрущева и маршала Г.К. Жукова были расформированы части морской пехоты. Закрыто единственное в стране Выборгское военно-морское училище, готовившее офицерские кадры для «черных бушлатов».

 

Новый удар настиг военно-морской флот в 1959 г. В тот год было отправлены на слом сразу семь (!) практически готовых крейсеров:

 

— «Щербаков» снят со строительства при готовности 80,6%;

— «Адмирал Корнилов» снят со строительства при готовности 70,1%;

— «Кронштадт» снят со строительства при готовности 84,2%;

— «Таллин» снят со строительства при готовности 70,3%;

— «Варяг» снят со строительства при готовности 40%;

— «Архангельск» снят со строительства при готовности 68,1%;

— «Владивосток» снят со строительства при готовности 28,8%.

 

Охваченное «ракетной эйфорией» советское руководство сочло артиллерийские крейсеры проекта 68-бис безнадежно устаревшим оружием.

 

Похожая история произошла с тяжелыми крейсерами типа «Сталинград» (проект 82), которые можно классифицировать как настоящие линкоры. Согласно проекту, полное водоизмещение «Сталинградов» достигало 43 тыс. тонн. Длина исполинского корабля составляла 250 метров. Экипаж, согласно проекту, — 1500 человек. Главный калибр — 305 мм.

 

Всего через месяц после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина три громадины были сняты со стапелей и разделаны на металл. «Сталинград» находился в готовности 18%. «Москва» — 7,5%. Третий корпус, так и оставшийся без названия, имел готовность 2,5%.

 

Три линкора и семь крейсеров отправились на слом.

 

Если бы не другие 14 крейсеров пр. 68-бис из «сталинского задела», до которых не дотянулись руки «реформаторов», — боюсь, что к концу 50-х наш флот мог вообще остаться без соответствующей надводной компоненты, полностью погрузившись под воду.

 

К счастью, у любителя кукурузы не хватило смелости тронуть подводный флот. К началу Карибского кризиса (октябрь 1962 г.) в составе ВМФ СССР находилось 17 подводных атомоходов, из них 5 — подводные ракетные крейсеры стратегического назначения. Впервые со времен русско-японской войны русские моряки вновь заявили о себе на просторах Мирового океана. В Северной и Центральной Атлантике, в Тихом и Ледовитом океанах. В июле 1962 года ПЛА К-3 впервые в отечественной истории смогла пройти подо льдами до Северного полюса!

 

Тем временем Хрущев продолжал свои чудачества: особую известность получила история с подаренной эскадрой Тихоокеанского флота, которая, по прихоти Генсека, навсегда осталась в Индонезии. 12 подводных лодок, шесть эсминцев, сторожевые корабли, 12 ракетных катеров… И главный подарок — крейсер «Орджоникидзе», вошедший в состав ВМС Индонезии под именем «Ириан»!

 

Целая эскадра и сотни единиц современной боевой техники (плавающие танки, истребители), береговые ракетные комплексы, 30 тыс. морских мин — все это было отдано индонезийцам.

 

Домой экипажи подаренных кораблей возвращались самолетами, сжимая в бессильной злобе кулаки.

 

«Сталинские» крейсеры имели водоизмещение по 18 тысяч тонн! 

 

Несмотря на всю тяжесть послевоенной разрухи, на верфях Советского Союза был заложен 21 крейсер! Из них было достроено 14. (Могли быть достроены все, если бы флотом управляли более ответственные и компетентные люди.)

 

Всё, что осталось после «хрущевской оттепели» из крупных надводных боевых кораблей, — это два противолодочных и восемь ракетных крейсеров водоизмещением 5-7 тыс. тонн.

 

«У нас есть ядерный щит... наши ракеты самые лучшие в мире. Американцы... догнать нас не могут».

— из записки Н.С. Хрущева для Президиума ЦК КПСС, 14 декабря 1959 г.

 

Помешавшись на ракетах, генсек рассчитывал еще сильнее сократить состав ВМФ, но в его планы вмешалось одно досадное обстоятельство: 15 ноября 1960 года на боевое патрулирование вышел подводный ракетоносец «Джордж Вашингтон». Новейшая суперлодка, оснащенная 16 БРПЛ «Поларис А-1». Американский «убийца городов» мог одним залпом «накрыть» все крупные населенные пункты в европейской части СССР.

 

Пришлось срочно искать «противоядие».

 

Что построил Хрущев взамен порезанных крейсеров

 

Была срочно инициирована грандиозная программа строительства больших противолодочных кораблей (БПК) проекта 61.

 

Небольшие, ладно скроенные фрегаты полным водоизмещением чуть более 4 тыс. тонн стали первыми в мире кораблями, оснащенными газотурбинной силовой установкой. 

 

По конструкции БПК пр. 61 резко отличалась от всех кораблей, что когда-либо строились в Советском Союзе. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: это корабли новой эры. Они были буквально перегружены радиотехническими средствами обнаружения и управления огнем.

 

Носовой и кормовой ЗРК. Противолодочный комплекс с гидроакустической станцией кругового обзора «Титан». Реактивные бомбометные установки, самонаводящиеся торпеды, универсальная скорострельная артиллерия с корректировкой огнем по данным РЛС, посадочная площадка и оборудование для обслуживания противолодочного вертолета. Для своего времени «поющий фрегат» был шедевром, воплотившим в себе все лучшие достижения советской науки и техники.

 

Таких было построено 20 единиц.

 

В дополнение к БПК был разработан проект противолодочного крейсера (1123 шифр «Кондор») — первый шаг к созданию авианесущих крейсеров. В период с 1962 по 1969 гг. было построено два таких корабля — «Москва» и «Ленинград».

 

Крейсер ПЛО имел солидные размеры — полное водоизмещение достигало 15 тысяч тонн. По сути своей, это был вертолетоносец, но, в отличие от нынешних «Мистралей», советский крейсер ПЛО обладал скоростью хода под 30 узлов и имел на борту мощный состав вооружений, включавший в себя два ЗРК средней дальности «Шторм», универсальную артиллерию и… сюрприз!

 

Чтобы американским подводникам не было скучно, на борту крейсеров установили комплекс противолодочных ракет РПК-1 «Вихрь» с ядерными боевыми частями (небольшой мощности — всего по 10 кт, но этого было достаточно, что бы уничтожить любую субмарину в радиусе 1,5 км от точки подрыва). «Вихрь» стрелял на расстояние 24 км — почти в 3 раза дальше, чем аналогичный американский комплекс ASROC.

 

Несмотря на «отсталые большевистские технологии», крейсеры оснащались 7 радарами различного назначения, подкильной ГАС «Орион» и буксируемой низкочастотной антенной комплекса «Вега».

 

Наконец, главная «фишка» крейсера — вертолеты. На борту базировалась эскадрилья в составе 14 Ка-25ПЛ. Для размещения авиатехники имелось два ангара — подпалубный и еще один, в надстройке, для пары дежурных машин.

 

Умели же раньше строить!

 

Карибский кризис внес очередные коррективы в планы советского руководства.

 

Никиту Хрущева внезапно посетила очередная, на этот раз положительная, мысль. В Советском Союзе началось возрождение морской пехоты! (а стоило ли ломать, чтобы потом воссоздавать заново с таким трудом?)

 

В 1963 году на Балтике был сформирован Гвардейский полк морской пехоты. В том же году полки морской пехоты появились на Тихоокеанском, в 1966 году — на Северном, а в 1967 году — на Черноморском флотах.

 

Морской пехоте требуется специальная техника — десантные корабли, необходимые для доставки техники и личного состава на вражеское побережье. Такие корабли были спроектированы и построены!

 

С 1964 года началось серийное строительство больших десантных кораблей (БДК) пр. 1171 «Тапир». За последующее десятилетие в СССР было построено 14 единиц. 

 

Любопытно, что изначально проект «Тапир» создавался как быстроходный ролкер-сухогруз двойного назначения (военный корабль/гражданское судно), причем совсем не для морской пехоты. ВМФ СССР был необходим транспортный корабль для доставки военной помощи странам-союзникам в Азии, Африке, далее везде… «Тапир» оказался настолько надежен и живуч, что 4 БДК данного проекта по сей день числятся в составе ВМФ России, выполняя задачи в рамках «сирийских экспрессов».

 

Из других интересных творений той эпохи можно вспомнить корабли измерительного комплекса (КИК) — морские радиолокационные базы, предназначенные для контроля параметров полета баллистических ракет (наблюдение за испытаниями отечественных и зарубежных МБР в любой точке Мирового океана). «Чажма», «Чумикан», «Сахалин», «Чукотка»… Их количество увеличивалось с каждым годом.

 

И как не вспомнить первый в мире корабль с ядерной силовой установкой — атомный ледокол «Ленин»!

 

Еще до официального вступления «Ленина» в строй (1960-й год) на его борту побывали премьер-министр Великобритании, вице-президент США Р. Никсон, делегация из КНР — весь мир наблюдал за ходом строительства советского «чуда техники». Появление атомного ледокола обеспечило СССР статус единственного и полноправного Хозяина Арктики.

 

«Ленин» был способен месяцами работать в режиме максимальной мощности, проделывая путь в ледовом панцире Северного океана. Ему не требовался уход с трассы для дозаправки топливом. 20-тыс. тонный атомоход ломился вперед, сквозь полярные льды — и ничто не могло остановить могучий корабль на его пути.

 

По итогам правления Н.С. Хрущева отечественный флот обзавелся 2 вертолетоносцами и 8 ракетными крейсерами, 10 ракетными эсминцами (пр. 57 «Гневный»), 20 большими противолодочными кораблями, тремя десятками атомных субмарин, атомным ледоколом, БДК, кораблями измерительного комплекса…

 

ВМФ СССР первым в мире сделал ставку на уникальное оружие — противокорабельные ракеты (ПКР), которыми были оснащены сотни подводных и надводных боевых кораблей, включая ракетные катера. В 1967 году пара таких катеров (пр. 183-Р «Комар») потопят израильский эсминец «Эйлат», чем вызовут шок у руководства НАТО. Русские идут! У них новое супероружие!

 

И все-таки, несмотря на все кажущиеся достижения, Н.С. Хрущев здорово «наломал дров»: все вышеперечисленные успехи появились не благодаря, а вопреки усилиям фаната бесплодной целины и кукурузы.

 

Десять порезанных крейсеров и линкоров, а также несправедливые гонения на морскую пехоту еще долго будут вспоминаться в народе как «чудачества» «кукурузника», нанесшего невосполнимый вред отечественной армии, авиации и флоту.

 

Автор Олег Капцов

 

http://topwar.ru/39458-kak-hruschev-razvalival-flot.html

[Беланов А.П.]

В 1909 году для экспедиции известного полярного исследователя Г. Седова в Норвегии (по другим данным — в Германии в 1907 году) был куплен пароход «Котик». Поскольку судно приобрели на деньги ставропольских купцов, его переименовали в «Ставрополь». Вплоть до первой мировой войны оно совершало регулярные рейсы из Владивостока в Колымский край. После революции пароход поставили на прикол в столице Дальнего Востока, а команда разбежалась.

Только в 1919 году «Ставрополь» вышел в новый рейс на Колыму, жители которой два года не получали ни продовольствия, ни медикаментов. Лето выдалось суровое, пароход попал в сплошные льды и был вынужден остаться на зимовку около мыса Шмидта. Во время зимовки экипаж «Ставрополя» узнал, что у Чаунской губы в критическом положении находится экспедиция норвежца Амундсена. Иностранцы обратились за помощью к русским морякам, но те из-за отсутствия топлива смогли лишь по радио сообщить в Анадырь о надвигающейся беде.

Вернувшийся во Владивосток, где к тому времени уже поменялась власть — городом вместо белогвардейцев с интервентами командовали красные партизаны, пароход был «призван на военную службу». Вооруженный несколькими пушками «Ставрополь» повез в Аянский уезд (Якутия) экспедиционный отряд красногвардейцев, который ликвидировал «белую армию» Пепеляева. После окончания гражданской войны пароход спустил военный флаг и стал перевозить грузы и пассажиров. Именно в его трюмах были доставлены на Колыму первые узники ГУЛАГа и их охранники.

Казалось, что «Ставрополь» так и останется гражданским судном, но обострение обстановки на Дальнем Востоке снова заставило включить пароход в состав Тихоокеанского военно-морского флота СССР. Корабль сначала переоборудовали в гидрографическое судно, затем — в минный блокшив, а потом в минный заградитель. Его вооружили четырьмя 76-миллиметровыми орудиями и двумя спаренными четырехствольными пулеметными установками «Максим». В трюмах минзага помещались 389 мин. В 1935 году этой боевой единице флота присвоили новое имя — «Ворошиловск» (второго ноября 1935 года Ставрополь переименовали в честь тогдашнего министра обороны СССР). Так корабль в третий раз поменял имя, но остался тезкой краевого центра. Городу потом, в 1943 году, вернули историческое название, а вот минный заградитель так и остался «Ворошиловском».

Во время Второй мировой войны минный заградитель исправно нес свою службу — выставлял минные заграждения. Причем они были настолько плотные и многочисленные, что на одной из собственных мин корабль и подорвался. Однако «Ворошиловску» было не суждено погибнуть в холодных водах. Мина, на которую напоролся минзаг, оказалась образца 1908 года с малым зарядом взрывчатки, поэтому матросам удалось довольно быстро заделать пробоину, и после непродолжительного ремонта корабль вернулся в строй.

«Холодная война» и конфликт на Корейском полуострове продлили военную службу «Ворошиловска». Тем более что по итогам состязаний по постановке мин в 1949 году корабль был признан лучшим во всем военно-морском флоте СССР. Командование не желало ударить в грязь лицом и на соревнованиях 1950 года, поэтому команде «Ворошиловска» пришлось провести несколько тренировок. Одна из них оказалась роковой.

В 8 часов 15 минут 30 октября 1950 года минный заградитель «Ворошиловск» прибыл в бухту Новик и ошвартовался правым бортом у причала мыса Шигина невдалеке от минного склада. «Сухона» и «Терек», выгрузив к этому времени свои мины на берег, уже ушли во Владивосток. Поэтому ко времени подхода минного заградителя пирс и складские пути были уже полностью загромождены их минами.

В 8 часов 30 минут по сигналу «большой сбор» экипаж «Ворошиловска» был выстроен на пирсе. Помощник командира старший лейтенант Савинов и командир минной базовой части лейтенант Кононец развели людей на работы по выгрузке мин. При этом одна часть была назначена на раскатку мин на берегу от корабля до склада, другая же должна была выгружать их непосредственно из погребов. Командир корабля наблюдал за разводом на работы со спардека, не вмешиваясь в распоряжения своего помощника.

Из всей команды на построении отсутствовали 39 человек, 11 из которых с разрешения командира готовились к увольнению в запас, а остальные по различным причинам были отпущены в город. Позднее будет подсчитано, что из 36 специалистов-минеров в выгрузке мин участвовали всего 19 человек, остальные были распределены на другие работы.

Выгрузка мин началась из носового погреба стационарными паровыми лебедками. Погода в тот день была спокойная. Ветер 2-3 балла, море – 1 балл, видимость до 5 миль, небольшая облачность, временами дымка, температура воздуха -десять градусов тепла.

В 10 часов утра в самый разгар работ с . Разрешения дежурного офицера минзага старшего лейтенанта Павленко к левому борту «Ворошиловска» пришвартовались баржа ВСН-239 и буксир РБ-88 продовольственного отдела тыла Владивостокской базы ВМБ. Не прекращая выгрузку мин, старший лейтенант Павленко привлек несколько матросов на прием продовольствия с баржи.

Спустя еще два часа был объявлен перерыв на обед. Во время обеда руководивший выгрузкой мин лейтенант Кононец получил через рассыльного матроса приказание командира закончить выгрузку мин в 18.00. Спустя некоторое время, спустившийся в кают-компанию старший лейтенант Савинов повторил это приказание.

Причина указания командира конкретного срока окончания работ очевидна – необходимо было дать людям отдых после столь напряженного выхода в море: офицерам съехать на берег к семьям, матросам посмотреть новый кинофильм, за которым заблаговременно был послан на кинобазу корабельный киномеханик.

Старшим на выгрузке некоторое время был помощник командира Савинов, но затем он, убедившись, что все идет, как всегда, хорошо, отправился после обеда к себе в каюту. Теперь, после его ухода, старшим на выгрузке остался командир минной боевой части лейтенант Кононец, но и он находился на берегу в районе откатки мин к складу. Таким образом, когда после обеда была продолжена выгрузка мин, на палубе «Ворошиловска» не было ни одного офицера…

Однако работа шла быстро. Матросы свое дело знали и действовали умело. Причем более споро работали те, кто был на борту минзага, и моряки, откатывавшие мины, попросту не успевали таскать их к складу, пути к которому были к тому же загромождены минами с «Сухоны» и «Терека».

К 14 часам 55 минут с «Ворошиловска» были сгружены 82 якорные и 13 более мощных донных мин «АМД-1000». Причем последние находились у самого края пирса в непосредственно близости от минного заградителя.

На верхней палубе корабля в это время находилось три акустические донные мины, некоторое количество их было еще в коридорах. Разгрузка подходила к концу. В кормовом погребе оставались последние три акустические и две якорные мины.

В это время руководивший работой на верхней палубе минер старший матрос Василий Чанчиков без ведома командира БЧ-3 разрешил для ускорения работ отсоединить перед выгрузкой донных мин на пирс их тележки. Мины поэтому на металлической палубе укладывали бок о бок прямо у люка кормового погреба.

К 14 часам 55 минутам у люка было уложено сразу три донные мины. Для четвертой места почти не было. Ее можно было лишь буквально втиснуть в щель между другими, что было уже далеко небезопасно.

Однако желание поскорее закончить выгрузку и уверенность в своем опыте затмили чувство опасности. К тому же рядом не оказалось и офицеров, которые могли бы вмешаться в последующее развитие событий.

Наконец из люка минного погреба показалась очередная донная мина. Бывшие на палубе сразу же обратили внимание, что, провиснув на стропах, она сильно наклонилась головной (зарядной) частью вперед. Но и это никого не остановило. Тысячи раз проделывали участвовавшие в разгрузке эту, казалось бы, до совершенства отработанную операцию, и не сомневались, что все будет благополучно и в этот раз.

При попытке стоявшего на лебедке матроса втиснуть ее между двумя соседними минами она своей тяжестью развернула одну из лежавших мин, а затем с силой ударилась головной частью о металлическую палубу.

Далее события развивались с ужасающей быстротой. Увидевший удар мины о палубу, старший поста приемки мин старший матрос Алексей Быков, решив, что мина уже легла на палубу всем корпусом, крикнул стоявшему на лебедке матросу Василию Шатилову, чтобы тот травил лебедочный трос. Шатилов исполнил команду.

Через мгновение, неудерживаемая более тросом кормовая часть мины резко пошла вниз и, с силой ударившись об острый угол ушка бугеля своей соседки, который глубоко вошел в ее корпус, с грохотом упала на палубу.

К мине бросился стоявший рядом старший матрос Николай Вымятин, хотевший было отдать строп, но был с обоженным лицом отброшен в сторону, внезапно раздавшимся разрывом.

Первый взрыв застал нескольких матросов к кормовом минном погребе, из которого только что подняли злополучную мину. Все они оказались в ловушке и, будь первый взрыв чуть посильнее, никому из них не быть бы живыми.

Первый взрыв был не очень сильным и лежавшие рядом мины не сдетонировали, но он сопровождался разбрасыванием горящих кусков взрывчатки. Горящий гексогель падал на надстройки, палубу, буквально засыпал лежавшие на палубе и пирсе мины. Всюду разом вспыхнули языки пламени.

В это время наверх выскочили командир корабля и помощник. Корженков объявил пожарную Тревогу, приказал пустить орошение в минные погреба, а всей команде откатывать мины от очагов взрыва. Старший лейтенант Савинов тем временем вызвал пожарный взвод и возглавил тушение горящей мины огнетушителями и водой.

Справиться с пожаром никак не удавалось. Вспышки огня под действием воды и пены стали лишь увеличиваться. Пламя быстро распространилось на кормовую часть «Ворошиловска». А затем и на пирс, где рядами, тесно прижатые друг к другу, стояли мины. Взрыв и пожар были столь скоротечны, что часть команды растерялась, груды начиненных взрывчаткой мин гипнотизировали людей.

Казалось, еще немного – и взлетят на воздух горящие мины, затем сдетонируют лежащие на пирсе, а затем уже рванет под небеса весь огромный, наполненный минами склад, где ждали своего часа десятки тысяч тонн смертоносной взрывчатки. Теперь на волоске была судьба уже не только острова Русский, но и всего Владивостока со всеми его жителями.

До катастрофы, сравниваемой по мощи разве что с Хиросимой, оставались считанные минуты. И никто в огромном приморском городе еще не знали что стрелки часов, быть может, уже отсчитывают последние мгновения их жизни.

Но нашелся человек, который решился ценою собственной жизни остановить уже пришедший в действие механизм смерти. Им стал заместитель командира «Ворошиловска» по политической части капитан 3 ранга Николай Иванович Дерипаске.

По воспоминаниям очевидцев первый взрыв и начало пожара застали замполита на берегу, где он наблюдал за транспортировкой мин на склад. Увидев столб пламени над кораблем, фронтовик-балтиец действовал как всегда решительно. Он сразу же приказал матросам разорвать цепь мин, откатывая их друг от друга как можно дальше, а сам бросился на минзаг. Взбежав на палубу, встал около горящей мины и до последней минуты, ободряя людей, вместе с командиром руководил тушением пожара. Видя спокойствие и хладнокровие замполита, пришли в себя и матросы.

Понимали ли Корженков и Дерипаске, что, находясь рядом с горящей миной, они обречены? Безусловно! Именно поэтому за несколько минут до последнего взрыва командир отдал приказание о затоплении своего корабля. Пусть погибнет «Ворошиловск», зато не сдетонируют сотни мин, находившиеся на берегу! К сожалению, затопить минзаг так и не успели, зато успели другое – оттащить все бывшие неподалеку от него мины на безопасное расстояние. Сам же командир покидать палубу гибнущего минзага не собирался. Рядом с ним плечом к плечу остался стоять и замполит…

Каждая выигранная у взрыва минута оборачивалась сотнями спасенных жизней. Несмотря на то, что вот-вот должна была последовать неминуемая развязка, борьба с пожаром и откатка мин продолжалась безостановочно.

По вызову дежурного минного склада на пирс примчалась машина пожарной команды острова Русский. Пожарники действовали быстро и умело. В течение четырех минут они сумели протянуть шланги и дать воду на горевшие мины. К сожалению, было уже слишком поздно, и изменить ход событий пожарники были, увы, бессильны.

В это время и прогремел второй взрыв, от которого разлетелись стекла по всему Владивостоку, взрыв, который унес жизнь капитана 3 ранга Дерипаско и многих матросов «Ворошиловска». Сила взрыва была огромна. Минный заградитель буквально исчез в клубах пламени и дыма. Когда же ветер отнес дым в сторону, стало видно, что корабль весь горит и с сильным креном на правый борт быстро погружается кормой в воду.

Палуба «Ворошиловска» была завалена мертвыми телами. Рядом полыхали остатки разнесенного взрывом пирса. Сноп пламени пришелся как раз стоявшую неподалеку от борта пожарную машину. Из пожарной команды острова Русский не уцелел ни один человек. Все они буквально исчезли в адском огне. И лишь обгоревшая и перевернутая пожарная полуторка напоминала о том, что еще несколько мгновений назад эти ребята были живы и действительно существовали на этой земле…

Спустя каких-то двадцать минут горящий «Ворошиловск» повалился на правый борт и затонул. На поверхности бухты плавали теперь лишь какие-то доски, да вскипала вырывающимися из-под воды пузырями воздуха вода. В отдалении отчаянно барахтались в воде несколько человек, отброшенные туда силой взрыва. Минного заградителя «Ворошиловск» больше не существовало…

К мысу Шигина под вой сирены мчались торпедные катера, присланные для оказания помощи, но было уже поздно.

Сразу же было организовано спасение людей, оказавшихся в воде. Раненные и контуженные, они не могли долго плавать. Поэтому матросы, скинув робы, бросались к ним с берега и вытаскивали своих захлебывающихся товарищей. Так были спасены старшина 2 статьи Михаил Епифанов, матросы Соловьев и Седых. Найден был в воде и командир корабля Корженков.

Думая, что командир мертв, матросы положили его рядом с погибшим штурманом лейтенантом Юрием Зелениным. Однако, прибывшие врачи обнаружили, что командир «Ворошиловска» дышит, хотя и находится в крайне тяжелом состоянии. Корженков остался жив по какой-то невероятной, счастливой случайности, так как находился всего в каком-то метре от эпицентра взрыва. Спасла командира минзага взрывная волна, отшвырнувшая его на добрую сотню метров от корабля.

Так же, по невероятному стечению обстоятельств остался жив матрос-машинист Василий Неншин, который силой взрыва был вышвырнут из машинного отделения… через дымовую трубу!

Котельный машинист Каширин и еще один матрос выбраться наверх так и не смогли. Тела их были обнаружены в машинном отделении только после подъема «Ворошиловска».

Главными виновниками в трагедии признали оставшихся в живых командира корабля капитан 3 ранга Корженкова и командира БЧ-3 старшего лейтенанта Кононца (согласно документам Н.Я.Кононец имел звание лейтенанта. – В.Ш.). Оба по приговору военного трибунала получили по 8 лет. Правда, командир «Ворошиловска» осужден был условно. И еще, кажется, понес какое-то наказание флагманский минер.

Что же стало с самим затонувшим «Ворошиловском»? Буквально через несколько дней было произведено обследование затонувшего минзага. Водолазы установили, что «Ворошиловск» лежит на глубине девять метров с большим креном на правый борт. Палуба в районе кормового минного погреба по правому борту буквально вывернута внутрь. Размер зияющей дыры – более 25 квадратных метров. Размер пробоины самого борта определить сразу оказалось затруднительно, так как корабль лежал на правом борту, и часть его уже сильно занесена илом.

Обнаружили, что переборка артпогреба имела большую пробоину внутрь минного погреба. Это позволило сделать вывод о детонации части артбоезапаса. Полностью оказалась разрушенной каюта командира. Сильно обгорели мостик и спардек.

Все дно вокруг затонувшего минзага было усеяно неразорвавшимися снарядами и гильзами. Кроме этого, в кормовом минном погребе водолазами было обнаружено несколько неразорвавшихся мин, которые были вскоре уничтожены тут же, на дне.

Спустя некоторое время «Ворошиловск» был поднят. Ввиду больших повреждений, а также из-за старости самого корабля восстанавливать его было признано нецелесообразным, и останки минзага были пущены под автоген.

В 1994 году на острове Русский был установлен памятник погибшим при взрыве «Ворошиловска» морякам.

 

http://ship.bsu.by/text/6292

[Бч-4 Волга]

http://www.youtube.com/watch?v=sDKTId5Vyio

 

Документальный фильм К 162 'Золотая Рыбка' Убийца авианосцев

[Беланов А.П.]

Рассекреченные документы открывают новые детали миссии разведки США по подъему затонувшей советской подлодки

 

Подводная одиссея команды ЦРУ

 

Артем Асташенков (http://rusplt.ru/authors/authors_24.html)

 

Историческая служба Госдепартамента США в серии «Международные отношения Соединенных Штатов» опубликовала

(http://history.state.gov/historicaldocuments/frus1969-76v35) том, посвященный политике национальной безопасности в 1973—1976 годах.

Издание io9 (http://io9.com/that-time-the-cia-and-howard-hughes-tried-to-steal-a-so-1561583789) обнаружило среди почти тысячи страниц

стенограмм заседаний и внутренних документов ведомства 200, посвященных проекту «Азориан» — частично удавшейся попытке ЦРУ

поднять с морского дна советскую субмарину К-129.

 

Подводная лодка К-129 была спущена на воду в 1959 году. Она строилась по проекту 629 — дизель-электрические субмарины, несущие по три

баллистических ракеты Р-13. Всего таких было изготовлено 24 штуки. К-129 позже переоборудовали по проекту 629А — под ракеты Р-21.

8 марта 1968 года К-129 затонула в северной части Тихого океана, примерно в трех тысячах километров от Гавайских островов, на глубине 5,6

тысячи метров. На борту находились 98 человек. По официальной версии, подлодку затопило водой через неисправный клапан

воздухозаборника. Американцы придерживаются версии о ложном срабатывании двигателей ракет в закрытых шахтах — об этом

свидетельствует высокий радиационный фон в извлеченных обломках и шум, по которому субмарину нашли операторы гидроакустической

системы SOSUS.

СССР искал К-129 два месяца, но так и не нашел. Разведка ВМС США догадалась, что произошло, по активности советского флота в районе

известного маршрута подлодок проекта 629 и заставила операторов SOSUS прослушать часы и дни архивных записей в поисках чего-нибудь

похожего на взрыв. Это позволило сузить область поисков до трех тысяч квадратных километров. Из Перл-Харбора туда отправилась

субмарина USSHalibut, оснащенная глубоководными поисковыми системами. К-129 нашлась за три недели — к августу 1968 года.

В Вашингтоне рассудили, что советская подлодка с баллистическими ракетами на борту — это просто дар с небес. Если бы ее удалось

поднять, в распоряжении Пентагона оказались бы технологии ракет Р-21, шифровальное оборудование и документация. Осталось только

понять, как извлечь субмарину массой 2,5 тысячи тонн с глубины в 5,5 километра, да еще так, чтобы никто не заметил. Так появился

секретный проект ЦРУ «Азориан».

В очередной части «Бондиады», вышедшей на экраны в 1977 году, фигурировал гигантский танкер, захватывающий атомные подводные лодки.

Возможно, сценарист фильма вдохновился опубликованными за два года до того утечками касательно проекта «Азориан». Чтобы достать

К-129 со дна Тихого океана, в ЦРУ решили создать гигантский корабль, в дне которого будет скрыт подъемный механизм и док для субмарины.

Он также должен был быть оснащен системами стабилизации, вроде использующимися на буровых платформах.

Корабль Hughes Glomar Explorer. Фото: AP

Устройство захвата, разработанное специально для советской подлодки, собиралось отдельно на закрытой барже. Чтобы установить его на

уже готовое судно, баржу нужно было затопить и завершать монтаж под водой — так назначение корабля можно было скрыть от большинства

работников.

Строительство было поручено компании GlobalMarineDevelopment, использовалась верфь SunShipbuilding в Филадельфии. Корабль получил

название «Хьюз Гломар Эксплорер» — по легенде, судно строил индустриальный магнат Говард Хьюз, чтобы добывать железно-марганцевые

конкреции с морского дна. Миллиардер не возражал против использования его имени: его компании и так выполняли множество секретных

военных контрактов.

«Господин Хьюз — признанный предприниматель-пионер с широким спектром бизнес-интересов; у него есть необходимые финансовые

ресурсы; он часто действует втайне; и он настолько эксцентричен, что сообщения СМИ о его деятельности часто варьируются от правды до

совершенных небылиц», — поясняли выбор легенды руководители проекта госсекретарю Генри Киссинджеру в письме, датированном маем

1974 года. Оно было в числе документов, вошедших в нынешнюю публикацию Госдепартамента.

Разработка, строительство и испытания проекта тянулись до 1974 года — и даже тогда завершались впопыхах. Через шесть лет после гибели

К-129 в Вашингтоне уже сомневались, стоила ли игра свеч: Советский Союз перешел на ракеты Р-29 значительно большей дальности.

Полезность информации, которую бы удалось получить, разобрав Р-21, была под вопросом.

Тогдашний директор ЦРУ Уильям Колби, однако, настоял на продолжении миссии, не желая портить отношения с наемным персоналом. «Нам

нужно заботиться о репутации государства. Закрытие проекта на таком позднем этапе покажется подрядчикам самодурством. Это важный

момент в разведывательных программах, где вопросы безопасности и прикрытия требуют более тесных отношений между подрядчиками и

государством», — объяснял он в еще одном опубликованном Госдепом письме.

В итоге 4 июля 1974 года «Хьюз Гломар Эксплорер» прибыл к месту гибели К-129. Операция по подъему подлодки длилась больше месяца:

нужно было дождаться идеальной погоды. Кроме того, невероятных размеров судно непонятного назначения дважды привлекало внимание

советских кораблей в районе.

К началу августа «Клементину», как прозвали моряки устройство захвата, спустили на дно на ступенчатой трубе, вроде буровой.

Предполагалось поднять больше половины субмарины за раз — передние 42 метра. Однако две трети захваченной части, включая рубку,

рухнули обратно — стальные «клешни» не выдержали нагрузки. В итоге в потайном доке «Гломар Эксплорера» оказались лишь первые 11

метров носовой части К-129.

Операцию признали частично успешной: по официальной информации, в поднятом фрагменте подлодки оказались две торпеды с ядерными

боеголовками и шестеро членов экипажа. Некоторые сотрудники проекта Азориан позже утверждали, что удалось «спасти» шифровальные

книги и другую документацию.

Советских моряков похоронили в море с воинскими почестями. Из-за высокого радиационного фона тела спускали в металлических гробах.

Согласно опубликованной Госдепом переписке, изначально рассматривалась возможность сохранить личные вещи покойных для

последующей передачи родным: это могло бы ослабить напряжение, если бы Советский Союз узнал о проекте.

Агенты разведки снимали всю операцию по подъему лодки на кинопленку для архива ведомства. В 1992 году директор ЦРУ Роберт Гейтс

передал фрагмент записи с церемонией погребения президенту России Борису Ельцину.

Обломки «Клементины» и К-129 еще не успели коснуться дна, а ЦРУ уже готовилось ко второй попытке. Было понятно, что «Хьюз Гломар

Эксплорер» придется вернуть в док и существенно переработать систему захвата. Так что новое плавание корабля «двойного назначения»

состоялось бы не раньше следующего благоприятного погодного сезона — второй половины лета 1975 года.

Неудача с «Азорианом», однако, пришлась на самый разгар Уотергейтского скандала. 9 августа 1974 года президент США Ричард Никсон уже

подал в отставку под угрозой импичмента, поэтому для многих в Вашингтоне приоритетом стали не амбициозные проекты с сомнительными

международными последствиями, а «прикрытие тылов».

Даже Киссинджер, всегда поддерживавший операцию «Азориан», начал считать ее бомбой замедленного действия. «Эта история неизбежно

просочится: слишком многих нужно было посвятить в дело. У всех оставшихся кишка тонка. Вчера они все время пытались дать понять, что

хотят защитить себя от "Азориана". Удручающая встреча», — объясняет он свою позицию новому президенту Джеральду Форду в

опубликованной Госдепартаментом стенограмме.

То, что проект «Азориан» вот-вот станет достоянием общественности, лучше всего понимали в ЦРУ. В январе 1974 года об их проекте узнал

журналист NewYorkTimes Сеймур Херш. Директор ведомства Уильям Колби дважды встречался с ним, уговаривая отложить публикацию

расследования из-за угрозы международного скандала.

Вторая встреча Херша и Колби состоялась 10 февраля 1975 года. Но тремя днями ранее о подлинном назначении «Хьюз Гломар Эксплорера»

написала LosAngelesTimes. В газете узнали о секретном проекте благодаря собственной оплошности ЦРУ.

5 июня 1974 года офис одной из компаний, работавших над «Гломар Эксплорером», был ограблен. Помимо денег, преступники вынесли

четыре ящика с документами. Среди них могла быть служебная записка с описанием проекта «Азориан» — если ее, как положено, не

уничтожили после прочтения.

Несколько месяцев спустя в полицию Лос-Анджелеса обратился человек, назвавшийся посредником того, в чьих руках оказались документы.

Последний требовал за них $500 тысяч. В ЦРУ попытались выяснить, есть ли среди бумаг описание «Азориана», и рассказали о записке ФБР.

Те передали полиции, а последние спросили у посредника.

Так эта история и дошла до Los Angeles Times. Их первая заметка была короткой, с множеством неточностей и сомнительными источниками,

так что ЦРУ продолжало настаивать на молчании журналистов, знавших подробности дела. Но 18 марта 1975 года о своем намерении

раскрыть все детали публично заявил колумнист Джек Андерсон. Это развязало руки остальным: New York Times, Washington Post и Los

Angeles Times вышли с передовицами о «Гломар Эксплорере».

Херш и коллеги по ошибке называли секретный проект «Дженнифер» — это кодовое имя использовалось на всех документах, чтобы

обозначить категорию секретности. В ЦРУ и Минобороны США над общими уровнями допуска имеет приоритет система блоков информации:

засекреченные документы и объекты разделяются на условные «ячейки», право доступа в каждую из которых определяется дополнительными

критериями — служебной необходимостью, поручительствами и так далее.

Администрация Форда решила игнорировать публикации в прессе. Искушение признать существование грандиозного проекта, конечно, было

велико. «Этот эпизод — важное достижение Америки. Эта операция — техническое чудо с сохранением секретности», — говорил министр

обороны Джеймс Шлезингер на встрече президента с силовым блоком 19 марта 1975 года (стенограмма рассекречена в 2010 году).

Дальнейшая огласка, однако, могла вынудить СССР предпринять ответные действия, поэтому проект «Азориан» оставался засекреченным.

На официальные запросы в соответствии с законом о свободе информации (FOIA) ЦРУ реагировало формулировками «мы не можем ни

подтвердить, ни опровергнуть». Эту фразу теперь называют «ответом Гломара» или «гломаризацией».

От Советского Союза ждали резкой реакции, как на инцидент с самолетом-разведчиком U-2 в 1960 году. Москва же молчала. По данным ЦРУ, в

Кремле предпочли не признавать публично потерю подводной лодки, неспособность найти место ее гибели и провал разведки касательно

корабля «Гломар Эксплорер».

 

В том же докладе от апреля 1975 года аналитики ЦРУ предупреждают: «Не вызывает сомнений, что Советы сделают все возможное, чтобы

осложнить или сорвать вторую попытку». Пары ныряльщиков, вооруженных несколькими метрами кабеля, хватило бы, чтобы повредить

устройство, типа «Клементины». А главное, в СССР теперь знали, где покоится К-129.

В итоге власти США отказались от попыток поднять остатки советской подлодки. В июне 1975 года Киссинджер написал Форду: «Теперь ясно,

что Советы не намерены позволить нам беспрепятственно провести вторую миссию. Советский буксир дежурит у цели с 28 марта, и по всем

признакам там и останется. Наша система захвата уязвима для самых невинных событий на море, типа лодки, проходящей слишком близко и

"случайно" задевающей корабль. Угроза более агрессивной враждебной реакции тоже присутствует, вплоть до прямой конфронтации с

судами ВМФ СССР».

По официальной версии, на этом проект «Азориан» и закрыли. «Гломар Эксплорер» действительно переоборудовали для глубоководного

бурения, а в 2010 году продали другой компании.

Сейчас проект «Азориан» остается секретным. Большая часть имеющейся достоверной информации стала известна только в 2010 году.

Тогда были опубликованы уже упомянутая стенограмма встречи Форда с силовиками и подвергнутая изрядной цензуре статья

(http://www2.gwu.edu/~nsarchiv/nukevault/ebb305/doc01.pdf) 1985 года из внутреннего журнала ЦРУ. По-прежнему не ясно, что именно

американцам удалось поднять со дна, помимо торпед и тел моряков, скрыты многие детали планирования миссии и подготовки корабля,

включая назначение некоторых полевых лабораторий, размещенных на борту в последний момент.

Зато известно, сколько три президентских администрации США потратили на секретный проект — $800 миллионов. В пересчете на

современные доллары это почти $4 миллиарда. «Азориан» стал одной из самых дорогостоящих секретных операций холодной войны.

[Сергей41]

Тайные страницы истории: столкновение под водой20.05.2014Моё звание в описываемый период – инженер-капитан-лейтенант, должность – командир дивизиона движения1 (1-ый дивизион) БЧ-52 атомной подводной лодки “К-52”.6 декабря 1967 г. мы закончили боевую службу и по приказу из Москвы покинули район патрулирования, возвращаясь из Средиземного моря домой, в родную базу Заполярья.К концу дня 6 декабря получили “радио”3 прижаться к Африке и пропустить армаду 6-го флота США, шедшую навстречу через Тунисский пролив. Утром 7 декабря мы вновь получили «радио»: “Следовать своим курсом”. Перед Тунисским проливом провели корабельное учение по борьбе за живучесть. В 14.20 на корабле начала заступать вахта первой смены по боевой готовности № 2. В 14.33 после доклада командиру о заступлении на корабле 1-ой смены по боевой готовности № 2 подводная (подводная лодка была удифферентована на глубине 40 метров, под килём – 500 метров, скорость “малый ход” – 13 узлов) по его приказанию я дал команду: “Подвахтенным от мест отойти” и садился в кресло вахтенного инженера-механика (левым плечом к носу корабля). За спиной находились штурманская рубка, вертикальный трап в боевую рубку и рубка метристов. Командир капитан 2 ранга Борисенко В.Д. стоял слева от меня между боевым постом “горизонтальщика”4 (боцман мичман Иванов) и столом вахтенного инженера-механика. Командир БЧ-5 инженер-капитан 2 ранга Полусмяк Г.П. неважно себя чувствовал и давно убыл в свою каюту во 2-ой отсек. Дублёр нашего механика (из-за плохого состояния Григория Павловича) инженер-капитан 3 ранга Ткачёв Н.А. сидел в кресле вахтенного дозиметриста справа от меня. Это был опытный командир дивизиона движения БЧ-5 184 резервного экипажа и поэтому и для меня он являлся отличным помощником и наставником. По характеру Николай был лёгок, открыт и коммуникабелен. Вахтенный дозиметрист (не помню фамилии) и вахтенный офицер командир БЧ-4, РТС5 старший лейтенант Блажин Е. М. стояли за моей спиной ближе к корме – почти в проходе…В этот момент из гидроакустической рубки выглянул вахтенный с очумелыми глазами – старший матрос – и крикнул, как выстрелил: “Прямо по курсу цель!”. Командир ничего не успел предпринять, но движение его было к турбинным телеграфам, которые находились за вертикальным трапом в боевую рубку. Я не успел сесть в кресло, как раздался грохот в носовой части корабля. Подводную лодку бросило носом вверх и вправо, а командира буквально сдуло на левый борт прямо на телеграфы. Меня вдавило в кресло и бросило назад. Было такое впечатление, что оторвался талреп у кресла. Я ударился тыльными сторонами рук о двери рубки метристов (лопнуло стекло часов). В следующее мгновение меня бросило также резко и с такой же силой вперёд. Удар пришёлся челюстью об “Каштан”6. Говорят, при этом искры из глаз летят. Не искры – пламя!Тут же, практически одновременно, появился резкий дифферент на корму и раздался тупой удар в корме в районе киля. Оторвалась РДУ7 у вертикального трапа и с грохотом полетела в корму вниз, как в яму. После тупого удара в корме и мгновенно появившегося дифферента на корму казалось, что лопнул прочный корпус какого-то из кормовых отсеков. Конец! Почему-то появилась мысль: “Так вот как погибали подводники во время войны!”.1 Командир дивизиона движения - офицер, в заведовании которого находятся атомные энергетические установки и средства движения. Дополнительно исполняет обязанности вахтенного инженера-механика.2 БЧ-5 – электромеханическая боевая часть.3 “Радио” - зашифрованная радиограмма.4 “Горизонтальщик” – специалист, управляющий горизонтальными рулями подводной лодки.5 Командир БЧ-4, РТС – офицер, в заведовании которого находятся акустическое, гидроакустическое, радиолокаторное и радиотехническое вооружение корабля. Дополнительно исполняет обязанности вахтенного офицера.6 “Каштан” – громкоговорящая корабельная связь (ГГС).7 РДУ – регенеративная дыхательная установка.Чувствую, что всплывать нельзя. Знаю, что необходимо дать команду в 1-ый и 9-ый отсеки: “Осмотреться в отсеке. Доложить обстановку”. (Для оперативности решил, что нужнодать команду именно в эти два отсека, где я слышал удары, а не по “циркуляру”8 во все отсеки. В последствии заместитель ГК ВМФ по боевой подготовке адмирал Егоров Г.М. согласился со мной при разборе “полётов”). Но после удара челюстью о “Каштан” её заклинило. Я не мог раскрыть рта.Осматриваюсь вокруг – боцман на месте, по глубиномеру – 40 метров, глубина резко уменьшается, лодка всплывает, а не падает камнем вниз. Чудеса! Вахтенный БП-359 на месте и перепуган, дифферентометр зашкалило на корму. В кресле дозиметриста сидит дублёр командира БЧ-5 Николай Ткачёв в необычной позе: ноги – вертикально вверх, зад обтянут репсом, а между раздвинутых ног выглядывают два круглых ошалевших глаза. Наверное, и я выглядел не лучше. От страха тошнило, зажмурился от резкой боли в челюсти… Кажется, что прошла вечность, а на самом деле длилось всё это секунд 10…15.Когда командира бросило на телеграфы, он, чтобы защитить лицо от удара, выставил руки вперёд, но всё же приложился прилично о собственные руки, которые попали на фиксаторы рукояток турбинных телеграфов. Непроизвольно нажав на “гашетки” телеграфов, он передвинул их рукоятки на «самый малый вперёд». Сработавший зуммер вывел всех из оцепенения. Первым послышался голос командира: “Продуть балласт! Осмотреться в отсеках!”. Я с резким треском и острой болью в челюсти, которая вышибла слёзы, разжал рот и скомандовал вахтенному БП-35: “Продуть балласт!” и в 1-ый и 9-ый отсеки: “Осмотреться в отсеках, доложить обстановку!”. Вахтенный БП-35 доложил: “Продуваю!”. И тут же поступили доклады из 1-го и 9-го отсеков: “Удар в районе 14-го шпангоута. Поступления воды нет. Отсек осмотрен, замечаний нет”, “Удар в районе 114-го шпангоута. Поступления воды нет. Отсек осмотрен, замечаний нет”.После этого по “циркуляру” дал команду в остальные отсеки и доложил командиру о докладах из 1-го и 9-го отсеков.Тут лодка выпрыгнула, как пробка, из воды. Моментально выровнялся дифферент, и началось покачивание корабля на волне. В момент, когда командир БЧ-5 Полусмяк Г.П. ворвался из 2-го отсека в центральный пост, была сыграна боевая тревога, и уже Григорий Павлович принимал доклады из отсеков об осмотре и отсутствии замечаний в них. Затем стали скрупулёзно проверять материальную часть во всех боевых частях, службах и дивизионах. Перед уходом на пульт управления ГЭУ10 я после командира и помощника командира капитан-лейтенанта Дмитрия Каспер-Юста осмотрел горизонт в перископ из любопытства. Облачность была баллов 5, на море – крупная зыбь, а далеко на горизонте еле просматривался силуэт гражданского судна (так нам показалось, а на самом деле это было разведывательное судно). Видимость была отличной. Живём! Быстро отходит от стресса военный человек…Следуя на пульт управления ГЭУ, обошёл энергетические отсеки. Убедился, что внешне всё в порядке. На пульте ГЭУ по докладам из боевых постов 1-го дивизиона и докладам операторов ГЭУ уточнил: в дивизионе всё нормально, если не считать, что сигналы аварийных защит реакторов от приборов отключены. Остались только кнопки сброса аварийных защит реакторов и ключи сброса защит ходовых турбин.Причина, кстати, здесь старая, ещё с начала боевой службы. Дело в том, что после каждой боевой службы (я был в четырёх, а это была вторая) мы шли в г. Полярный на судоремонтный завод СРЗ № 10 (так называемая королевская фирма “Тип-топ”). Из-за ещё малого опыта ремонта атомных подводных лодок ремонт всегда был не очень качественный, и за ремонтным персоналом нужен был жёсткий контроль, что не всегда можно было обеспечить, особенно в конце ремонта, когда рабочие сидели сутками в отсеках корабля друг на друге. Особенно это характерно было в дивизионах БЧ-5. Так вот, после ремонта, последовавшего за первой боевой службой, через две недели мы обнаружили, что самопроизвольно срабатывает аварийная защита обоих реакторов по максимальной температуре 1 контура, максимальному давлению 1 контура и расходу 1 контура: подпрыгивали стрелки приборов-самописцев вверх до упора и тут же возвращались в нормальное положение. Но пакость совершена – аварийная защита реактора внизу! Заменили приборы. Всё стабилизировалось. Ушли на боевую службу. В ходе её проверили снятые приборы, – они оказались в строю! А через две-три недели8 “Циркуляр” – подача команды по “Каштану” (громкоговорящей связи) одновременно на все боевые посты.9 БП-35 – боевой пост погружения и всплытия.10 ГЭУ – главная (атомная) энергетическая установка.всё началось снова. Что только ни делали, чтобы определить причину, но безрезультатно. В итоге приняли решение заблокировать сигналы от самописцев, открыв крышки приборов, руководствуясь при этом главным: выполнить задачу, поставленную перед экипажем. Всё же был и положительный результат этой неисправности, – операторы пульта управления ГЭУ чётко натренировались восстанавливать режим после сброса аварийной защиты реактора по ложному сигналу и психологически уже не боялись ревуна, сопровождающего сброс аварийной защиты реактора (даже и малоопытные ещё лейтенанты). Хотя был и большой минус, т.к. технологически существует ограничение сбросов защиты реакторов. После тщательного осмотра корабля и доклада об этом командиру «прослезились»: изоляция кабелей размагничивающих устройств подводной лодки упала до нуля; гидроакустическая станция “Арктика” полностью вышла из строя; три торпедных аппарата оказались заполненными водой, а что при этом с боевыми торпедами, - одному богу известно.Осмотрелись и стали осторожно погружаться, принимая доклады из отсеков через каждые 10 метров. На прежних оборотах винтов (до столкновения) скорость значительно уменьшилась и стала вместо 13 узлов – 11,5.Теперь до прихода в базу у нас появилась нежелательная возможность подорваться на донной морской мине11 времён Второй мировой войны, случайно оставшейся после траления в каком-либо районе по курсу нашего следования в базу.Вахта опять заступила по боевой готовности № 2 – подводная (под килём – 500 м, глубина погружения – 40 м, скорость хода – 11,5 узлов, ход “МП”2). Командир БЧ-4, РТС Евгений Блажин доложил командиру корабля, что в соответствии с инструкцией и требованием руководящего документа необходимо дать “радио” о столкновении. Командир запретил давать “радио”, мотивируя это тем, что боевую задачу мы выполнили, возвращаемся в базу, и ещё не известно, с чем мы столкнулись, нужно этот вопрос ещё обдумать.После “совета в Филях” командира с особистом (капитан-лейтенантом) “высокие стороны” пришли к выводу, что столкновение произошло с топляком – допустим, с галерой, - о чём и было объявлено личному составу. Наверное, в “совете” вспомнили историю древнего мира, когда воды Средиземного моря бороздили диеры, триеры и галеры египтян, финикийцев, ассирийцев, иудеев, греков, римлян, арабов…Серьёзная обстановка сложилась на пульте управления ГЭУ с началом столкновения подводной лодки и при дальнейшем развитии событий. В это время на пульте управления ГЭУ несли вахту инженер-капитан-лейтенант Борис Задорин и инженер-старший лейтенант Валерий Шапошников*. При появлении большого дифферента на корму после столкновения сорвали конденсатные насосы13, дающие подпор питательным насосам14. Стали быстро осушаться тёплые ящики15, что грозило автоматическим* Заместитель командующего флотилии атомных подводных лодок – начальник ЭМС флотилии капитан 1 ранга Валерий Шапошников геройски погиб в посёлке Гремиха в ноябре 1989 года, выполняя свой служебный и чисто человеческий гуманный долг (спасал людей при возникшем пожаре в котельной посёлка).11 Донная морская мина – неконтактная мина с отрицательной плавучестью. Ставится на дне моря (океана). Глубина постановки – от 50 м и глубже.12 “МП” – малый вперёд.13 Конденсатный насос – насос, подающий конденсат (воду, образованную при конденсации отработанного в паровой турбине пара) на всасывание питательного насоса.14 Питательный насос – насос, подающий рабочую воду в парогенератор, где эта рабочая вода превращается в перегретый пар, идущий на вращение паровой ходовой турбины. Отработанный в турбине пар сбрасывается в конденсатор, где конденсируется и превращается в рабочую воду (конденсат). Конденсат конденсатным насосом подаётся на всасывание питательного насоса. Цикл замкнулся. Этот замкнутый цикл (контур) называется вторым контуром.В паропроизводящей установке (ППУ) вода (теплоноситель) главным циркуляционным насосом подаётся в ядерный реактор, где при большом давлении нагревается до высокой температуры и поступает в парогенератор. В парогенераторе теплоноситель через стенки трубопроводов отдаёт тепло рабочей воде второго контура и главным циркуляционным насосом опять подаётся в ядерный реактор. Цикл замкнулся. Этот замкнутый цикл (контур) называется первым контуром.15 Тёплый ящик – подпиточный бак второго контура с паровым змеевиком для уменьшения кислородосодержания в рабочей воде второго контура за счёт её подогрева. В ГЭУ ПЛА паровой змеевик был убран (кислородосодержание уменьшалось с помощью шихты ионообменных фильтров), а название “теплый” осталось. При срыве конденсатного насоса питательный насос всасывает воду из тёплого ящика и в течение считанных минут осушает его. Происходит срыв циркуляции воды, что приводит к нарушению теплообмена в парогенераторе. Как следствие – срабатывает защита реактора.сбросом аварийных защит обоих реакторов да ещё в аварийной обстановке и под водой. Потеря хода при отрицательной плавучести корабля – неминуемая гибель! (Им тоже показалось, что при втором глухом ударе лопнул прочный корпус кормового отсека, отсек быстро заполняется водой, поэтому и появился резкий дифферент на корму). Моментальный доклад в центральный пост. Но вовремя выровнялся дифферент после аварийного всплытия подводной лодки. Работа насосов, а в дальнейшем и ГЭУ обоих бортов стабилизировалась. Этот тревожный доклад я принял после всплытия подводной лодки.После стабилизации режимов установок появилось время, чтобы осмотреться. Валерий Шапошников, смотря на Бориса изумлёнными круглыми глазами, выпалил: “Боря, что с тобой, тебе плохо? Ведь на тебе лица нет, ты весь белый!”. Борис, улыбаясь, ответил: “Нет, всё нормально. Ты бы на себя посмотрел – не лучше!”. Оба расхохотались, что всё обошлось после таких «кувырков». А ведь, как определили в доке, до лобового столкновения торпедными аппаратами не хватило всего сантиметров 10…15. Не первый раз подтвердилось, что нас Всевышний не забывает.Трагикомичная обстановка сложилась в корме. При столкновении в каютах 8 отсека и в кубрике 9 отсека почти весь личный состав сбросило с коек. Переборка между 8 и 9 отсеками была поначалу открыта. Вахтенный 9 отсека на тревожный вопрос моряков: “Глубина!?” с перепугу выпалил: “400 метров!” (при действительной глубине 40 метров). Все начали хвататься за индивидуальные дыхательные аппараты (ИДА). В каюте по правому борту 8 отсека лихорадочно искал запасной ИДА приписной офицер – оператор пульта управления ГЭУ - инженер-лейтенант Гаевой. Инженер-капитан-лейтенант Евгений Васюков, спокойно сидя на койке, поинтересовался у него: “Чего мечешься?”. И произошёл следующий диалог:- Запасной ИДА ищу, вдруг не достанется!- А глубина какая?- 400 метров!- Так зачем он тебе нужен? Зачёты по ЛВД16 тебе по – новой сдавать нужно, балбес! Ведь даже с запасными баллончиками ты сможешь выйти с глубины не более 120 метров!- Ну, всё же, на всякий случай…Снят был стресс с личного состава после поступления моей команды “Осмотреться в отсеке. Доложить обстановку”, выпрыгивания лодки на поверхность и моментального исчезновения дифферента. В центральном живы. Значит всё в порядке! Ну и досталось же вахтенному 9 отсека за ложную информацию о глубине. А потом все хохотали над товарищами и собой и пересчитывали ушибы. Всё хорошо, что хорошо кончается! Что интересно, переборку между 9 и 8 отсеками задраили сами, а затем следили за закрытием переборочной двери неукоснительно.Более или менее освободившись от вахты и проверки материальной части дивизиона, перед сном пошёл умыться. Умывшись, в зеркало вижу, что на висках не смыл мыло (в море мы пользовались очень мягкой дистиллированной водой, которую сами варили из морской воды для технических и бытовых нужд водоопреснительной установкой). Обильно смыл виски, а они всё равно светлые. Вытер голову почти насухо, подставил её под вдувную вентиляцию… И только теперь понял, что виски поседели. “Вот это да!” – думаю. Ведь мне было только 28 лет. И всё же, почему был такой резкий дифферент на корму после столкновения?Дело в том, что боцман Иванов после столкновения при такой скорости корабля (13 узлов) перевёл полностью носовые горизонтальные рули на всплытие без приказания командира, а кормовые горизонтальные рули не отвёл для удержания нарастания дифферента. А ведь при столкновении ход резко уменьшился. При отрицательном стечении обстоятельств (потеря хода, поступление воды в прочный корпус и т. д.) резкое торможение носа корабля и быстрое нарастание аварийного дифферента на корму могло привести к потере лодки продольной остойчивости. Вот тогда мы бы могли перевернуться и действительно “булькнуть”, закончив своё земное существование на нечётном числе погружений и всплытий.На следующие сутки в 12.00 восьмого декабря моя смена (первая) снова заступила на вахту. Командир в весёлом настроении зашёл в центральный пост (3 отсек) и констатировал: “Товарищи моряки-подводники, тире – североморцы, тире – гуси-лебеди, уже почти сутки идём домой и, думаю, без дальнейших происшествий”.16 ЛВД – лёгководолазное дело.Тут в центральный пост заходит СПСовец17, передаёт командиру расшифрованнуюрадиограмму. Тот взял её, прочитал и изменился в лице. В центральном посту все затихли. Было похоже на известную сцену из пьесы “Ревизор”. А в радиограмме было ни много, ни мало, а… “Доложите состояние корабля и личного состава”. Наверняка командир подумал: “Откуда в Москве известно!?”. Мы потом, когда узнали точное содержание радиограммы (не государственная тайна), тоже подумали: “Как!? Откуда!?”. Как нам впоследствии стало известно, командир американской ПЛАРБ оказался более дисциплинированным, чем наш командир. Он доложил по инстанции своему командованию в США о столкновении с “рашн – субмариной”, что лодка всплыла, осмотрелась, погрузилась и пошла своим ходом. По дипломатическому каналу американцы информировали об этом правительство Советского Союза. Всё это дошло до МО СССР, далее – до ГК ВМФ, и конечным результатом была радиограмма в наш адрес. Я полагаю, что в Москве дали возможность командиру честно ответить, что же произошло. Однако командир дал радиограмму, что столкнулись с пресловутым “топляком”, личный состав в строю, травм нет. Вот из-за этой радиограммы – ответа мы потеряли и первую сторону медали.Когда нас досрочно вызвали из отпуска (я не догулял 34 суток) после гибели 39 членов экипажа ПЛА “К-3” (“Ленинский комсомол”), которая возвращалась из боевой службы, один из представителей командования Северного флота, провожая нас во внеплановую боевую службу (автономку), сказал перед строем: “В первую боевую службу вы заработали одну сторону медали. Идите за второй!”. Хотя мы считали, что заработали обе и с лихвой.А первая сторона медали, как выразился адмирал, действительно была заработана в первой боевой службе. Дело в том, что в этой боевой службе (май – июль 1967 г. – 71 сутки) мы по вине командира голодали 47 суток – это особый разговор, требующий большого повествования в лицах, а кроме того, оперативно локализовали радиоактивную течь бессальникового затвора одной из секций парогенераторов правого борта, вывели ППУ правого борта аварийно, используя до конца боевой службы смешанный режим ГЭУ – ППУ левого борта на ПТУ18 обоих бортов. Углекислого газа в отсеках было под 3% (кровь из носа, головная боль, вялость и т. д.) – экономили регенерацию19, т. к. её тоже не хватало. Одним словом, пришли с моря дистрофиками. Нас (меня и инженер-капитан-лейтенанта Вадима Мужецкого) даже однокашники при встрече не сразу узнавали. Лично у меня, несмотря на то, что 12 суток возврата домой мы нормально питались и дышали сносным воздухом (загрузили ночью у Александрии на обратный переход), не хватало 14 килограммов веса из первоначальных 62. По приходу весь личный состав отправили в различные санатории, а затем офицеров, мичманов и отличившихся в море матросов и старшин срочной службы в отпуска. Но из отпуска нас вызвали досрочно, по причине, указанной мною выше.И всё же, почему мы столкнулись?Заявление командира, что гидрология подвела, - абсурд. Дело в том, что часто этого рыжего старшего матроса (гидроакустика) и командир, и старпом (капитан 3 ранга Храмцов В.М.), и помощник командира (капитан-лейтенант Дмитрий Каспер-Юст) ловили заснувшим на посту, а примерно ни разу не наказали. А ведь гидроакустик – это “уши” корабля! А “уши” наши оказались никудышными. Два “барбоса” – гидроакустика во время учения по борьбе за живучесть перед входом в Тунисский пролив занимались переборкой ЗИПа20, сняв наушники. Вот она, реальная причина столкновения, чуть не окончившаяся трагедией. Ведь, как выяснилось впоследствии, мы догнали американскую субмарину со стороны винтов и “долбанули” её по рубке, загнув ей выдвижные устройства. Относительная скорость была 2…3 узла. А если бы столкнулись на встречных курсах? В этом случае скорость “поцелуя” была бы в пределах 23…24 узлов. А это немало! Последствия были бы непредсказуемые.На базе (городок Западная Лица) просочилась ложная информация по “радио” “ОБС” (“одна баба сказала”), что подводная лодка “К-52” столкнулась в Средиземном море с американской атомной подводной лодкой под водой. При этом, в соответствии с данными этого “радио”, содран почти весь лёгкиё корпус, всплывать лодка не может и будет выбрасываться на мель в Мотовском заливе. Есть жертвы. Можно представить состояние наших жён!17 СПС - специальная радиосвязь.18 ПТУ – паротурбинная установка.19 регенерация – химическое вещество в виде пластин, восстанавливающее первоначальный (нормальный) состав воздуха при дыхании личного состава в герметичном прочном корпусе подводной лодки (поглощает углекислый газ и выделяет кислород).21 декабря около 22 часов мы были уже в Мотовском заливе. Получили добро в базу и стали заходить в узкость у острова Кувшин. Туман был такой, что с мостика рубки не были видны выдвижные устройства в корме рубки. Не представлял раньше, что может быть такой густой туман – молоко! Воистину беда не любит ходить одна. В узкости вышло из строя последовательно всё, чем можно определять берег и глубину (локатор, эхолот и т. п.). Пришлось давать “SOS”. Через полчаса подошёл к нам морской буксир с мощным прожектором, “поуукал” нам гудком, обошёл с кормы и в довершении всего свернул нам на бок верхнюю оконечность вертикального кормового стабилизатора. А ведь был такой красивый “хвост”! После дипломатичных переговоров капитана буксира с нашим командиром, где долго выясняли, кто с какой матерью спал, «высокие» стороны договорились, что будет включён прожектор в корме буксира в нашу сторону. Так мы и зашли в Большую Лопатку(бухта Большая Лопаткина) за белой “колбасой” прожектора. А в бухте тумана, как не бывало.Когда ошвартовались у пирса и объявили об этом по “циркуляру” ГГС20, во всехотсеках загремело: “Ура-а-а!”. Очередная одиссея закончилась, но “разбор полётов” был ещё впереди. Узнали “приятную” новость: приехали поздравить и заключить нас в “дружеские” объятия представители Генерального Штаба МО СССР.В конечном итоге вахта заступила по швартовному, и все разошлись по домам. Затем и вахта ушла, переложив свои обязанности на дежурного по кораблю. Я же руководил выводом энергетических установок из действия и постановкой парогенераторов на хранение, выдав немыслимое количество проб контуров на анализ. Уладив свои дела и проинструктировав вахтенные службы по ГЭУ и корабля в целом, я, наконец-то, и сам в 5-м часу утра 19 декабря убыл домой пешком (полтора суток без сна и 4,5 километра в городок и в гору – это после боевой службы!). Вьюга. Ноги подкашиваются, и весь в поту от слабости. Конечно, дома упал, как убитый, и спал до 20.00, пока меня не разбудила жена, сообщив о прибытии рассыльного. От него я узнал не менее “радостную” весть, что меня приглашает заместитель ГК ВМФ адмирал Егоров Г.М. Именно приглашает! “Иезуитский приём, - подумал я, - Наши начальники всегда вызывают и срочно. “Приглашает” не иначе, как на “дружескую интимную беседу”, где я буду выступать в роли гейши”. Если приглашают такие начальники, то надо поспешать!Грудь распирало от “счастья”, летел, как на крыльях. По пути лихорадочно соображал, какие вопросы будет адмирал задавать, и как я должен отвечать на них.Принял меня адмирал Егоров Г.М. действительно дружески, пригласил сесть и поздравил с возвращением из боевой службы. Не буду подробно описывать вопросы и ответы. Я их изложил выше. Но на некоторых остановлюсь. Оказалось, адмирал Егоров Г.М. очень проницателен. Вопросы задавал по существу. Вот, например:-​ Почему дали команду “осмотреться в отсеках”, а не объявили аварийную тревогу?-​ Товарищ адмирал, а какую аварийную тревогу? Поступление воды или пожар? Ошибись в истинной аварии, я бы мог усугубить обстановку.-​ Резонно.-​ Почему не дали команду по “циркуляру”, а вначале только в два отсека?-​ Для оперативности в основном, т. к. был уверен в ударе именно в районе этих отсеков.Во-первых, дифицит времени – десяток секунд, во-вторых, там пацаны, а ценральный пост – опытные подводники. Быстрее пришли в себя. Да и грош нам цена, если бы из отсеков запрашмвали центральный пост, что произошло.-​ Верно!-​ Вы командир дивизиона движения. Как вели себя установки?-​ Безупречно. Были срывы конденсатных насосов при длительном аварийном дифференте на корму, но аварийная защита реакторов ни на одном из бортов не сработала.Улыбнувшись, шутя добавил:-​ Наверное установки любят своего хозяина. (Погрешил с совестью, т. к. не сказал ему, что у нас все сигналы АЗ на обоих бортах в этот период были заблокированы. Да ему, наверное, и не нужно было этого знать).-​ Не самоуверенность о любви?-​ Нет – опыт. Да и личный состав дивизиона от матроса до офицера в основном настоящие классные специалисты. В своих бойцах я уверен.-​ Как командир?-​ Нормальный. Претензий нет.-​ Почему так холодно о командире?20 ГГС – громкоговорящая связь.-​ Почему холодно? Здраво. Служу, ведь, Родине, а не конкретному лицу. Командиры меняются. Родина одна.-​ Ну чтож, Вашими ответами удовлетворён. Желаю успеха в дальнейшей службе.Он встал и, давая понять, что аудиенция закончена, тепло пожал мне руку.Расстались мы с адмиралом около 24.00. Я и раньше об адмирале Егорове Г.М. слышал много положительного, а после этой беседы убедился в этом сам лично и проникся к нему глубоким уважением.Кстати, в 1972 году вышло новое “Наставление по борьбе за живучесть” (НБЖ-71). В одной из статей там сказано, что при столкновении подводной лодки под водой объявлять по “циркуляру” ГГС: “Аварийная тревога. Осмотреться в отсеках”. Появилась новая формулировка аварийной тревоги, автором второй фразы которой являюсь я.После осмотра подводной части корабля водолазами нам дали аварийный док на СРЗ21 № 10 г. Полярного, куда мы с кораблём и убыли под гребными электродвигателями при питании от дизель-генераторов. Перед постановкой в док попросил командира БЧ-5 и командира корабля остаться на берегу и посмотреть на “макияж” физиономии нашей красавицы сразу после всплытия дока. Корабль свой мы любили и были патриотами его. Энергетические установки у нас были расхоложены, и мне дали “добро”. С нетерпением ждал всплытия дока, постановку трапа на него и разрешение прохода. В группе представителей завода находились ещё два морских офицера – капитан 2 ранга и капитан 3 ранга. По неуловимым штрихам, манере поведения и разговора было ясно, что это ребята из “тайного ордена”.Ночь, прожектор на нос корабля и разрешение на проход. Издалека было видно, что нос не совсем зализан, есть какие-то выступы в районе нижних торпедных аппаратов. Но то, что я увидел затем, глубоко потрясло. Одна крышка торпедного аппарата открыта почти полностью и видна торпеда. Сама крышка загнута в “восьмёрку”. Крышки ещё двух торпедных аппаратов вырваны на открытие из зацепления на разные углы и одна немного деформирована. На левом борту ниже ватерлинии, в районе носового обтекателя, дыра в лёгком корпусе примерно 4 на 8 метров с рваным металлом по краям. Внутри этой дыры видны стёсанные шпангоуты двух нижних торпедных аппаратов со стрелкой дуги сегмента каждого шпангоута 4…5 сантиметров (а может и несколько больше), срезанные, как бритвой, кабели размагничивающих устройств. Вырыв металла резко заканчивался у поперечной переборки цистерны главного балласта.Когда опустили прожектор ниже, то вместо бульбы антенны гидроакустической станции “Арктика”, элегантно выступающей под носовым обтекателем (этакая красивая капля из нержавейки на чёрном фоне корабля) была безобразная лепёшка, повторяющая форму носового обтекателя. Когда подошли ближе к тому, что осталось от “Арктики”, заметили на нержавейке какую-то тёмно-зелёную, почти чёрную, краску. Явно не нашу – из-за “бугра”. Во всяком случае, галеры в древнем мире такой краской не красили. Я потянулся попробовать краску пальцем, но за спиной раздался резкий “государственный” окрик одного из членов “ордена”: “Не трогать, не приближаться!”. Потом мы узнали, что столкновение у нас произошло с ПЛАРБ США SSBN 627 “Джеймс Мэдисон” (типа “Лафайет”).Пошли в корму. Там впечатление было намного слабее. В киле – в районе начала горизонтального стабилизатора – была вмятина, и довольно внушительная, с дугой сегмента метра 1,5…2. Но после увиденного в носовой части корабля корма не впечатлила.Стоя в доке, трудно было представить, чтобы такую груду металла (длина корабля 107 метров, высота с рубкой – с пятиэтажный дом) бросало при столкновении, как спичечный коробок в дорожном потоке воды после сильного ливня.Утром заводчане шутили: “В каком кабаке побывали? Где устроили дебош?”. Действительно “фонари” под “глазами”, “челюсть” свёрнута, по тыльной части съездили и “хвост” набок свернули для полного счастья. Мы отшучивались: “За битого двух небитых дают”. А вообще заводчане относились к нам с уважением. Впрочем, и мы к ним тоже. Серьёзная работа предстояла для них.Прошло время. Мы с помощью завода “зализали” раны и были готовы к следующим походам. А приключений судьба уготовила для нас ещё порядочно. Ведь мы – подводники, а море постоянно испытывает. Но мы были молоды, а молодости кажется, что впереди – вечность. Семь футов под килем!Шумаков В. А.

[Бч-4 Волга]

 

Потерянные - "Корабли-призраки"

[Беланов А.П.]

Загадка "Адмирала Нахимова"

 

Самым таинственным кораблём советского флота остаётся лёгкий крейсер «Адмирал Нахимов» проекта 68-бис (типа «Свердлов»). Это корабль-легенда, корабль-призрак, корабль-загадка. Давно уже раскрыты трагедии линкора «Новороссийск», большого противолодочного корабля «Отважный», атомной подводной лодки «Комсомолец» и многих других кораблей, трагически погибших или потерпевших крупные аварии в разное время. Стеной молчания окружён лишь вполне респектабельный крейсер «Адмирал Нахимов».

 

Это единственный корабль бывшего советского флота, документы которого (вахтенные журналы и т. п.) изъяты из Центрального военно-морского архива Комитетом государственной безопасности бывшего СССР. Чтобы произошло такое экстраординарное событие, должны быть очень веские основания.

 

Что же представлял собой лёгкий крейсер «Адмирал Нахимов»? Корабль построен в Николаеве на заводе №444 (ныне Черноморский судостроительный завод). Корпус «Нахимова» был заложен 27 июня 1950 года и спущен на воду 29 июня 1951 года. В состав Черноморского флота крейсер вошёл 27 марта 1953 года. Корабль имел отличный экипаж и был на хорошем счету у командования флота. Крейсеру было доверено совершить и первый послевоенный поход советских кораблей в страны Средиземноморья. 

Отряд кораблей в составе «Адмирала Нахимова» и двух эсминцев проекта 30-бис под командованием адмирала С. Г. Горшкова совершил в период с 31 мая по 4 июня 1954 года официальный визит в Албанию. На крейсере неоднократно бывали Н. С. Хрущёв, И. Б. Тито и многие другие высшие лица партийного аппарата.

 

Именно «Адмиралу Нахимову» выпала честь испытания нового оружия - противокорабельных ракет. В 1954-1955 гг. на севастопольском Морзаводе корабль переоборудовали (модернизировали) по проекту «67-ЭП», (по другим данным— «68-ЭР»). Суть модернизации состояла в необходимости испытать противокорабельную крылатую ракету КСС («корабельный самолёт-снаряд»), разработанную в конструкторском бюро Александра Яковлевича Березняка (г. Дубны, Московской области). 

 

В носовой части крейсера «Адмирал Нахимов» был установлен корабельный ракетный комплекс «Колчан», включавший в себя пусковую установкуВ-16, ракеты КСС, комплекс управления с радиолокационной станцией ДК-5с, размещённой на фок-мачте корабля. Пусковая установка была неповоротной, жёстко скрепленной с палубой корабля, которую пришлось развернуть на борт, а на её барбете установить отражатели газовой струи стартового двигателя ракеты. Рядом и в подбашенном отделении установили аппаратуру предстартового контроля и производства старта. Погрузка ракет осуществлялась только ночью в районе арсенала Сухарной балки и проводилась с соблюдением максимальной секретности. В ноябре - декабре 1955 года «Нахимов» провёл два пуска макетов ракеты и с января по май 1956 года - 20 пусков ракет КСС по отсеку-цитадели недостроенного тяжёлого крейсера «Сталинград». Плюс к этому самолёты различных типов совершили 46 облётов РЛС управления крейсера в учебно-опознавательных целях. Приведённые подробности говорят о том, что сам по себе факт испытания на крейсере новых ракет, впоследствии не принятых на вооружение для кораблей, дело не такое уж из ряда вон выходящее и к тайне «Адмирала Нахимова» вряд ли имеющее отношение. Но в чём же причина потрясающей секретности корабля?

 

Достоверно известно лишь то, что официально флаг корабля спущен 15 февраля 1961 года, и на нём расписались 59 человек экипажа, а сам флаг сдан на «вечное хранение» (!) в Центральный военно-морской музей в Ленинграде.

 

Сам по себе это отнюдь не рядовой факт, говорящий о причастности корабля к весьма значительному событию. Изъятие документов по крейсеру всемогущим КГБ СССР говорит о том, что событие, происшедшее с крейсером, имеет общегосударственное политическое значение. Здесь можно предположить многое, но ясно одно: никаких политических восстаний, возмущений, политического терроризма против Хрущёва и т. п. «политических вариантов» на «Адмирале Нахимове» не было, а если и были, то давно были бы рассекречены. Значит правда намного страшнее...

 

В поиске истины нам поможет кое-что другое: в июне 1961 года, то есть через четыре месяца после спуска флага «Адмиралом Нахимовым», ракетный корабль Черноморского флота «Прозорливый» проводил ракетные стрельбы новыми противокорабельными ракетами КСЩ. Эта аббревиатура расшифровывается как корабельный снаряд «Щука». После двух пусков ракет КСЩ мишень развалилась, и для продолжения испытаний требовалась новая. Взоры испытателей обратились к крейсеру «Адмирал Нахимов».

 

Корабль стоял напротив морского госпиталя совершенно пустым, не имея ни одной деревянной, медной или дюралюминиевой детали! Только металл: корпус с башнями и механизмами! 

 

Согласие на расстрел крейсера было на удивление быстро получено, а ведь возраст новейшего крейсера только достиг семи лет! Корабль был выведен буксирами миль на 50 в сторону Одессы, и с дистанции 72 км по нему была выпущена ракета. Корабль получил сквозную пробоину между первой и второй башнями, а от разлившегося топлива ракеты (керосинТ-1) возник пожар, длившийся около 12 часов и с трудом потушенный. Куда потом отбуксировали корпус выгоревшего крейсера, достоверно неизвестно, но, по косвенным данным его потихоньку разобрали в Херсоне.

В описанном выше эпизоде интересны два факта: лёгкость отдачи под расстрел вполне нового, хоть и списанного по непонятной причине крейсера.

 

Вторым интересным фактом данного эпизода является описание состояния корпуса крейсера. Оно соответствует представлениям того времени о полном комплексе дезактивационных работ. Как говорил бессмертный генсек, «вот где собака порыта!» Тайной «Адмирала Нахимова» может оказаться его участие в проведении ядерных испытаний на Чёрном море.

 

По достоверным данным перед списанием крейсера «Адмирал Нахимов» подвергся докованию на Севморзаводе, в ходе которого было выявлено «обширное повреждение подводной части корпуса корабля в виде перебитого киля и деформации подводной обшивки и килевых конструкций, невидимых на воде»... Интересное описание, свидетельствующее о том, что корпус крейсера «Адмирал Нахимов» подвергся мощнейшему динамическому удару подводного ядерного взрыва. В самом деле, какая другая сила может деформировать корпус крейсера длиной более 200 метров, шириной 22 метра и осадкой около 7 метров? Причём так деформировать, что о восстановлении новенького крейсера не идёт и речи.

 

Правильно, уважаемый читатель, - только подводный ядерный взрыв. 

Санкцию на испытание ядерного оружия в Крыму, на Чёрном море, можно сказать, в центре Европы мог дать главкому ВМФ только Н. С. Хрущёв. При всех своих достоинствах и недостатках Хрущёв вполне мог, не подумав о последствиях, отдать такое устное распоряжение. И тогда на отдалённом феодосийском полигоне (с глубинами 300 — 2000 метров) вполне мог вырасти ядерный «гриб». Судя по повреждениям «Нахимова», испытывались подводное взрывное устройство или ядерная глубинная бомба. Глубина взрыва вряд ли превышала 400-500 метров, а на крейсер обрушился мощный динамический удар, волны с радиоактивными осадками и т. д. и т. п. А дальше - сейсмологические станции мира (а не только СССР) зарегистрировали мощный толчок в акватории Чёрного моря у побережья Крыма. Последовали официальные запросы, и советские дипломаты, имевшие мозги (в отличие от правителей), схватились за голову. Крупнейший международный скандал, иски на убытки от русских испытаний и ещё Бог весть что...

 

Здесь-то вполне логично и принялся за дело КГБ СССР. Были изъяты все документы по крейсеру, взята подписка о неразглашении со всех участников, проведена работа по выдаче ядерного испытания за обычное землетрясение. А то советским курортникам совсем бы приятно было узнать, что они купаются в радиоактивных водах. Да и союзные братские страны - Болгария и Румыния - вряд ли приветствовали бы подобные испытания. 

Комитет госбезопасности поработал отлично: вот уже три с половиной десятилетия об «Адмирале Нахимове» и его роли в этой истории забыто всё. И лишь любители истории флота тщетно ломают головы: почему нет фотографий корабля, и с чего бы это его так быстро списали на слом?..

 

Эта версия имеет полное право на существование. С этой целью неофициально запросили гидрометеослужбу Черноморского флота и поинтересовались перечнем землетрясений у побережья Крыма в описываемый период. К приятному изумлению выяснилось, что в этот период произошло только одно (!) землетрясение. Четвёртого декабря 1960 года в пяти милях от мыса Меганом, на глубине 500 метров, силою в 3-4балла. Человеческих жертв и разрушений нет. Очень интересное землетрясение!

 

К сведению читателей, мыс Меганом с координатами 44 градуса 48 минут северной широты и 35 градусов 05 минут восточной долготы находится в очень безлюдном месте, рядом с Карадагским заповедником и граничит с феодосийским ракетно-артиллерийским полигоном. До распада СССР это хозяйство именовалось «воинской частью № 15653». Время проведения «землетрясения» выбрано очень удачно: зима, декабрь. Где-то в море вырос «гриб» с водяной волной. Вскоре «гриб» опал, и всё успокоилось. И никто ничего бы не узнал, если бы не сейсмологи. Характеристики «землетрясения» очень схожи с характеристиками при взрыве ядерных глубинных бомб. А тщательность «кэгэбистской» дезинформации косвенно подтверждает и официальная дата исключения крейсера из списков.

 

По официальной версии, приказом главкома ВМФ за № 00112 от 29 июля 1960 года крейсер «Адмирал Нахимов» исключён из списков ВМФ СССР. Это явная липа, так как «землетрясение» состоялось 4 декабря 1960 года, а до февраля 1961 года на корабле проводились дезактивационные работы, после чего и был спущен флаг корабля. Никто бы семь месяцев не держал флаг и экипаж на «списанном» корабле (в том числе и в новом финансовом году).

 

Необходимость избавиться любым способом от главной улики - корпуса крейсера объясняет и лёгкость его отдачи под расстрел ракетами: дескать, утонет, и слава Богу! А он, проклятый, и не горит, и не тонет! Пришлось разобрать в захолустном Херсоне на металл, чтобы и следов не осталось от некогда славного «Адмирала Нахимова». 

Лишь почти через десять лет это имя вновь появилось на борту большого противолодочного корабля проекта 1134А впрочем, бесславно сданного после распада СССР на лом и затонувшего при буксировке.

 

Прояснить тайны «Адмирала Нахимова» помогли воспоминания капитана 1 ранга Б. В. Никитина, доктора технических наук: «В 1957 году я служил на крейсере «Фрунзе» (на фото внизу), а на «Нахимове» служили мои товарищи-однокашники по ВВМИУ им. Дзержинского. Мы помогали «нахимовцам» в ликвидации последствий пожара в машинном отделении, случившемся в августе 1958 года. Серьёзных последствий пожар не имел, и крейсер из строя не выводился. К лету 1958 года «Нахимов» уже расстался с ракетным вооружением и представлял собой чисто артиллерийский крейсер проекта 68-бис. К тому же он являлся флагманским кораблём.

 

К началу сентября 1959 года мой крейсер «Фрунзе» после небольшого ремонта был направлен в район Феодосийского полигона. К моменту нашего прихода там уже находился «Нахимов», новейшие эсминцы проекта 30-бис «Безудержный» и «Бдительный», корабль воздушного наблюдения «КВН-И», а также несколько подводных лодок, тральщиков, катеров. Всё это «хозяйство» вместе с нашим «Фрунзе» дней пять проводило различные эволюции, стрельбы, поиск и «уничтожение» подлодок и т. п. Проходили эти маневры недалеко от мыса Чауда.

 

Внезапно получили приказ идти в Херсон. После прихода экипажу объявили о поведении срочной дезактивации корабля. Из Севастополя прибыли специалисты химслужбы флота. Мотивировкой дезактивации были якобы сведения о крупной аварии на каком-то химическом производстве в Турции и о происшедшем выбросе в атмосферу большого количества химвеществ, которые сформировались в облако, как раз и накрыли акваторию полигона. Особым отделом флота с офицеров и матросов крейсера «Фрунзе» была взята подписка о неразглашении происшедшего, дабы не «сеять панику» среди личного состава флота и гражданского населения.

 

В Херсоне мы находились до января 1960 года, и за это время списали практически весь экипаж, оставалось около 2000 человек. В начале февраля 1960 года мы своим ходом пришли в Севастополь и стали у Троицкой балки. «Адмирал Нахимов» к этому времени тоже находился в Севастополе, но стоял на бочках у госпиталя. Вид имел такой же ободранный, как и мы, но был уже без команды. Чуть позже мой товарищ с крейсера «Куйбышев» рассказал, что «Нахимов» приволокли на буксире и без экипажа, незадолго перед нами и ходит «байка», что он подорвался на мине то ли возле Румынии, то ли возле Болгарии.

 

Вскоре наш крейсер «Фрунзе» был исключён, и в течение всего 1960 года его медленно «грабили». Я пробыл на нём до последнего спуска флага, а в 1961 году «Фрунзе» разобрали в Инкермане. По «Нахимову» в том же 1961 году стреляли ракетами, затем на буксире привели в Севастополь в истерзанном виде и поставили на бочки возле ГРЭС. Там он простоял вплоть до 1963 года, а потом в 1964 году и его разобрали в Инкермане...» 

Прямым подтверждением возможного подрыва ядерного боеприпаса у Феодосии служит и цитата из сборника «75 лет в боевом строю флота», изданном в Севастополе в 1996 году: «...В ходе опытной эксплуатации глубоководного аппарата «Поиск-2» был сделан ряд научных открытий, требующих будущего осмысления...в районе Феодосийского залива на изучаемых глубинах свыше 1700 метров зафиксирована радиация на порядок выше, чем считалось ранее... (стр. 111).

 

В мемуарах адмирала Касатонова («Флот выходит в океан», 1995 г.) на стр. 233 также можно обнаружить интересные факты: «...Освоена тактика ведения боевых действий подводных лодок и авиации по разгрому отрядов боевых кораблей противника и сильно охраняемых конвоев в Чёрном и Средиземном морях с использованием крылатых ракет, торпед с обычными и специальными зарядами...» (приведена выдержка из годового отчёта Черноморского флота по боевой подготовке за 1960 год).

 

И наиболее интересным фактом участия «Адмирала Нахимова» в ядерных испытаниях на Чёрном море может послужить беседа с капитаном 2 ранга в отставке, просившим не называть его фамилию. Отставник, в частности, сказал: «Удивляюсь этой возне с «Нахимовым», ведь всем давно известно, что под ним была взорвана атомная торпеда «Т-5». Я в конце 50-х годов служил в Феодосии на подводной лодке проекта 613. Именно наша лодка получила высокое доверие выпустить по цели атомную торпеду. Очевидцы потом говорили, что крейсер, названия не помню, буквально вылетел из воды всем корпусом, будучи поднят вверх мощным взрывом. А потом нас всех заставили проходить дезактивацию и корабли, которые участвовали в тех испытаниях, быстренько списали на слом, так как металл их корпусов из-за попадания радиоактивной воды стал сильно «фонить». Что ещё интересно, примерно через год у Феодосии произошло необычно сильное землетрясение...»

 

Небезынтересна в этом свете и судьба знаменитого в годы Великой Отечественной войны гвардейского эсминца «Сообразительный». С 12 февраля 1957 года он именовался как спасательное судно «СС-16» (перестроен по проекту 32 ещё в конце 1951 года) и прошёл переоборудование в корабль для обеспечения испытаний воздействия ядерного оружия. После проведения испытаний был законсервирован с 19 марта 1960 года и также стоял на отстое в Троицкой бухте. Разобран в Инкермане летом 1966 года, несмотря на неоднократные просьбы ветеранов корабля сохранить для потомства уникальный эсминец с гвардейским званием.

 

Подводя итоги, можно утверждать, что крымская Хиросима действительно имела место, а на Феодосийском полигоне осенью 1959 года прошло успешное испытание ядерной торпеды, выпущенной подводной лодкой. После испытания торпеды в Севастополь были приведены пострадавшие от воздействия радиации корабли, которые пришлось разобрать на металлолом. 

 

Виталий Костриченко, Севастополь. 

http://meridian.in.ua/news/3027.html

http://navsource.ru/photos/02/083/index.html

Внизу на фото - "Адмирал Нахимов" и эсминец "Сообразительный"

[Бч-4 Волга]

Хороший материал! Нашли где испытывать это оружие да и корабль жаль 7 лет службы это не срок для списания.

[Беланов А.П.]

Рассказывает полковник-инженер в отставке Элиазар Лейбович. Начальник АСС ЧФ в 1964-1973 годах, в последующие годы старший инженер АСС-ПСС-УПАСР  ЧФ

                                  ПОД КОДОВЫМ НАЗВАНИЕМ "СТУПЕНЬ"

                         (Подводно-технические работы на БПК "Отважный")

                                                   1. Гибель корабля

       Большой противолодочный корабль "Отважный" проекта 61 был построен на заводе им. 61 Коммунара в г. Николаеве. 8 сентября 1965 года на корабле поднят Военно-морской флаг, и он вступил в состав Черноморского флота.

       Основные тактико-технические данные корабля: водоизмещение 3 550 тонн, длина наибольшая 144 м, ширина 15,8 м, осадка 4,6 м, скорость наибольшая 35 узлов. 

     Вооружение: ракетное - 2 установки "ЗИФ-101"; противолодочное - 2 реактивные бомбометные установки РБУ-6000 и 2 РБУ-1000; артиллерийское - 2 установки "ЗИФ-67"; торпедное - 1 ТА; авиационное - авиабомбы ПЛАБ-50.

   Главная энергетическая установка - газотурбинные двигатели общей мощностью 72 000 л.с., два гребных винта.

      На корабле в момент катастрофы находилось 257 человек, в том числе экипаж - 228 чел, курсантов - 16 чел, прикомандированных -13 человек. Командир корабля опытный, хорошо подготовленный офицер капитан 2 ранга И.П. Винник, к этому времени уже был назначен командиром бригады противолодочных кораблей, но из-за задержки прибытия вновь назначенного командира, по прежнему управлял "Отважным".

      На корабле отсутствовал командир электромеханической боевой части (БЧ-5), находившийся в отпуске, вместо него на выход в море был назначен офицер с другого корабля, недостаточно знавший устройство БПК "Отважный" и его личный состав. В отпуске находился и командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2), его обязанности исполнял командир носовой батареи, служивший на корабле менее года. Из находившихся в этот день на корабле офицеров семеро не были допущены к самостоятельному управлению, более всего их было в БЧ-2.

      Утром 30 августа 1974 года БПК "Отважный" вышел в море под флагом начальника штаба флота контр-адмирала В.Х. Саакян, для участия в испытаниях ракетного комплекса малых противолодочных кораблей пр. 1124. Погода в море была свежей: ветер 10-12 м/сек, море 3 - 4 балла. 

        На плечи контр-адмирала В.Х. Саакян легла вся ответственность за действия руководимых им сил и средств при аварии корабля.

         Владимир Христофорович Саакян пользовался авторитетом на флоте за свои высокие деловые качества, эрудицию, уравновешенный характер и простоту в обращении с окружающими. Он родился в 1926 году, в 1947 г. окончил Каспийское военно-морское училище, а в 1964 г. военно-морскую академию. Начало службы В.X. Саакян провел на кораблях Каспийской флотилии, с 1954 года служил на Черноморском флоте и дошел по служебной лестнице до командира корабля. Был начальником штаба, командиром бригад противолодочных кораблей. В 1973 г. он становится начальником штаба ЧФ. После гибели "Отважного" продвижение по службе В.X. Саакяна не приостановилось, он был назначен начальником оперативного управления Главного штаба ВМФ. К большому сожалению, тяжелая болезнь рано прервала жизнь этого талантливого морского офицера.

        В 9 час. 55 мин. "Отважный" прибыл в район выполнения задачи (23 мили к западу от Севастополя), на корабле была объявлена боевая тревога.

  Примерно около 10 часов в кормовом ракетном погребе № 8 несанкционированно заработал маршевый двигатель ракеты В-601. Заведующий погребом, мичман Шупортяк, обнаружив это, из погреба бежал, не включив систему орошения, и не сделав доклада о происшествии, а затем более двух часов скрывался на корабле. 

      Работающий маршевый двигатель ракеты В-601 воспламенил стартовый двигатель. Ракета под действием тяги двигателей сошла с направляющего барабана, прожгла носовую переборку погреба и часть палубы, граничащую с кормовым машинным отделением. Повышение температуры и давления инициировало срабатывание твердотопливных двигателей других ракет. На протяжении 1-2 минут произошло 5 сильных взрывов. Палуба над восьмым погребом была разрушена. Взрывы привели к разрушению корпуса корабля и распространению пожара в нос в кормовое машинное отделение и отсеки, расположенные в кормовой части корабля. "Отважный" потерял ход, руль заклинило, связь с кормовыми отсеками потеряна, крен достиг 14° на правый борт.

   

                                                          http://img18.imagevenue.com/loc205/th_63820_untitled_122_205lo.jpg

Начальником штаба флота было принято решение: корабль буксировать в сторону меньших глубин, поставить рубежи обороны с целью не допущения распространения огня и воды по кораблю, быть готовым, в случае необходимости, к оставлению корабля экипажем.

         Решения правильное, однако, выполнить его в полной мере не удалось.

    Буксировка БПК "Отважный", начатая эсминцем "Сознательный" и продолженная БПК "Бедовый", велась не умело, в результате на её организацию, заводку буксира, выхода на буксир и занятие курса буксировки было потеряно много времени. Находящееся недалеко мощное спасательное судно пр. 527М СС "Бештау" для этой цели не использовалось. В результате к моменту гибели корабль довели только до глубины 130 метров.

     Для тушения пожара экипажем "Отважного" и аварийно-спасательными группами (КАСГ) других кораблей применялись имеющиеся незначительные корабельные средства пенотушения, а в основном вода из пожарной магистрали. Мощность применяемых средств была незначительна, по сравнению с объемом и температурой пожара, поэтому их действие было малоэффективным. Горели топливо, краска, изоляционные материалы и корабельные конструкции из алюминиево-магниевых сплавов (АМГ).

     В борьбе за живучесть "Отважного" принимали участие аварийно-спасательные группы подошедших, в период с 12 ч. 50 мин. до 13 ч. 15 мин., спасательных судов "Бештау", ПЖС-123, СБ-15. Наиболее эффективными были действия экипажа ПЖС-123 под руководством начальника отдела АСС капитана 1 ранга А.В. Жбанова и командира судна старшего лейтенанта И.Х. Нагервадзе.   Благодаря их действиям было остановлено распространение воды и огня в носовую часть корабля на рубеже носовой переборки кормового машинного отделения на 164 шп. При этом были затоплены три водонепроницаемых отсека, корабль оставался на плаву, что соответствовало его проектной документации.

Однако распространение пожара в корму предотвратить не удалось из-за невозможности доступа к ней аварийных партий "Отважного" из-за преград и завалов в районе разрушенной палубы и надстроек. Свозимые аварийно-спасательных группы других кораблей, подошедшие позже, высадиться на корму тоже не могли, поскольку к моменту их подхода температура палубы и открытого огня, вырывающегося из разрушенной палубы, сделать этого не позволили. В 14 час. 47 мин. произошел новый сильный взрыв авиационных бомб в погребе № 10 и возгорание керосина в расположенной рядом цистерне. Крен корабля увеличился до 28° на правый борт, дифферент на корму вырос до 6,5 м. Произошло затопление пяти смежных отсеков. Корабль потерял продольную остойчивость, запасы непотопляемости. Корма начала погружаться в воду.

        В 15 час. 15 мин. по приказанию начальника штаба ЧФ личный состав начал покидать корабль. К этому времени многочисленные корабли и катера, находящиеся в районе были готовы к подбору людей с воды. Начальник штаба и 48 человек экипажа аварийного корабля перешли на ПЖС-123. 186 человек прыгнули за борт в воду. Все люди с воды были подобраны на плавсредства, никто не утонул. Командир БПК "Отважный", взяв с собой вахтенный журнал, покинул корабль последним, прыгнув в воду. 

        В 15 час. 41 мин. БПК "Бедовый" отдал буксир, 15 час. 46 мин. "Отважный" встал вертикально и в 15 часов 57 мин. погрузился под воду.

      В результате аварии на БПК "Отважный" погибло 19 членов экипажа, находившихся на боевых постах, разрушенных взрывом, и 5 курсантов. Ожоги и ранения различной степени получили 26 человек. 

       В заключительном акте комиссии по расследованию причин гибели БПК "Отважный" от 14 сентября 1974 года отмечено: "Личный состав БПК "Отважный" и аварийных партий кораблей, принимавших участие в оказании ему помощи в период катастрофы, в абсолютном большинстве действовал смело и во многих случаях мужественно. Начальник штаба флота контр-адмирал В.Х. Саакян, руководивший с борта БПК "Отважный" спасательными работами, в основном правильно оценил создавшуюся на корабле аварийную обстановку, принял правильное решение по буксировке корабля в район малых глубин, грамотно оценил состояние плавучести корабля, что позволило своевременно снять с него личный состав. Командир БПК "Отважный" капитан 2 ранга И.П. Винник в сложившейся обстановке в целом действовал правильно, принимал необходимые меры по спасению экипажа и последним покинул тонущий корабль.

        Принятые решения о постановке рубежей обороны на 143 и 164 шп. были правильными. Задача создания обороны в кормовой части корабля практически не могла быть осуществлена, так как после взрыва погреба № 8 пожар распространился до румпельного отделения и погреба № 10.

        Высадка личного состава, в том числе в средствах защиты, с участвующих в оказании помощи кораблей и судов на корму БПК "Отважный" с целью выгрузки авиационных бомб и удаления керосина за борт была невозможна. Личный состав в средствах защиты (термостойкий костюм со шлангом длиной 20 м и баллоном весом 65 кг) по погодным условиям и состоянию корабля на корму доставить было невозможно.

       Анализ событий, действий личного состава и сложившейся обстановки показывает, что после взрыва боезапаса в погребе № 8 предотвратить взрыв погреба № 10 ни силами личного состава корабля, ни силами подошедших кораблей и судов было затруднительным.

        В результате взрыва погреба № 10 и последовавшего за ним разрушения кормовой оконечности и затопления 5 отсеков - гибель корабля была неизбежной"

         Вместе с тем в акте указано: "Выявленные комиссией серьезные нарушения в организации службы на корабле, отсутствие контроля за работой подчиненных, за содержанием материальной части, недостаточная тактическая подготовка части личного состава, недостатки в подборе кадров мичманов и наличие обезлички в командовании 2-й зенитной батареей, расчет которой обслуживал погреб № 8, создали условия для возникновения происшествия".

     Комиссия в акте уделила большое внимание и место рассмотрению недоработок в конструкции корабля, средств борьбы за живучесть и недостатков в конструкции ракетного комплекса, главными из которых были следующие: самопроизвольный запуск маршевого двигателя ракеты; размещение погребов боезапаса в надводной части корабля значительно выше ватерлинии; непродуманная компоновка помещений: погреб боезапаса - машинное отделение, и другие; применение конструкций из алюминиево-магниевых сплавов, которые хорошо горят; недостаточное количество, малая надежность и производительность корабельных средств борьбы с огнем.

       К сожалению, указанные недостатки не устранены в полной мере на кораблях и по настоящее время.

                                   2. Выбор решения на судоподъем.

      В период с 31 августа по 10 сентября 1974 года было выполнено обследование лежащего на грунте БПК "Отважный" с использованием наблюдательной камеры НК-300, рабочей камеры РК-680, водолазов спасательного судна и автономного рабочего снаряда АС-1.

         Корабль затонул в точке Ш=44°44',1 и Д=33°01',5 на расстоянии 28 миль от Севастополя на глубине 130 м, с курсом 31° и креном 43° на левый борт. Кормовая оконечность в результате перелома в районе погреба лежала с креном 45-50° на левый борт, то есть потеряла прочную связь с остальным корпусом. Носовая оконечность была заглублена в грунт на 2 м., средняя часть по левому борту на 8м, по правому - на 1 м, кормовая часть полностью увязла в грунте.

        Палуба над кормовым машинным отделением повреждена, верхняя палуба в районе 8-го погреба оказалась сорванной. Правый борт корабля в районе 8-го погреба (210 шп.) имел разрыв шириной 3,5-4,0 м. В разрыве были видны кабельные трассы, трубопроводы, правый гребной вал. 

       Правый борт в районе 10-го погреба и керосинохранилища имел 2 пробоины: 450х250 мм и 250х200 мм. Погреб № 8: переборки по правому и левому бортам отсутствовали, носовой барабан упал, кормовой барабан остался на месте, боезапаса не наблюдалось. Палуба и вертолетная площадка в районе погреба №10 и керосинохранилища имели повреждения. 

        Комиссия, назначенная 14.11.75 г. Заместителем Главнокомандующего ВМФ, в составе специалистов Центрального института ВМФ по вооружению, института ВМФ аварийно-спасательных, судоподъемных и глубоководных работ и Черноморского флота рассмотрела состояние боезапаса в погребах корабля.  

         Выводы комиссии были следующие:

- ракеты В-601 - 16 шт. в барабанах погреба № 4 при воздействии ударной волны от подрыва противолодочного боезапаса становятся опасными для проведения судоподъемных работ;

- глубинные бомбы РГБ-60 в погребе № 5 - 192 шт., из которых 24 шт. имеют вставленные взрыватели УДВ-60, опасны для проведения судоподъемных работ; 

- глубинные бомбы РГБ-10 в погребах № 6 и 7 по 24 шт. в каждом, из которых по 6 шт. имеют вставленные взрыватели УДВ-60, опасны для судоподъемных работ.

Опасность взрывателей УДВ-60 была подтверждена натурными испытаниями путем покладки их на палубу "Отважного" на срок 12,5 месяцев на глубину 120 м. Последующие испытания подтвердили их работоспособность, то есть опасность взрыва РГБ-10 и РГБ-60 сохранилась. 

        Результаты полного исследования и анализ состояния глубинного боезапаса заставили отказаться от разработанного ранее Институтом ВМФ аварийно-спасательных и судоподъемных работ проекта подъема основной части корабля с помощью 14 единиц 200-тонных судоподъемных понтонов, остропленных в 2 яруса: 6 шт. "основных" и 6 шт. "отрывных". При этом предусматривалось предварительное отделение кормы и отдельный ее подъем. 

       На основании рассмотрения всех данных о состоянии БПК "Отважный" и степени опасности находящегося в нем боезапаса главнокомандующим Военно-морским Флотом были приняты решения. Они были сформулированы в приказе главнокомандующего ВМФ от 12.11.1974 г. и трех директивах главного штаба ВМФ, издаваемых по ходу работ: от 28.05.1975 г., 3.02.76 г. и 8.03.77 г. Указанными документами предусматривались следующие решения:

а) Сформировать за счет, сил Черноморского флота специальный судоподъемный отряд (ССО) в составе: СПС "Карпаты", СС-21 (СС-26), СБС проекта 733С, ВМ проекта535 (532), килектора судов обеспечения. Командиром ССО назначить капитана 1 ранга Л. Потехина, начальником штаба капитана 1 ранга А.В. Жбанова, Штаб ССО сформировать из специалистов флота; к работе ССО на разных этапах работ привлечь специалисток специальных институтов ВМФ.

б) БПК "Отважный", в связи с невозможностью его восстановления, в целом виде не поднимать; в первую очередь выполнить работы по подъему, с корабля доступных вероятного противника спецтехники на наружных постах, а также секретных документов и специальной аппаратуры, оставленной в период катастрофы корабля. 

в) В целях обеспече6ния безопасности района затопления корабля произвести подрыв противолодочного и ракетного боезапаса, находящегося в погребах № 4, 5, 6 и 7 корабля. Одновременно с подрывом боезапаса в погребах отделить взрывом корковую оконечность корабля для последующего ее подъема.

                                              3. Выполнение работ.

                           Подъем секретной аппаратуры и документации. 

       В апреле 1975 года над затонувшим кораблем был оборудован полигон водолазных работ с установкой в нем 6 комплектов рейдового оборудования. Каждый комплект которого состоял из рейдовой бочки объемом 25 куб. метров, комбинированного тросово-цепного бриделя и железобетонного массива массой 80 т. 

        В мае спасательным судном СС-50 пр.532, а затем СС-21 пр. 527М (обоими спасателями при работах в море командовал капитан-лейтенант Виталий Юрганов), были начаты работы по детальному обследованию корабля и проходу в тамбур № 24 и коридор № 4 в носовой части левого борта, где находились подготовленная к эвакуации секретная аппаратура и документы. Для подрыва двери в тамбур использовались средняя и малая прилипающие магнитные мины.       В июне-августе водолазами с борта СС-21 в снаряжении ГКС-ЗМ были подняты 438 наименований секретной документации, части блоков аппаратуры ЗАС и опознавания. После окончания работ на проем двери в тамбур была установлена заградительная решетка.

        Подъем секретной техники на открытых постах. В период август-ноябрь 1975 г. были подняты объекты секретной техники: аппаратура МР-300, МР-1116, носовые и кормовые антенны РЛС "Турель", "Ятаган", кормовая и носовая мачты. В конце августа СС-21 сменил прибывшее с Северного флота судоподъемное судно "Карпаты".

     Все объекты отделялись путем подрыва в основании корабельных конструкций гибких шнуровых зарядов ГШЗ-4, устанавливаемых водолазами. Отделяемые конструкции заранее стропились, после подрыва поднимались плавучим краном или килектором на поверхность и доставлялись в базу.

        Кроме указанных надпалубных конструкций, в ходе работ были подняты: командирский катер, корабельный ял и одна практическая торпеда.

        Проект по одновременному подрыву боезапаса в погребах № 4, 5, 6 и 7 и отрыву кормовой части корабля был разработан тремя Центральными НИИ ВМФ и согласован с Черноморским флотом. Вес тротилового эквивалента боезапаса в этих погребах корабля составлял 103т. Для его уничтожения предусматривалось заложить и осуществить одновременный подрыв нескольких сосредоточенных зарядов: двух по 10 тонн, укладываемых на палубе, над погребом № 4; двух по 20 тонн, навешиваемых на правый борт возле погреба № 5; одного 10 тонн, навешиваемого на правый борт возле погреба № 7; одного весом 9 тонн, закладываемого непосредственно в погреб № 6 (фактически в погреб было заложено 23,6 тонны); одного весом 20 тонн для отделения кормовой части, закладываемого в погреб № 8. Общий вес зарядов составил 113,6 тонн тротила.

На заводе № 13 ВМФ (Севастополь) были изготовлены оболочки для 1,25-тонных элементов зарядов, контейнеры для их монтажа и подвесные устройства.   Корпуса оболочек элементов зарядов были в июне направлены на специальный завод по изготовлению боеприпасов в Куйбышевской области. Изготовленные элементы зарядов в сентябре прибыли на флот. Смонтированные в соответствующих контейнерах элементы зарядов под руководством капитана 3 ранга Е. Зеленцова доставлялись на МДК пр. 106К на СПС "Карпаты", которые с использованием своих основных 200-тонных гиней, наблюдательной камеры НК-300 и рабочей РК-860 устанавливались на место. Подрывные заряды в погреб № 6 подавались в виде 75-граммовых толовых шашек по шланговой гидравлической линии от СПС "Карпаты". Установка всех подрывных зарядов была закончена в октябре.

        Система подрыва снарядов состояла из следующих элементов:

- на дно моря на глубине 160 м укладывалась герметичная распределительная коробка (предварительно испытанная) с заведенными в нее 14 распределительными линиями кабелей и 2 магистральными кабелями подрыва;

- подрыв заряда осуществлялся вставленным в нем электродетонатором ЭДГ; 

- для повышения надежности одновременного подрыва всех зарядов они соединялись между собой дублирующей линией подрыва, состоящей из гибких шланговых зарядов ГШЗ-4;

- одновременный подрыв всех зарядов планировался со спасательного судна пр. 527М, установленного от места затопления БПК "Отважный" на расстоянии 6 км по двум магистральным кабелям КПК длиной 6.5 км, подведенным к распределительной коробке. 

       В соответствии с утвержденным проектом, в ноябре-декабре водолазной группой оперативного судоподъемного отряда в глубоководном снаряжении СВГ-200 с СПС "Карпаты" были выполнены работы по установке бойков в подрывные снаряды, монтажу идущих от герметичной распределительной коробки линий кабелей, монтажу дублирующей подрывной линии из зарядов ГШЗ-4. 

        На расстоянии 6 км от места подрыва был оборудован полигон, на котором встало на рейдовое оборудование спасательное судно "СС-26" со смонтированными на нем средствами подрыва. Кабельным судном "Цна" была проложена кабельная линия подрыва от распределительной коробки до "СС-26", а также кабельные линии связи от мыса Херсонес до СПС "Карпаты" и СС "СС-26". Линии связи были коммутированы на КП ЧФ.

Одновременно было выполнено ряд мероприятий по предупреждению разлива дизельного топлива из цистерн затонувшего корабля (около 300 тонн). 

      Выполнение указанных мероприятий предусматривало: формирование группы локализации и сбора топлива в составе противопожарного судна, двух противопожарных катеров, спасательного и буксирных судов, танкера, судов сборщиков нефти, бонового заграждения. ПДС-123 было оборудовано огнеметами для поджога топлива.

       Взрыв сосредоточенного заряда общим весом 124 тонны (в тротиловом эквиваленте) потребовал решения и согласования многих вопросов, связанных с обеспечением безопасности судоходства, и экологической безопасности на море.         Эти вопросы были рассмотрены специальными органами флота, согласованы с территориальной инспекцией геологии по сейсмическому воздействию на береговые сооружения, с госрыбнадзором, органами госбезопасности и многими другими государственными органами.

      Район взрыва, квадрат 10х10 миль, находящийся в нейтральных водах, извещением мореплавания был закрыт для плавания всех судов и полетов самолетов на период с 20 по 30 декабря 1977 года. По периметру полигона были установлены корабли охраны района. 

      20 - 21 декабря по разрешению командующего ЧФ была выполнена постановка в заряды подрывных устройств.

       22 декабря командующий ЧФ объявил готовность № 1 к подрыву. СПС "Карпаты" снялось с бочек и вышло за границу района. В район подошло спасательное судно СС-26, на которое перешел штаб ССО. 

        23 декабря главнокомандующий ВМФ утвердил: 10 часов 30 минут время подрыва установленных зарядов. 

         При взрыве над морем наблюдался столб воды и пламени высотой 30 метров в течение 10 секунд, которые переросли в черный дым. 

          В 10.50 самолет ИЛ-14 начал разведку в районе взрыва. В 13.00 в район вышли СС-26, ПЖС-123, СБ-5, СБ "Орион" и начали осмотр моря. Загрязнения моря обнаружено не было, все топливо сгорело при взрыве. Рыбы всплыло немного.

        В декабре 1977 - январе 1978 г.г. автономными подводными аппаратами проектов 1837 и 1839 было произведено визуальное обследование и видео съемка района взрыва при видимости под водой 6-8 метров. В результате обследования установлено:

- все поставленные подрывные заряды взорвались полностью и вызвали детонацию боезапаса находящегося в погребах, не уничтоженных, и не взорвавшихся боеприпасов не обнаружено.

- в результате взрыва корабль разделен на три сильно разрушенные части, отдельные конструкции отброшены на 80-100 метров.

- В июле-августе 1978 года СПС "Карпаты" подняло 10 секции корпуса корабля.          Экономические расчеты показали нецелесообразность продолжения этих работ, и на этом работы на бывшем противолодочном корабле "Отважный" были закончены.

       Прежде чем закончить повествование я хочу остановиться на некоторых утверждениях, приведенных в книге Б.А. Каржавина "Гибель "Отважного" в последней, 4-й главе "Конец истории "Отважного". 

        В предисловии к книге Б. А. Каржавина адмирал В. Л. Самойлов пишет: "В книге есть некоторые спорные моменты, а есть абсолютно неверные. Так, например, рассуждения капитана 2 ранга В.С. Колташева о причинах отказа от подъема БПК "Отважный" - это сплошной вымысел". 

       Мне довелось участвовать в решении многих проблем по планированию подъема и организации работ на "Отважном". Я могу с полной ответственностью сказать, что вызывает недоумение, приведенные в книге Б.А. Каржавина высказывания В.С. Колташева, о порядке принятия решения командованием ВМФ по подъему "Отважного". В своих рассуждениях он неумеренно преувеличивает роль своей личности в организации работ на погибшем корабле. Например, есть такое высказывание: "Главнокомандующий Горшков пообещал министру обороны Гречко поднять корабль, но таких сил и средств у нас не было, поэтому стали поднимать по частям, по ступеням. Эта работа и имела кодовое название "Ступень". Вот еще высказывание: "…Но вот умер Гречко, товарищ Горшков облегченно вздохнул и дал команду подъем не производить, а подорвать в подводном положении". Откуда, как не с потолка, взяты эти утверждения? Сомневаюсь, чтобы С.Г. Горшков делился своими мыслями и переживаниями с В.С. Колташевым. Нет смысла останавливаться на приведенных в книге письмах члена экипажа ВМ-88 Д. Филоновича и офицера СПС "Карпаты" старшего лейтенанта В.А. Смирнова, содержащих не соответствующие действительности факты. Последние, по степени своего участия в работах и занимаемой роли, вообще не располагали информацией. Все это явно надуманная ложь… 

        Вызывает глубокое сожаление, что такой серьезный и уважаемый автор, как Б.А. Каржавин, приводит в своей книге подобные "документы" и даже в некоторой мере свидетельствует содержащиеся в ней "факты".

      Планы и задачи работ, вытекающие из состояния БПК "Отважный", рассматривались тремя авторитетными институтами ВМФ: кораблестроения, вооружения, аварийно-спасательных и судоподъемных работ. На основании их анализа и предложений готовились обоснованные доклады главнокомандующему ВМФ, которым принимались необходимые решения. Выполнение этих решений требовало привлечения большого количества сил и материальных средств, высокого мастерства и четкой организации работ большого коллектива специального судоподъемного отряда.

                                                Основные выводы:

1 Задачи, поставленные перед специальным судоподъемным отрядом Черноморского флота по работам на БПК "Отважный", выполнены полностью.

1.1. Подняты, секретные документы, аппаратура и техника, могущие представлять интерес для вероятного противника. Подтверждение - заход в близлежащий район специального судна США "Гломар Челенджер. 

1.2. Находящийся в нейтральных водах корабль, к восстановлению, не пригодный, но содержащий большое количество аварийных боеприпасов, как очаг взрывоопасности - был уничтожен. 

2. При выполнении работ на БПК "Отважный" была освоена новая техника и технологии подъема затонувших судов с ранее недоступных глубин.

3. Получен опыт проектирования, установки и эксплуатации глубоководного рейдового оборудования, обеспечивающий стоянку спасательных судов водоизмещением до 10 тысяч тонн, при ветре в борт 7-8 баллов и волнении моря 5-7 баллов.

4. Впервые было широко использовано новое глубоководное водолазное снаряжение СВГ-200. Специально подготовленной группой водолазов из 20 человек в этом снаряжении был выполнен большой объем работ по отделению надпалубных конструкций, установке подрывных зарядов, монтажу электровзрывных и детонационных устройств. За время работ на "Отважном", было спущено на глубину 130 метров 86 пар водолазов в режиме кратковременного пребывания с временем, пребывания на глубине каждой пары до одного часа. К большому сожалению, освоение нового водолазного снаряжения не обошлось без гибели водолазов. 17 июня 1977 г. на глубине 125 м погиб водолаз СПС "Карпаты" Р.Т. Гавюк. Причина гибели - неисправность клапана вдоха снаряжения СВГ-200. Впервые на глубине 130 был выполнен необычно большой объем взрывных работ, как по сложности их организации, так и по доставке самих зарядов. Для прохода во внутренние помещения корабля и отделения надпалубных конструкций широко использовался комплекс специальных подрывных зарядов различного назначения. Одновременный взрыв инициирующих подрывных зарядов и боезапаса общим весом 124 т. потребовал значительных экспериментальных испытаний, четкой организации и был выполнен успешно. Для подводной электрокислородной резки на глубине спроектировали, создали и использовали специальную установку.

5. Благодаря применению новой техники и технологии ранее достигнутая глубина выполнения подводных работ в 60 метров на БПК "Отважный" впервые в СССР была увеличена до 130 метров, что и послужило основанием для присвоения им при разработке плана всех работ наименования "Ступень".

 

 

Рассказывает Капитан 2 ранга в отставке Леонид Лей. Командир группы 288 ГрСПЛ в 1973-1984 годах

                                                                         ВИЖУ "ОТВАЖНЫЙ"      

Весь 1973 год подводные аппараты работали по плану Академии наук СССР в районе Кавказского побережья с профессорами и академиками на борту. Только у Пицунды АС-10 совершил десять глубоководных погружений в подводные каньоны, наступающие на пляжи знаменитого субтропического курорта. Исследуемые аппаратами глубины были близки к предельным и достигали 415 метров.

      В 1974 году изучение таинственных каньонов и разломов продолжалось вплоть до начала осени. У города Адлера АС-10 еще четыре раза «заныривал» за отметку 300 метров. В один из дней, вернее, ночей, судно-носитель вместе с АС-10 срочно покинуло регион пицундских пляжей и по приказу направилось навстречу огням Херсонесского маяка. Перед подводниками была поставлена новая задача — обследовать затонувший буквально несколько дней назад один из кораблей Черноморского флота. Расстояние от точки морской катастрофы до мыса Херсонес по пеленгу 300 градусов составляло 17,8 мили, так что место «упокоения» корабля было четко зафиксировано на картах и в море, и, по словам подводников, необходимость в поиске отпадала.

       Подводный аппарат АС-10, ведомый опытным подводником капитаном 3 ранга Юрием Савичем Карелиным, почти сразу, на глубине примерно 120 метров, Карелин.JPG обнаружил затонувший объект. 

      Погибшие корабли, лежащие на дне в неестественных позах, всегда вызывают у тех, кто их видит — водолазов и подводников — весьма сложные противоречивые чувства — боли, таинственности, загадочности и повышенной осторожности. Как правило, затонувший корабль опасен своими неиспользованными арсеналами, и Бог еще знает, какой ядовитой, неведомой, затаившейся до поры до времени начинкой, хранящейся в цистернах, баллонах и прочих спецёмкостях.

       В первое погружение АС-10 несколько раз медленно проплыл вдоль корабля с одного и другого борта — в иллюминаторы специалисты внимательно вглядывались в причудливо застывшие сероголубые конструкции. На дне, поверженный взрывами и огненными смерчами, с небольшим креном в 8 градусов на левый борт, лежал большой противолодочный корабль «Отважный».

     Носовая часть, вплоть до камбуза, выглядели так, как будто корабль покоился не на дне, а стоял у причала Минной стенки. Все надписи были отчетливо видны и отчетливо читались. За камбузом, в сторону кормы, наблюдалась страшная картина разрушений — корма слегка переломилась и уже частично по верхнюю палубу ушла в донный ил. По-видимому, это случилось при ударе кормы о грунт: ведь корабль тонул вертикально, потеряв продольную остойчивость. В районе кормовой ракетной установки палуба как бы 10.jpgотсутствовала - в ней зияла черной пастью огромная дыра. По ее краям, пугая взгляд заусенцами, уродливо изогнулись кормовые надстройки. Кормовые трубы тоже были деформированы. По палубе и надстройкам в жутком беспорядке перепутались шланги, тросы и отдельные конструкции. Весь этот хаос олицетворял последствия недавней тяжелой катастрофы. На уцелевших остатках палубы и рядом на грунте виднелись разбросанные ящики, и даже рассыпанная картошка.

        Надолго остался в памяти у наблюдателей район камбуза правого борта. Из иллюминатора камбуза, все еще устремляясь вверх, держась за поручень наружного трапа, торчал голый торс человека — подводники даже запомнили, что он был коротко подстрижен. Это был труп матроса первого года службы Сергея Петрухина. При третьем взрыве дверь камбуза на «Отважном» заклинило, котлы с кипящей водой опрокинулись и ошпарили многих матросов, занимавшихся приготовлением пищи. Некоторые погибли сразу, а Петрухин, получив тяжелейшие ожоги, пытался выбраться через иллюминатор, но таз у него застрял и не проходил, а газорезки под рукой не было. Во время всей агонии «Отважного» корабельный врач старший лейтенант Виктор Цвеловский делал Петрухину обезболивающие уколы морфия, пытаясь облегчить его страдания, но ужасные мучения не проходили. Обессилев от боли и крика, Петрухин уговаривал отрезать ему ноги и часть тела, только бы вырваться из кипящеro отсека, но никто не решился этого сделать. Так и ушел Петрухин вместе с «Отважным» на дно Черного моря, наверное, десятки раз, проклиная конструкторов за такие узкие иллюминаторы, через которые даже человек средней полноты не в состоянии был вылезти...

      Где-то через полтора месяца, погружаясь в очередной раз на своих сверхмалых подводных лодках к «Отважному», подводники увидели в том же иллюминаторе обглоданный рыбами человеческий скелет — скелет покорно опустился на надстройку черепом вниз, и уже больше не рвался к людям и солнцу...

     Чтобы определить причину взрыва, подводные аппараты попытались проникнуть и спуститься в саму яму, но погружение в нее было небезопасно из-за торчащих во все стороны конструкций. Поэтому, зависнув, проведя фотосъемку и визуальный анализ разрушений, АРСы занялись другим делом. АС-10 подцепил манипулятором валявшийся сигнальный флаг, затем, опершись о леера, теми же манипуляторами открутил барашки и поднял спасательный круг. Перпендикулярно левому борту повис командирский катер, причем корма его была на кильблоке, а нос — на грунте. Манипуляторами попытались отцепить катер от корабля — тянули его за нос, раскачивали, но катер плотно зацепился пером руля за какую-то конструкцию, и АРСам никак не поддавался. Позже катер подняли водолазы.

       Все подводные работы на погибшем «Отважном» носили кодовое название «Ступень» — корабль готовились поднимать по частям, то есть ступенями — отсюда родилось и название.

      Только в 1974 году подводные аппараты АС-1, АС-10, АС-6 ныряли на «Отважный» более двадцати раз. Постоянно, при любом погружении сначала шло обследование положения корпуса. Корпус все больше заваливался на правый борт и уходил в ил. Сначала, по приблизительным оценкам, крен с 8 градусов увеличился до 12, затем в кормовой части — 60, а в носовой — 50 градусов. В 1975 году погружение аппаратов продолжилось.

       В начале 1976 года функции подводных аппаратов в операции «Ступень» себя исчерпали. «Отважный» периодически фотографировался, отдельные ценные предметы клешнями-манипуляторами поднимались на поверхность. Аппаратам оставалось выполнить последнюю работу, очень важную, и, как оказалось впоследствии, очень опасную. Дело в том, что для окончательного решения на выполнение судоподъемных работ, необходимо было убедиться в состоянии боезапаса в погребах «Отважного». Для этого в три негерметичных контейнера уложили первичные детонаторы всего боезапаса. Подводные аппараты установили их в носовой части корабля с задачей: поочередно поднять на поверхность через 1, 3 и 5 месяцев. Первый контейнер подняли через 30 дней, установили на борту судна-носителя ПАПА, а, придя в базу, перегрузили на машину и отправили в лабораторию на исследование. Ночью поступил звонок в штаб флота с сообщением, что морская вода так разъела детонаторы, что они удивляются как их смогли доставить в Симферополь. Тогда окончательно было решено «Отважный» не поднимать, а подорвать под водой.

     В книге Бориса Каржавина «Гибель «Отважного» о большой работе, выполненной подводными аппаратами, к сожалению, ничего не говорится. Правда, на стр. 165-166 как бы вскользь упоминается, что при первоначальном обследовании положения «Отважного» на грунте «притащили батискаф... с мотором и аварийным сбросом груза». Но это утверждение неверно. Так как первый батискаф на Черном море появится только через пять лет, а войдет в строй еще через пять, так что, кроме АРСа, опускаться к «Отважному» было некому.

        В 10 часов утра 26 декабря 1977 года был назначен подрыв «Отважного». К тому времени водолазы заложили в останки корабля более 80 тонн тротила, а вместе с не извлеченным корабельным боезапасом смертельная начинка оценивалась в 100 тонн.

       В расчетное время из воды поднялся огромный двугорбый фонтан высотой более 100 метров, внутри он был черный с красными языками пламени. Еще через несколько секунд люди, стоящие на кораблях-наблюдателях, ощутили гидравлический удар по корпусу. Воздушной ударной волны не было. "Отважный" перестал существовать.

 

ашttp://alfamodel7li.7li.ru/viewtopic.php?id=204

[Якимов Андрей]

Об одном из случаев подводных столкновений

 

Российская атомная торпедная подводная лодка находилась в полигоне боевой подготовки вблизи полуострова Рыбачий, в территориальных водах России. Командовал субмариной капитан 2 ранга И. Локтев. Экипаж лодки сдавал вторую курсовую задачу (т.н. "Л-2") и подводная лодка следовала на глубине 22,8 метра. Американский атомоход выполнял задачи разведывательного характера и осуществлял слежение за своим русским "собратом", следуя на глубине около 15 метров. В процессе маневрирования акустики американской лодки потеряли контакт с "Сиеррой" и так как в районе находились пять рыболовных судов, шум винтов которых похож на шум винтов АПЛ, то командир "Батон Руж" решил в 20 часов 8 минут всплыть на перископную глубину и разобраться в обстановке. Российская лодка в этот момент оказалась ниже американской и в 20 часов 13 минут так же начала всплытие для проведения сеанса связи с берегом. Факт слежения за своим кораблем русскими гидроакустиками обнаружен не был и в 20 часов 16 минут произошло столкновение субмарин. При столкновении "Кострома" своей рубкой протаранила днище американского "филера". Лишь небольшая скорость русской лодки и малая глубина при всплытии позволили американской подводной лодке избежать гибели. На рубке "Костромы" остались следы столкновения, позволившие идентифицировать нарушителя территориальных вод. Пентагон был вынужден признать свою причастность к инциденту.

 

Более полная информация и фотографии здесь http://sashabodrun.livejournal.com/18832.html

[Беланов А.П.]

Мир так и не узнал, что в январе 1981 года стоял на пороге ядерного апокалипсиса

 

Да, что мир, родная страна не знала… И до сих пор не знает. А тогда, 18 января 1981 года под паковыми льдами Центральной Арктики горел на глубине 150 метров атомный подводный крейсер с двумя ядерными реакторами, с 16-ю баллистическими ракетами (атомные боеголовки которых таили огневую мощь, равную четырехкратной огневой мощи всей Второй Мировой войны). В десяти отсеках - 130 живых душ, не считая трех щеглов в вольере зоны отдыха...

 

Пожар всегда страшен. Но когда подо льдами горит термоядерный исполин, то это уже не пожар, это начало апокалипсиса…

 

Сообщение ТАСС, если бы об этом разрешили сообщить, звучало бы так: «18 января 1981 года подо льдами Арктики затонул на глубине 3 тысяч метров ракетный атомный подводный крейсер стратегического назначения К-424. На борту находилось 130 человек… Причины катастрофы уточняются». Так могло бы быть, но так не стало, потому что на борту К-424 нашелся человек, который сумел переиграть судьбу, отменить катастрофу, вернуть корабль домой, в базу… Это был командир подводного крейсера - 37-летний капитан 1 ранга Николай Александрович Иванов.

 

Сегодня этот, никому не известный герой, живет в подмосковной Балашихе, работает охранником в таможне… Автор этих строк приехал к нему в гости. Пока радушная хозяйка Светлана Петровна накрывала стол, Николай Александрович достал фотоальбомы, развернул морские карты…

 

Старый моряк попытался начать эту жутковатую историю с шутки:

 

- Один мой приятель как-то спросил меня: «Почему подводники начинают свои рассказы так – сплю я и вдруг…» Точно замечено. И эту историю я тоже мог бы так начать, если бы успел тогда добраться до койки. В 12.00 я сдал свою командирскую вахту старпому – капитану 2 ранга Борису Плюснину, и отправился во второй отсек прилечь в каюте…

 

Шла обычная боевая служба в Арктическом районе. Мы находились чуть севернее Земли Франца-Иосифа.

 

Шли 23-и сутки под тяжелыми паковыми льдами, без малейшей возможности пробить их, всплыть в случае необходимости. Старался не думать о ледяном панцире, который нависал над нами, как гробовая крышка…

 

В стране готовились к XXV съезду КПСС, и наш поход, в успехе которого мало кто сомневался, должен был стать подарком съезду от моряков-североморцев. Так нас напутствовали перед выходом на боевую службу в высокие широты…

 

Я не успел еще раздеться, как тишину жилого отсека взрезала пронзительная долгая трель звонка аварийной тревоги. И тут же встревоженный голос старпома:

 

- Аварийная тревога! Пожар в центральном посту!

 

Я немедленно метнулся в третий отсек. Едва отдраил переборочный люк, как уловил едкий запах дыма.

 

- Где горит?!

 

- Выгородка в районе гальюна!

 

Выгородка, забитая ящиками с запасными деталями – ЗИПом, находилась на средней палубе. Я приказал разгрузить ее, чтобы добраться до очага возгорания. Раскидали ящики, но пламени не было видно. Дым валил из угольного фильтра, очищавшего воздух в гальюне. Пожар разгорался не на шутку. В Центральном воцарилась гнетущая тишина. Я ловил на себе тревожные взгляды, а кое у кого глаза были с полтинники. Вот когда я понял смысл выражения – у страха глаза велики. В каждом взгляде – немая мольба: командир, спаси! Ты знаешь, ты должен знать, что сейчас делать!

 

Будь это где-нибудь в Атлантике, я немедленно бы всплыл. Но у нас над головой был мощный паковый лед и категорический запрет не обнаруживать себя на поверхности.

 

С каждой минутой росла токсичность нашего воздуха. Химик доложил, что концентрация окиси углерода увеличилась в 380 раз.

 

В центральный поднялся замполит капитан 1 ранга Архипов и попросил разрешения увести людей, не занятых борьбой за живучесть во второй отсек. Я разрешил. Но сначала приказал поднять давление во втором и четвертом, то есть в отсеках смежных с нашим, третьим, чтобы туда не хлынул дым.

 

Никто не имеет права покидать аварийный отсек. Этот жестокий закон Иванов решил нарушить, исходя из своего командирского права принимать решения по обстановке. Что толку от людей, не занятых борьбой за живучесть? Пусть меньше будет жертв… Правда, потом заму пытались вменить трусость: зачем покинул аварийный отсек да еще людей с боевых постов увел. Иванов прикрыл своего заместителя: «Это я велел ему перейти во второй отсек. Если бы мы с Плюсниным погибли, Архипов бы возглавил экипаж».

 

Трудно представить, как бы Архипов управлялся с лодкой, если бы выгорел отсек управления кораблем, центральный пост.

 

Скорее всего, подводный крейсер, блуждал бы подо льдами сам по себе, превратившись в подобие «летучего голландца», пока не заполнился через прогоревшие сальники водой и не канул на дно приполярной котловины.

 

Ведь огонь полыхал с такой силой, что расплавилась стальная дверь гальюна.

 

Трудно принимать безошибочные решения в считаные секунды да еще в отравленной атмосфере, да еще не располагая полной информацией о том, что горит и где горит. Но распоряжение Иванова наддуть смежные отсеки было спасительно правильным: когда «лишние» моряки переходили во второй отсек, угарный газ не пошел вслед за ними, жилой отсек не задымили. В тусклом свете аварийного освещения дым сгустился до того, что уже не видно было и пальцев на вытянутой руке. Сизый дым пластами стелился по пультам, приборным панелям… Пот катился градом – ведь на средней палубе полыхало пламя. Третий отсек превращался в газовую камеру смерти. Труднее всего было на пульте, с которого управляли реактором. С этого поста не уйдешь, умри, но обеспечь подводному кораблю ход, иначе всем хана. Чаще всего так оно и случалось – пультовики-управленцы погибали в своих выгородках, держа до последнего пальцы на кнопках. Так погибла вахта в посту управления ГЭУ – главной энергетической установки – на атомной подводной лодке К-8. Так погибли в сентябре 1975 года три капитан-лейтенанта во время пожара на атомарине К-47, командиры групп дистанционного управления.

 

Так погиб на К-19 старший лейтенант-инженер Сергей Ярчук. Он умирал, отравленный угарным газом на глазах своего командира капитан-лейтенанта Милованова, который не мог оторваться от управления реактором ни на секунду… Обо всем этом был немало наслышан и командир дивизиона движения К-424 капитан 3 ранга-инженер Владимир Морозов, обеспечивавший ход подводного ракетоносца. Понимая, что он обречен, Морозов написал командиру предсмертную записку (переговорное устройство вышло из строя): «Товарищ командир, Ваше приказание выполнили – ход корабля обеспечен. Теряю сознание, но остаюсь на посту».

 

Так действовали те, кого без пафоса можно назвать героями. Но были и другие… Старшина-секретчик прибежал по аварийной тревоге в центральной пост (его обязанность вести черновой вахтенный журнал), увидел, какой дым там стоит и повернул обратно. Позже его нашли в самом дальнем отсеке, в десятом. Как он прошел сквозь задраенные по тревоге межпереборочные двери, одному Богу известно. Может быть, и в самом деле, жажда жизни превратила его в бесплотный дух. Ответить на вопрос, как он оказался в корме, а не на боевом посту, так и не смог:

 

- Сам не знаю, как тут очутился!

 

Матрос на пульте «Кама» делал все сам, делал все правильно, приговаривая: «ДМБ в опасности! ДМБ в опасности…» Его зациклило на этой фразе – слегка повредился в уме. Но остальной экипаж держался до последнего и действовал, как надо.

 

Николай Иванов:

 

- Я приказал всплывать на перископную глубину и готовиться к пуску системы ЛОХ. Честно говоря, побаивался ее включать, был немало наслышан о ее смертоносном воздействии на тех, кто не успел надеть маски…

 

Система ЛОХ – Лодочная Объемная Химическая – это огнегасящий газ фреон, который можно пустить из баллонов станции ЛОХ в любой отсек. Фреон великолепно тушит огонь, но опасен для человека, как и любой не поддерживающий жизнь газ. Поэтому все, кто был в третьем, включились уже не в ПДУ (портативные дыхательные устройства), эдакие облегченного типа изолирующие противогазы, которые подводники всегда носят при себе в пластиковых футлярах, а в дыхательные аппараты ИДА-59, чьи баллоны наполненные кислородом и азотом, позволяют продержаться в дыму и под водой втрое дольше, чем в легких ПДУ. По какой-то причине не успели включиться ни в ПДУ, ни в ИДА младший штурман («штурманенок») лейтенант Н. Шемитов и мичман Е. Баламатов и тут же жестоко поплатились…

 

Николай Иванов:

 

- Мне приносят в центральный пост записку. Красной пастой торопливо начеркано: «У нас два трупа. Погибли Шемитов и Балмаков…». А тут еще инженер-механик капитан 2 ранга Анатолий Чумак с докладом: «товарищ командир, половина дыхательных средств уже израсходована. Еще полчаса и погибнем все…».

 

Сам еле на ногах стоит – наглотался дыма, пока отдавал распоряжения. Ведь всякий раз надо маску снимать… Ну, думаю, семь бед – один ответ. Раз трупы на борту, все равно с должности снимут, черт с ней со скрытностью, надо всплывать.

 

Это сейчас легко рассказывать – под водочку с домашними огурчиками, а тогда капитан 1 ранга Николай Иванов, как никто другой понимал, что всплытие невозможно – над головой многометровые паковые льды. Если только не произойдет чуда… И чудо произошло! Произошло, быть может, только потому, что командир был наречен именем небесного заступника моряков – Николая-чудотворца. Другого объяснения тому, что среди ледяных гор вдруг возникла полынья, затянутая всего-навсего лишь метровой толщины льдом, - нет. Подводный крейсер проломил его, как нож яичную скорлупу, и всплыл под низким серым январским небом приполюсного круга. Где-то далеко на юге оставались северные отроги земли Франца-Иосифа… Полярная ночь подарила им густые серые сумерки.

 

Николай Иванов:

 

- Первым делом надо было вынести на мостик пострадавших. Но как это сделать, когда бездыханные тела совершенно не держатся в вертикальной шахте рубочных люков. И не подхватить их сверху – глубоко, и не протолкнуть снизу – высоко. Попробуй, вытащи из колодца утопленника. Выход из ситуации нашел наш боцман.

 

- Товарищ командир, а если мы их привяжем к койкам да так и поднимем?!

 

- Действуй!

 

Сняли подвесные койки, привязали к ним тела лейтенанта и мичмана и без особых проблем подняли их на мостик, в ограждение рубки. Теперь за дело взялся лодочный врач капитан медслужбы Анатолий Двояковский. Он стал делать им искусственное дыхание. И тут произошло еще одно чудо! Покойники ожили. Тяжело отравленные парни стали дышать. Если бы на Иванова не смотрели во все глаза подчиненные, он бы, наверное, перекрестился: слава Богу, вернемся без трупов!

 

Отдышался наверху и инженер-механик Анатолий Чумак, угоревший едва ли не больше всех. Предельно допустимая концентрация (ПДК) фреона и угарного газа в атмосфере отсека превышала норму в 420 раз!

 

Командир подниматься на мостик не стал, хотя соблазн глотнуть свежего воздуха был очень велик. Но Иванов был нужен в Центральном…

 

Пламя удушили фреоном. Третий отсек провентилировали. Стали разбираться, что же произошло. И тут впору было разразиться трехэтажным матом. Но Иванов – сдержался. Начальник химической службы капитан-лейтенант Н. Симонов установил, что молодой матрос тайком закурил в гальюне, а окурок сунул в угольный фильтр. Почти чистый углерод не замедлил воспламениться. Возник эффект мартеновской печи. Поскольку фильтр выходил в выгородку с запчастями, то создалось впечатление, будто горят ящики; их безуспешно пытались раскидать и в результате завалили вход в гальюн… От копеечной свечи, говорят, Москва сгорела. А от поганого окурка едва атомоход не сгорел. Молодого матроса даже под суд отдавать не стали: что с безотцовщины взять? Курить начал с третьего класса. И хотя на К-424 была специальная каюта для табакуров, юный разгильдяй зажег сигарету там, где ему вздумалось.

 

Из того похода К-424 вернулась своим ходом – без жертв, без потери скрытности, выполнив все поставленные задачи. Даже птицы в зоне отдыха, весьма чувствительные к газовому составу воздуха, и те остались живы.

 

Теперь никто не жаловался на то, что командир их мучает частыми учебными тревогами и в дыхательные приборы включались мгновенно. Гром не грянет, экипаж не перекрестится.

 

На причале в Гаджиево подводный крейсер встречали с оркестром.

 

Николай Иванов:

 

- Когда я доложил встречавшему нас начальнику штаба дивизии капитану 1 ранга Хренову о том, что у нас был пожар, тот оборвал марш на полутакте. Оркестр затих.

 

«Давай поподробнее!» - Голос его не предвещал ничего хорошего. Доложил все, как было. А в ответ сразу же упрек:

 

- Почему так много дыхательных средств израсходовали? А если бы был второй пожар?

 

- У меня был первый пожар, и если бы я его не потушил, второго бы уже точно не было…

 

Разбирались с командиром долго и строго.

 

Разумеется, никаких наград за решительные и грамотные действия по борьбе с пожаром подо льдом никто не получил. «Аварийщиков» не награждали. От серьезного наказания (командир отвечает за все, даже за то, что военкоматы присылают на подводный флот умственно неполноценных парней) Иванова вольно или невольно уберег командующий флотилией вице-адмирал Лев Матушкин, который объявил командиру К-424 строгий выговор. И хотя дело дошло до командующего флотом и выше, ограничились «строгачом», ведь за одно прегрешение наказывать дважды по уставу не положено.

 

- Но самое страшное было впереди, – усмехается Иванов. – На другой день начинался очередной съезд партии и все экипажи развели по ленинским комнатам смотреть по ТВ торжественное открытие. А у нас, как назло, телевизор отказал. Не работает. Проверяющие из политотдела ходили по этажам. Если бы донесли, что «экипаж К-424 не смотрит открытие исторического события в жизни советского народа», о-о!, такой бы шум поднялся, все бы нам сразу припомнили. Но лодочные умельцы за полчаса наладили «ящик». Опять пронесло! Чудом.

 

Я сгоряча – нервы еще были взвинчены пожаром - заму выговор объявил – за «неготовность средств технической пропаганды». Тот обиделся – был он старше меня и по званию и по возрасту - пожаловался в политотдел дивизии.

 

Там взвились: как это так - в день открытия партийного съезда командир замполиту выговор объявляет?! Самодурство, аполитично! В истории флота такого не было!..

 

Но в истории флота не было и такого, чтобы подо льдами пожар тушили. А экипаж Иванова это сделал.

 

В конце концов, в Москве разобрались, из какого пекла командир выбрался без потерь. И представили Иванова к ордену Красной Звезды. Но политработники припомнили историю с замполитом – представление не подписали.

 

А Иванов через пару месяцев снова ушел на боевую службу – вне очереди, без отдыха. Командира подводного крейсера, который должен был идти подо льды по плану, хватанул инфаркт. Пришлось Иванову выручать дивизию. И пошел, хотя, в памяти, в душе, нервах еще жил стресс подледного пожара.

 

Потом друзья его спрашивали:

 

- Страшно было?

 

- Поначалу было некогда бояться. Надо было действовать, принимать решения. Страшно стало, когда пошли доклады о трупах. Страшно, когда твои люди гибнут…

 

- Как наказали матроса-курильщика?

 

- Никак. Он и сам понял, что натворил. Этот урок и для него, и для всего экипажа – на всю жизнь, горше любого наказания. Команда это оценила. Нам же надо было вскорости снова в море выходить…

 

* * *

 

Если бы не безошибочные и своевременные действия капитана 1 ранга Николая Иванова, жертв на К-424 было бы больше, чем на «Курске». Да и экология центральной Арктики была поставлена под серьезную радиационную угрозу. Никакой бы «Мамут» не вытащил бы затонувший ракетоносец с километровых глубин да еще из-подо льда. Однако, ничего этого не произошло. И потому историю с подледным пожаром быстро забыли, как и забыли тех, кто действовал в сверхэкстремальной обстановке смело и грамотно. Иванова перевели служить в Москву – преподавателем в академию ВВС имени Гагарина. Учил авиаторов основам тактики военно-морского флота. А там и на покой проводили. Вот только при расчете пенсии забыли про 17 лет службы в Арктике на атомоходах, рассчитали, как ординарного преподавателя.

 

Ну, ладно орденом обнесли – не ради наград ходил Иванов под океанские льды, но чтобы так подло урезать пенсион отставному командиру атомного стратега, тут нужно было чугунной совестью обладать.

 

И куда только Иванов не писал – и министру обороны, и президенту России, и своему депутату. Ответы приходили витиевато вежливые, но со ссылкой на один и тот же канцелярский казус: прежнее начальство не внесло указание о зачете полярной выслуги на атомных кораблях в «боковик приказа». Забыло начальство наложить нужную резолюцию в этот самый пресловутый боковик. И никто теперь ничего поделать не может. Нет такой административной силы в стране, чтобы поправить несправедливый приказ. Остается утешаться тем, что имя капитана 1 ранга Николая Иванова, внесено не в «боковик приказа», а историю российского подводного флота.

 

***

 

Несколько слов о том, как сложились судьбы членов героического экипажа. Воскресший «штурманенок» Николай Шемитов, стал со временем флагманским штурманом ВМФ России. Старпом капитан 2 ранга Борис Плюснин стал вскоре командиром атомного подводного крейсера. Погиб от руки эстонского националиста при выводе учебного центра ВМФ из Палдиски. Доктор Анатолий Двояковский живет и работает в Санкт-Петербурге. Ну, а Николай Иванов уволился с должности сторожа и живет на берегах реки Пехорка на свою урезанную пенсию.

 

- Пенсия у меня хорошая, – невесело шутит он, – только маленькая.

 

Может быть нынешний министр обороны России Сергей Кужугетович Шойгу сможет отдать приказ: исправить вопиющую несправедливость, внести «в боковик» злополучного приказа фамилию бывшего командира атомного крейсера и вернуть ему заслуженный орден?

 

Автор: Николай Черкашин, stoletie.ru

[Якимов Андрей]

 

ракетный атомный подводный крейсер стратегического назначения К-424.

 

Для справки: корабль был заложен как пятый корпус проекта 667БД, но достроен как первый корпус проекта 667БДР (под ракету Р-29Р (3М40))

[Сергей41]

КАК ПЕРВОГО КОСМОНАВТА ЮРИЯ ГАГАРИНА В ПОДВОДНИКИ СЕВЕРНОГО ФЛОТА ПОСВЯЩАЛИ....В Купавне, Подмосковье, живет каперанг Вадим Кулинченко, ветеран-подводник. Есть у него воспоминания, как Юрия Гагарина в подводники посвящали. В 65-м, в Западной Лице. Сам Вадим Тимофеевич свидетелем не был, а ему эту историю поведал сокурсник Анатолий Ефремов, того уже нет в живых. А тогда он был старпомом на 675 проекте, «ревущие коровы».Для начала, рассказывал Ефремов, их, командира, старпома и механика, заинструктировали политработники. (политорганы различных уровней). Ниже перископной глубины не лезть, фокусов не выкидывать. Понимать надо, кто на борту и за чью жизнь отвечаете. Но спускаться будете якобы до рабочей глубины, то есть на 240 метров. Условно. Чтоб мухлеж не был виден, чтоб все было по правде, глубину имитировать докладами...Ну, докладами, так докладами. На перископной ползать, конечно, не обещали, но ниже 40 метров залазить поклялись.Вышли в море, в рабочий квадрат. По ходу, так сказать, дали космонавту № 1 в перископ глянуть.- И что, через этот маленький глазок сообщаетесь с миром?!- Если бы...Тут Гагарину наперебой кинулись все что-то объяснять, показывать, рассказывать, вплоть до устройства лодки и гальюна. Свита была внушительной, «знатоков», хоть отбавляй и все стремились в историю.Ну, а командир со старпомом «спектакль» ставили. Срочное погружение, принять балласт, рули на погружение... До сорока Юру еще держали в Центральном, а потом под удобоваримым предлогом в другие отсеки сплавили. Чтоб глубиномер у парня перед глазами не маячил. Он же лётчик, приборы читает. Что глубиномер ему, что высотомер.Ну и понеслась.- Глубина восемьдесят! Осмотреться в отсеках! Акустики, горизонт?! Глубина сто... Сто двадцать... Сто шестьдесят... Доклады с отсеков... Бром-брамсель ставь, кливер до места, фок спустить, к повороту фордевинд, поворот... В общем, весь пакет, как по нотам, как в учебном классе, с полным воодушевлением...Через полтора часа всплыли. Фактически. Обед тоже фактически. По кают-компании гарсуны летают, как бабочки. Улыбки. Подводная стопка. Поздравления. Увенчали Юрия Алексеевича вступлением в подводное братство. А в честь такого события подарили ему альпак из овчины. Он альпак надел, доволен. Сказал, удобней скафандра. Ему бы в Космос такой...Но, вообще, он, похоже, всю эту джаз-банду расколол. Командиру при прощании говорит и смеется:- Знаете, вообще-то у нас с вами одни и те же команды. И у вас корабль, и у нас... Спасибо, ребята! Дали почувствовать...В общем, подыграл, да. Понял. Ну, не вина же экипажа, что до двухсот сорока не сплавали. Да и надо ли...Позже, перед личным составом флотилии он снова сказал:- Ваши подводные лодки так похожи на космические корабли. Я и раньше знал о нелёгкой службе подводников, но представлял слабо. Теперь представляю. В небе все же проще...А еще новым коллегам сказал:- Вы все герои....

 

Блог Вячеслава Мазуренко

[Shultz]

Эсминцы для Индонезии

 

Автор: Капитан 2 ранга в отставке С. ГОМУКИН.

 

Январь 1959 года. Бухта Золотой Рог, г. Владивосток. Глубокой ночью из бухты в режиме «архискрытности» вышли два эскадренных миноносца проекта 30-бис: «Волевой» и «Внезапный». Командир отряда кораблей контр-адмирал Лом. На гафелях обоих кораблей - польские флаги. Накануне выхода вечером на корабли прибыла большая группа индонезийских офицеров - будущих командиров Б-4, служб и групп наших кораблей. Подготовку по соответствующей специальности они проходили в Польше. Под грифом «правительственное задание». Выходу предшествовал большой объем работ по ремонту техники и вооружения.

ЭМ «Волевой», куда и получил назначение на должность командира котельной группы автор этих строк, выпускник ВВМИОУ имени Дзержинского, ремонтировался на «Дальзаводе» г. Владивостока.

 

Ритм ремонтных работ был очень напряженным. Ремонт проводился и в ночное время, почти без выходных. По истечении месяцев двух я почувствовал, что могу не выдержать такого темпа работ. Что такое «берег», успел забыть. Обратился лично к командиру корабля капитану 2 ранга Баеву, где взять время на выполнение всех навалившихся на меня задач (вопрос был, конечно, по молодости, наивным). На что получил ответ: «А что вы делаете с 24.00 до 06.00?».

Подготовка к выходу сводилась не только к ремонту. На 100 процентов был укомплектован экипаж корабля. С каждым офицером (наверное, и с матросом), проводилась индивидуальная беседа на предмет морального настроя, наличия претензий и пожелания, которые обещали выполнить. Беседу проводили офицеры Политуправления флота. На корабле была изъята вся литература, журналы, блокноты, письма, абсолютно всё, что было на русском языке, и даже наклейки со спичечных коробков. Все это было свалено в большую кучу на пирсе и подожжено. Трудно представить, что столько бумаги может скопиться на одном корабле (куча примерно 2-3 м в диаметре и с 1 м высотой). Весь личный состав сдавал зачеты «по знанию» индонезийского языка: 15-20 наиболее употребляемых слов и выражений. Например, «Саламат малам», «Саламат паги» и др.

Для каждого из л/состава была пошита парадная форма одежды первого срока. Для офицеров: китель и брюки из белой чесучи.

Большой интерес у л/состава соседних кораблей и рабочих завода вызвал смотр на борту эсминца. Декабрь. Крепкий морозец. А на верхней палубе корабля замерли ряды офицеров, старшин и матросов во всем белом, в том числе и ботинки. Смотр производил сам командующий Тихоокеанского флота адмирал Фокин. Готовность корабля и результаты ремонта выявились на ходовых испытаниях. ЭМ «Волевой» в течение двух часов рассекал поверхность моря со скоростью 36,5 узлов (около 70 км/час). Бурун за кормой более 5 м высотой.

Было даже негласное соревнование между машинистами и кочегарами. Выиграли кочегары. На самом полном ходу в носовом и кормовом эшелонах выключили по одной форсунке, в то время как при полном открытии всех клапанов турбины уже не могли принимать больше пара.

ЭМ «Внезапный» ремонтировался на 178 заводе г. Владивостока. Качество ремонта было похуже, что и сказалось в будущем.

За сутки до выхода из бухты ЭМ «Волевого» и «Внезапного» было объявлено общефлотское учение Тихоокеанским флотом. Большинство кораблей вышло в море. К месту учения стянулись и американские надводные корабли, подводные лодки и авиация, что предопределило полную скрытность выхода двух наших эсминцев. Первые сутки шли со скоростью более 20 узлов, без ходовых огней. Весь л/состав находился на боевых постах. Готовность № 1. Комендоры в касках у орудий, изготовленных к немедленному открытию огня. В нескольких милях по левому борту на встречном курс наблюдали ходовые огни американских кораблей. Они нас не заметили. В Цусимском проливе троекратной сиреной почтили память о погибших русских моряках.

Индонезийские офицеры на правах гостеприимства были размещены по каютам. Наши офицеры - кто на б/постах, кто в матросских кубриках. Интересно было наблюдать за индонезийцами в кают-компании. Невысокого росточка, худощавые при виде полной тарелки борща отрицательно качали головами, показывая, что поглотить столько пищи за один раз им не по силам. Одной нашей порции первого и второго им хватало на 2-3 человека. Проехав на поезде через всю Россию зимой, они почти все прибыли на корабль простуженными. Гриппом заболели и часть нашего личного состава, в том числе два офицера БЧ-5 вахтенные механики: старшие лейтенанты Ю. Шистеров, (командир маш. гр.) и В. Периоридорога (командир группы электриков). Так что почти на весь поход обязанности вахтенного механика легли на плечи старшины команды котельных машинистов Марикуцы и мои. С гриппом и простудой энергично боролся врач корабля Новожилов Г.Н., ныне профессор, доктор медицинских наук.

В Макасарском проливе принимали топливо на ходу с советского танкера. Координаты приемки совпали с линией экватора, мы пересекли экватор несколько раз.

Был и праздник, и Нептун, и русалки, и черти, и купель, наполненная водой.

Нам с Марикуцой было не до праздника. Вахта, 4 часа через 4 при 18 узловом ходе под одним (!) котлом и обязательном осмотре всех машинных (2) и котельных (4) отделений после каждой вахты, доставалась нелегко. Спали тут же у поста энергетики на верхней палубе под торпедным аппаратом.

Там же в Макасарском проливе наблюдали редкое природное явление: при совершенно тихой погоде невдалеке от наших кораблей буквально пронеслись «друг за другом» несколько смерчей.

Через 10 суток после выхода из Владивостока корабли отшвартовались у пирса военно-морской базы г. Суробайя, северо-восточная оконечность острова Ява.

Теплое Яванское море, пальмы, здания, люди, небо, усыпанное звездами, красивое созвездие «Южный крест» все, абсолютно все казалось необычным.

Почти сразу после швартовки индонезийские моряки с трудом принесли две двухпудовые гири и здесь же у борта эсминца возникло стихийное соревнование по подъему тяжестей. Два наших офицера Юрий Шистеров и автор этих строк подняли гирю одной рукой 25 и 19 раз, соответственно, а наш моторист (богатырского сложения) двумя руками по гире в каждой - 30 раз. Под овации собравшихся индонезийцев один из них поднял гирю одной рукой 1 раз.

В качестве сувенира в кают-компанию была доставлена большая ветка, усыпанная душистыми, тающими во рту бананами. Её с трудом принесли два индонезийских моряка.

В честь команды двух наших эсминцев - это первые русские корабли, прибывшие своим ходом в Индонезию (для продажи), был организован прием в Доме офицеров военно-морской базы. Дом офицеров - овальное одноэтажно здание. Построено на косе. За перилами веранды, окружившей здание - воды залива.

В просторном зале столики на 4 человек. За каждым из которых 2 индонезийских офицера и 2 русских; один сдает технику свое БЧ, службы, группы - другой принимает. Количество индонезийских офицеров точно соответствовало количеству наших. Вместо замполита - корабельный священник (капеллан). Не нашлось замены только одному нашему офицеру - комсоргу, чем он был очень огорчен.

Котельную группу у меня принимал обер-лейтенант Одо Сукадо. Форма одежды на этом приеме - гражданская. На каждом столике поднос, уставленный рюмками с виски (слабенький, как разбавленная водка, напиток) и блюдечки с орешками. В углу зала небольшой оркестр, тихо наигрывающий приятные индонезийские мелодии, не мешающие беседе, которая велась отчасти на немецком языке (Индонезия - бывшая голландская колония), а в основном, на языке жестов. Друг друга мы очень хорошо понимали.

Затем все прошли в соседний зал, где большинство из нас впервые увидели «шведский стол». Тарелка одна, а выбор - глаза разбегаются. Всеобщее чревоугодие сопровождалось выступлением местных артистов, исполняющих национальные песни и танцы. Во время этого зрелищного мероприятия при обилии закусок нашей русской натуре явно чего-то не хватало. Просто больше не предлагалось ничего из спиртного.

Прием «по-индонезийски» долго не затянулся, и вскоре все разошлись, кто по домам, кто по кораблям. Одна деталь: почти каждый офицер получил от своего напарника (я от Одо Сукадо) приглашение побывать у них дома. Под разными предлогами мы были вынуждены отказываться от приглашений. Что ими воспринималось с недоумением. Не дано им было понять, в какой «свободной» стране мы живем.

Далее - рабочие дни. Передача техники, выходы в море, где мы не развивали и 30 узлов. Температура забортной воды 28-30 градусов Цельсия. В машинно-котельных отделениях жара. Наши моряки переносили её стойко, изредка включая орошение в шахтах. Некоторых из индонезийцев с возгласом «панас», т.е. «жарко», выбирались на верхнюю палубу.

После одного из выходов в котле № 4 обнаружили течь трубки. Принято решение - немедленно устранить неисправность. Ставили давление, спустили воду, вскрыли коллекторы, температура в которых до 200 градусов Цельсия (если не более). Первым в гл. коллектор пошел Марикуца: разобрал щиты. Обнаружил неисправную трубку. Самостоятельно из коллектора вылезти не смог. Помогли. Под руки с трудом вывели, точнее вынесли, на верхнюю палубу. Вторым командир отд. Андреев. Заглушил трубку, собрал щиты и тем же способом оказался на верхней палубе. Наступил черед командира группы (т.е. мой). Задача: проверить качество сборки арматуры, щитов и отсутствие посторонних предметов. Ужасная жара. Пот льётся ручьями и тут же превращается в перегретый пар. Дышать нечем. С трудом (а каково было моим предшественникам), добрался до выходного лаза и также на руках был вынесен на верхнюю палубу. Там на матрасе, под одеялом (темп. нар возд. около 30 град) было очень холодно, дрожь долго не утихала. «Первопроходцы» лежали рядом, укутавшись в одеяла.

Выходили в город, отоваривали валюту. Каждому офицеру было выдано по 3 тыс. рублей. В переводе на наши 1 тыс. руб. Первое впечатление - множество нищих. Очень редко можно было встретить человека среднего и тем более высокого роста. При покупке ботинок (на каучуковой подошве, таких в России еще не было) в центральном магазине пересмотрели множество пар, прежде чем для меня найти ботинки 43 размера. Купил две пары, отдал около 100 рупий, а стоимость одной буханки белого хлеба около 0,5-1,0 кг около 300 рупий?!

Во время пребывания в порту не обошлось и без маленького «международного» скандальчика. Один из наших офицеров-механиков с «Внезапного» (наш выпускник) решил прогуляться в самоволку г. «Сурбая» «по бабам», предварительно приняв изрядную дозу спирта, поскольку его пошатывало и имел он неприглядный вид (по гражданке), его задержала дежурная служба индонезийцев на КПП. Оскорбленный наш «мореход» пустил в ход кулаки. Дежурная служба, призвав подмогу, с большим трудом повязала его и на «виллисе» вернула на корабль. Естественно, командование решило этот эпизод замять, ограничившись угрозой по возвращении домой наказать самовольщика «со всей строгостью вплоть…». Однако по возвращении наш «герой» получил неплохое назначение на другой корабль и очередное воинское звание - старший лейтенант.

Кстати, автор этих срок очередное воинское звание не получил. Господа командиры «забыли» снять взыскание, полученное еще во Владивостоке (за опоздание на физзарядку обеспечение).

Предпоследний день пребывания в Индонезии.

Солнце, легкий ветерок, гладкая поверхность бухты. Корабли, украшенные по праздничному флагами расцвечивания, сияют чистотой. Вдоль бортов шеренги наших моряков и индонезийцев. Офицеры при кортиках.

Под звуки оркестра медленно опускается наш Военно-морской флаг и поднимается Идонезийский.

 

Наш «Волевой» получил новое наименование: «Синга Магараджа».

Вечером в помещении того же Дома офицеров состоялся прощальный ужин «по-русски».

Вдоль всего овального зала - ряды столов. Расставлены тарелочки. Столовые приборы. Приблизительно каждый метр - бутылка «Столичной» и портвейна типа «Масандра». Все наши офицеры одеты по-парадному в чесучовых кителях и брюках при кортиках. Индонезийские офицеры - тоже в форме, пришли со своими женами. Жена Одо (моего преемника) - кукольное создание, невысокого росточка, детское личико, тоненькая талия, маленькие ступни ног, очень тихий и нежный голос.

После коротких выступлений контр-адмирала Лама и командира В.М. базы г. Сурабая был поднят первый тост за дружбу народов СССР и Индонезии. Обстановка быстро превращалась в домашнюю. Обслуживали сидящих за столом курсанты военно-морского училища, руки в белых перчатках, на подносах подавались закуски на любой вкус. Пустые бутыли незамедлительно менялись на полные. То в одном, то в другом месте раздавались возгласы индонезийских офицеров: «Товсь, залп!». «Полный вперед!», «Лево (право) на борт» и др. - на русском языке.

Почти стихийно возник концерт. Два новых командира корабля спели веселую детскую песенку. Индонезийцы смеялись и дружно аплодировали. Были и сольные выступления. Потом два наших офицера (в т.ч. ваш покорны слуга) и две индонезийские девушки спели песенку в то время очень популярную и у нас на Родине; «Страна родная Индонезия». Естественно, мы на русском языке, девушки на своем. Знали мы только один куплет и припев, а потому, когда они запели второй куплет мы с товарищем, не сговариваясь, повторили первый. Успех был ошеломляющий. Обстановка становилась более раскованной. Наши запели, а все поддержали «Подмосковные вечера».

 

Время приближалось к полуночи, надо было заканчивать, и под занавес все дружно грянули: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг...»! Расставание было очень трогательным. Большинство индонезийских офицеров с непривычки к нашей «Столичной» оказались не в форме. Среди наших таковых не помню. Всех ждали автомашины и автобусы.

Так прошла встреча по-русски (точнее - прощание). На следующий день экипажи обоих эсминцев поднялись на борт сухогруза «Валдай». На берегу остались наши представители - консультанты. По механической части грамотный офицер командир машинной группы эм «Волевой» выпускник «Дзержинки» 57 года старший лейтенант Шистеров Юрий, ныне капитан 1 ранга в отставке… Через две недели «Валдай» отшвартовался у причала бухты «Золотой рог».

P.S.

- Правительственное задание, поставленное перед экипажами эсминцев «Волевого» и «Внезапного» было успешно выполнено.

- Каждому из участников было предложено дальнейшее место службы по их желанию (на ТОФе).

- Всем участникам была объявлена благодарность Главкома ВМФ и вручены жетоны «За дальний поход». Фактически экипажи эсминцев были первыми, кто их получил (или одними из первых), т.к. других надводных кораблей, совершивших столь дальний переход, к тому времени (начало 1959 г.), еще не было (за исключением Сев.морпути.).

- Подготовка к скрытному переходу двух боевых надводных кораблей и его исполнение явились одним из классических примеров проведения скрытых операций ВМФ СССР на море.

 

(с) Морская газета http://gazetam.ru/

[Бч-4 Волга]

Сеть зарубежных баз ВМФ СССР

 

 

С началом «Холодной войны» Советский Союз столкнулся с необходимостью отстаивать свои интересы на огромной части планеты. Одно за другим, новообразованные государства Африки, Азии и Ближнего Востока принимали коммунистическую идеологию, и вот, уже караваны советских судов с военной помощью, советниками и техникой спешат на помощь лояльным режимам на другом краю Земли.

 

Окреп и «показался из тени» ВМФ СССР – сотни боевых кораблей вышли в Мировой океан, став одним из грозных аргументов новорожденной Сверхдержавы. Трансокеанские переходы и непрерывные вахты в удаленных районах океана - многомесячные походы сложны, кораблям требуется обязательный отдых и обслуживание. Пополнение запасов топлива, провизии и пресной воды. Экстренный ремонт. Все это вдали от родного берега, в неведомых южных широтах, там, где поблизости нет ни одного советского корабля. Лишь реющие над волнами призрачные тени разведывательных «Орионов».

Великому флоту необходима великая система базирования. Решение могло быть только одно – покрыть весь Земной шар сетью военно-морских баз, аэродромов и опорных пунктов.

 

Военно-морская база это не просто место для стоянки и обслуживания кораблей. Это мощный инструмент геополитической игры, рычаг для внушения правильных идей руководству обозначенной страны. Готовый плацдарм для нового наступления, крупный транспортный узел и площадка для размещения спецоборудования (например, систем радиоэлектронной разведки и радиоперехвата). Отсюда удобно наблюдать за ситуацией в выбранном регионе, а при необходимости – принять экстренные меры, вмешаться и пресечь на корню возможные проблемы. Наконец, чисто с технической точки зрения, система военно-морских баз (ВМБ) создавала уникальные возможности для эффективной работы ВМФ на любом удалении от берегов метрополии.

 

Стоп! О каких зарубежных военных базах идет речь?! Иностранные военные базы – привилегии коварного Пентагона. Гнусные происки западного империализма, стремящегося к мировому господству. А у занимающегося мирным созидательным трудом СССР никаких военных баз за рубежом быть не может.

Для разрешения непростой дилеммы потребовалась помощь профессиональных филологов. Право, можно лишь восхититься их фантазией - на карте мира появилось множество объектов с забавными названиями. Например:

 

А) пункт материально-технического обеспечения (скромно, но со вкусом).

Обычно ПМТО ВМФ СССР занимал площадь полсотни и более квадратных километров и был рассчитан на размещение нескольких тысяч человек личного состава. Все это дополнялось развитой инфраструктурой с причалами, доком, топливохранилищем, арсеналом. Обязательным было наличие наземного транспорта и спецтехники. Система охраны базы ПМТО включала в себя катера и корабли охраны водного района, укрепленный периметр и личный состав морской пехоты с тяжелым вооружением и бронетехникой. Опционально – аэродром с истребителями прикрытия, противолодочной, разведывательной и транспортной авиацией.

 

Б) ГСВСК (Группа Советских Военных Специалистов на Кубе). Несмотря на своё успокаивающее название, ГСВСК была ничуть не похожа на мирную советскую делегацию. Это была крупная группировка различных родов войск – от мотострелков и танкистов, до связистов и ПВО – всё это прямо под носом у «вероятного противника».

 

В) Ограниченный контингент советских войск в Афганистане. Всего лишь 100-тысячная армия со своей артиллерией, бронетехникой и авиацией, девять лет напрягавшая весь Средний Восток.

 

Был центр радиоперехвата в Лурдесе (Куба), была ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии), ГСВМ (то же самое, только в Монголии), были советские военные специалисты во Вьетнаме, Анголе, Мозамбике и пр. случаи, выходящие за рамки данной статьи.

Сегодня мне бы хотелось поподробнее остановиться на ПМТО – легендарных советских военно-морских базах во всех уголках Земли. Ввиду масштабности предмета обсуждения, в ряде случаев придется ограничиться общими замечаниями и скупыми фактами из биографии этих необычных мест. Следует заметить, что ПМТО – расплывчатое понятие с довольно нечеткими критериями соответствия. Помимо широко известных «крупных» баз, существовало множество вспомогательных объектов, таких, как учебный полигон морской пехоты на о. Сокотра (Аравийское море). Но, несмотря на вопли западной прессы о «советском военном присутствии» у Африканского рога, никаких причалов и военных сооружений на Сокотре никогда не было – лишь изредка советские корабли вставали на якорную стоянку у берега острова.

 

Наконец, в условиях непрерывно меняющейся международной обстановки, ПМТО мог временно разместиться на территории любого из портов дружественных государств – везде, где можно пришвартовать плавбазу, плавучую мастерскую, танкер. Причалы, краны, инфраструктура порта – всё в распоряжении советских моряков. Готовый объект для «дружеских визитов» военных кораблей Советского Союза.

Теперь стоит перейти непосредственно к списку самых интересных мест базирования ВМФ СССР:

 

Порккала Удд (1944 – 1956 гг.)

 

«Пистолет у виска Финляндии» - здесь базировалась бригада шхерных кораблей, тральщики, броненосец береговой обороны «Выборг» и береговые батареи для прикрытия коммуникаций в Финском заливе. На территории базы было построено 300 оборонительных сооружений. Общая длина периметра – 40 км. Площадь базы – порядка 100 кв. километров. Срок аренды – 50 лет. Стоимость аренды – 5 млн. финских марок в год.

 

Однако, уже к середине 1950-х годов советское руководство пришло к выводу, что базу пора прикрывать: Поркалла Удд лишь раздражает финнов и ухудшает отношение между двумя странами, при этом не имеет особого военного значения. База была полностью ликвидирована в январе 1956 года. Финляндия оценила дружеский жест, став верным посредником между СССР и Западным миром.

 

Влера, Албания (1955 - 1962 гг.)

 

Здесь базировалась бригада из 12 советских подлодок – настоящее «шило» в пятой точке американского флота. В 1959 году одна из субмарин с албанской базы прорвала все противолодочные заслоны и провела учебную атаку на крейсер «Де Мойн» с находящимся на его борту президентом США.

 

История с албанской базой закончилась грустно: в 1961 году из-за идеологических разногласий произошел разрыв в отношениях двух государств. Последовала срочная эвакуация базы. Четыре советские лодки, находившиеся в тот момент на ремонте, были захвачены албанцами.

 

Сурабая, Индонезия (1962 год)

 

Об этом объекте крайне мало информации. Известно лишь, что в декабре 1961 года четыре подлодки Тихоокеанского флота взяли курс к Индонезийским берегам. После ряда странных манипуляций и противоречивых приказов, субмарины были переданы ВМС Индонезии. Летом пришло второе соединение – еще шесть подлодок и плавбаза снабжения, и, вскоре, советские моряки были едва не втянуты в вооруженный конфликт между Индонезией и Нидерландами.

 

Впрочем, история с Индонезией закончилась на оптимистичной ноте – по результатам совместных «учений», СССР поставил индонезийцам военной техники на сумму 1 млрд. долл. (в том числе крейсер, 6 эсминцев и 12 подлодок, а также 40 сторожевых кораблей, тральщиков и ракетных катеров). К чести руководства Индонезии, это, пожалуй, единственная страна, которая полностью расплатилась по советским долгам – без каких-либо скандалов и задержек.

 

Бербера, Сомали (1964 – 1977 гг.)

 

Первоклассная военно-морская база на берегу Аденского залива, настоящий оазис цивилизации посреди сомалийского бардака. Страж ворот на входе в Красное море, контролирующий стратегически важный транспортный маршрут Европа-Азия (через Суэцкий канал).

 

Помимо инфраструктуры для кораблей ВМФ, в аэропорту Берберы была построена уникальная взлетно-посадочная полоса 05/23 длиной 4140 метров – на тот момент самая длинная на Африканском континенте. Здесь планировалось базирование базовой противолодочной и разведывательной авиации, а при необходимости разместить стратегические бомбардировщики и ракетоносцы.

 

Что касается самого Сомали – СССР старался, как мог, поддерживая экономику и сельское хозяйство отсталой страны; обучал её офицерский корпус, снабжал техникой и всеми необходимыми товарами. В открытой печати встречаются данные, что неоплаченный долг Сомали перед СССР (а, следовательно - Россией) составляет в пересчете на золото, 44 тонны. Насколько можно доверять этой невероятной цифре? В любом случае, не вызывает сомнений – Советский Союз в тот раз дорого заплатил за свои амбиции.

От Сомали, в данном случае, требовалось немного: всего лишь не пускать на свою территорию американцев, а также исправно поднимать руку во время голосовая в ООН по сигналу советского представителя.

 

Все произошло внезапно: в 1977 году вспыхнула эфиопо-сомалийская война. Советский Союз, конечно, был в шоке от обоих «союзничков», тем не менее, ему предстоял выбор – кого поддержать в этой лютой междоусобице двух странных народов. Выбор пал на Эфиопию. Сомалийцы не стерпели обиды и потребовали в трехдневный срок эвакуировать ПМТО. Ввязываться в бесконечный конфликт с дикарями не стали – просто бросили все и ушли…

 

Вместо нас пришли американцы – ВВС США по достоинству оценили взлетную полосу 05/23, внеся её в список резервных полос для посадки «Шаттлов».

 

Вот так вот, ВМФ СССР выгнали из Сомали…

 

Нокра, Эфиопия (1977 – 1991 гг.)

 

ВМФ СССР выгнали из Сомали… и советский ПМТО благополучно «переехал» на 400 км севернее, на побережье Эфиопии. Сверхдержава отличается от обычных государств наличием многочисленных союзников в практически любом регионе Земли. Не срослось в одном месте – всегда в запасе есть дюжина альтернативных вариантов.

На вопрос: где тут можно поставить базу, эфиопы лишь пожали плечами – где хотите. Эфиопиский лидер Менгисту Хайле Мариам любезно предложил два крупнейших порта Массауа и Асэб, но, увы, строить что-либо на берегу оказалось слишком рискованно – страну раздирали бесконечные междоусобицы. Выбор пал на архипелаг Дахлак, точнее, на один из его островов – Нокра.

 

Здесь, на территории бывшей итальянской каторги, расположился пункт материально-технического обеспечения ВМФ СССР. На остров был срочно доставлен плавучий док ПД-66, грузоподъёмностью 8500 тонн (достаточно для докования и экстренного ремонта многоцелевой атомной подлодки или эсминца). Вскоре подошли водолазные и пожарные катера, буксиры, плавмастерские, танкеры, суда-рефрижераторы. Для обеспечения действий морской пехоты здесь постоянно базировались БДК, а для решения противодиверсионных задач несли вахту спецподразделения Охраны водного района (Черноморский флот).

 

Место было неспокойное – отмечено несколько случаев обстрела советских кораблей и судов. В августе 1984 года пришлось провести траление Красного моря от мин, выставленных некой организацией «Аль-Джихад». На следующий год произошла радиационная авария на АПЛ К-175 –экипаж субмарины и персонал базы получили серьезное облучение. Разумеется, инцидент был подернут строжайшей тайной и скрыт от руководства Эфиопии.

 

Виктория, Сейшельские острова. (1984 - 1990 гг.)

 

Как это здорово - оказаться в нужное время в нужный момент! 25 ноября 1981 года отряд боевых кораблей ВМФ СССР находился вблизи Сейшельских островов, когда в столице маленького государства произошла попытка переворота – группа наёмников из ЮАР была схвачена и обезврежена прямо в аэропорту Виктории.

Советские корабли немедленно последовали на место происшествия. Как оказалось, весьма кстати – и хотя эвакуации посольства СССР не потребовалось, столь оперативное прибытие советского флота произвело самое положительное впечатление на правительство Сейшельских островов.

 

В 1984 году с руководством островного государства была заключена договоренность о деловых заходах советских кораблей и судов в порт Виктория и посадках наших военных самолётов в аэропорту столицы.

Взамен СССР выступал одним из гарантов безопасности страны - на самом деле, Сейшелы соблюдали нейтралитет и старались подружиться со всем миром. Кроме того, Сейшельским островам были подарены три патрульных катера для охраны морской экономической зоны. Вот так вот, практически бесплатно, ВМФ СССР обзавелся непотопляемым авианосцем в Индийском океане - длина бетонной ВПП 2987 метров!

 

Камрань, Вьетнам (1979 - 2002 гг.)

 

Лучшая из зарубежных военно-морских баз СССР. Мягкий климат, теплое и спокойное Южно-Китайское море, глубокая и чистая акватория, горы, защищающие залив от ветров – бухта Камрань признана одним из наиболее удобных мест для базирования кораблей и судов на Тихом океане.

 

Официально это место называлось 922-ым ПМТО, и, помимо стоянки кораблей и судов в бухте Камрань, включало в себя судоремонтный завод «Башон» (Хошимин) и расположенный поблизости крупный аэродром.

Изначально, в годы Вьетнамской войны, «Камрань Бэй» была крупной тыловой базой, где размещались 12-е истребительное и 483-е транспортное авиакрылья ВВС США. Американские специалисты построили здесь замечательный аэродром с четырехкилометровой бетонкой, а поблизости - современный порт со всей необходимой инфраструктурой.

 

В результате, все эти объекты перешли в собственность советского военно-морского флота. Более того, ПМТО Камрань достался ВМФ СССР совершенно бесплатно – на правах безвозмездной аренды сроком на 25 лет. Имидж Сверхдержавы открывал перед Союзом невероятные возможности и приносил баснословные дивиденды.

 

В соответствии с Соглашением, в военном порту Камрань могли одновременно базироваться до 10 советских надводных кораблей, 8 подводных лодок с плавбазой и до 6 других военно-морских судов. На аэродроме разрешено одновременное пребывание 16 самолетов-ракетоносцев, 9 разведывательных самолетов и 2-3 транспортных бортов. Исходя из обстановки, количество кораблей и самолетов могло быть увеличено по согласованию между СССР и Вьетнамом. Другими словами, вьетнамцы не возражали, если в Камрань придет весь Тихоокеанский флот.

Общая площадь базы составляла порядка 100 кв. километров. Численность воинского и гражданского контингентов базы в разные годы могла достигать 6-10 тыс. человек. К моменту ухода их Камрани, на территории базы были построены:

 

- жилгородок ПМТО: штаб в/ч 31350 и казармы личного состава, столовая личного состава на 250 посадочных мест, хлебопекарня, банно-прачечный комбинат, клуб, средняя школа № 183, 18 жилых домов, объединенный склад для хранения и выдачи материальных средств, автомобильный парк (вместе со спецтехникой);

 

- дизельная электростанция мощностью 24 МВт для обеспечения электроэнергией гарнизона и прилегающих вьетнамских поселков;

 

- топливохранилище ёмкостью 14 000 куб. метров;

 

- 2 рефрижератора общей ёмкостью 270 тонн продуктов;

 

- 6 скважин для обеспечения ПМТО и кораблей пресной водой;

 

А также пирсовая зона с причалами и портовыми вооружениями, арсенал, хранилища материальных ценностей и крупный военно-морской госпиталь.

 

Увы, с развалом СССР начались проблемы – Вьетнам, осознав, что того государства, которого уважал весь мир, больше нет, потребовал пересмотра договора и введения платы за аренду базы. Робкие попытки вьетнамцев остались без ответа, тем не менее, в 2001 году Российская Федерация отказалась от продления договора и начала досрочный вывод контингента с территории Вьетнама. Последние российские военнослужащие покинули Камрань в мае 2002 года.

 

Эпилог

 

Рассказ о семи военно-морских базах, ПМТО и стоянках кораблей – просто НИЧТОЖНАЯ часть всей системы базирования советского флота. Помимо объектов на территории Финляндии, Албании, Индонезии, Вьетнама, Сейшельских островов и в районе Африканского рога, ВМФ СССР успел «засветиться» во множестве других мест:

 

- ВМБ Сьенфуэгос и узел связи ВМФ «Прибой» в местечке Эль-Габриэль (Куба);

- ВМБ Росток (ГДР);

- ВМБ Ходейда (Йемен);

- Александрия и Марса-Матрух (Египет);

- Триполи и Тобрук (Ливия);

- Луанда (Ангола);

- Конакри (Гвинея);

- Бизерта и Сфакс (Тунис);

- Тартус и Латакия (Сирия);

……………

 

Этот список столь невероятен, что звучит в сегодняшних реалиях, как анекдот.

 

К настоящем моменту, у ВМФ России сохранилось лишь несколько зарубежный объектов:

 

- 720-й ПМТО в г. Тартус (Сирия);

 

- 43-й узел связи ВМФ России «Вилейка» (Белоруссия). Обеспечивает связь с атомными подлодками, несущими дежурство на просторах Атлантического, Индийского и, частично, Тихого океанов.

 

- 338-й узел связи ВМФ России «Марево» (Киргизия), аналогичного назначения.

 

- и, конечно, Главная база Черноморского флота – Севастополь (бухты Севастопольская, Южная, Карантинная, Казачья) с прилегающей инфраструктурой и рядом объектов на Крымском полуострове.

 

 

Описание и иллюстрации ПМТО Камрань взяты из книги «17-я оперативная эскадра кораблей Тихоокеанского флота», Н.Ф. Матюшин

 

Автор Олег Капцов

 

http://topwar.ru

[Shultz]

Тридцать суток на эсминце «Осторожный»

у берегов Новой Земли

 

Ровно через год после наземного взрыва на Новой Земле в губе Чёрной (ФО–3) нам предстояло принять участие осенью 1958 года в большой серии испытаний термоядерных зарядов мегатонного класса в атмосфере [1]. В этой серии испытывался ряд новых зарядов. В преддверье испытаний несколько групп специалистов Спецсектора Института Химической Физики (ИХФ) было направлено на полигон. Сотрудники, которые занимались оптическими наблюдениями, после тщательной подготовки аппаратуры вылетели на полигон раньше. Одна часть группы осталась в Белушье для обработки результатов, другая — в составе Гарнова В.В., Башилова И.П., Федосеева М.Д. и нескольких специалистов из научно-исследовательской части полигона — была направлена к месту проведения взрывов.

 

В районе мыса Сухой Нос в сорока километрах от пролива Маточкин Шар было оборудовано опытное поле Д–2, над которым должны были проводиться взрывы. Основная задача оптической регистрации заключалась в съёмке процессов развития огненного шара (ОШ) для определения тротилового эквивалента (ТЭ) взрыва. Размер ОШ при крупных взрывах мог достигать несколько сот метров, а время его существования ограничивалось несколькими секундами. Необходимо было получить серию чётких снимков, чтобы выделить две фазы в развитии ОШ. Для фоторегистрации использовались камеры СК–2, специально разработанные и изготовленные для этих целей в ИХФ [2]. Оптическая регистрация применялась также и для определения координат взрыва, что важно было для коррекции бомбометания.

 

Для оперативного обслуживания к месту работ был направлен эсминец „Осторожный“ — в/ч 90982, к которому и была приписана наша группа. На время испытаний корабль был превращён в научно-исследовательскую базу, где жили и проводили наладку и подготовку аппаратуры специалисты различных направлений. Аппаратура и люди на опытное поле доставлялись от стоянки корабля на гусеничных тягачах.

 

Для оптических наблюдений был оборудован пункт на опытном поле на расстоянии 18–20 км от берега. Для установки приборов и системы автоматики был сооружён навес, где на специальных подставках устанавливались две камеры СК–2. Все организационные вопросы были возложены на капитан-лейтенанта, ответственного за автоматику, энергоснабжение и измерение воздушной ударной волны. Этот офицер был нам очень хорошо знаком по совместной работе при наземном взрыве (ФО–3) в 1957 году.

 

Подготовка приборов к работе на площадке была достаточно трудоёмкой. Камеры необходимо было наводить на заданный квадрат неба по высоте и азимуту с помощью угломерных инструментов. Изображение ОШ должно было точно попадать в центр кадра. Высота взрывов менялась от опыта к опыту, все взрывы проводились на разных высотах от 800 до 2500 метров. Это определялось требованиями безопасности от радиационного загрязнения центра площадки, где устанавливались отражатели для прицельного бомбометания и различная измерительная аппаратура [3]. Необходимо было определить и установить частоту съёмки, которая подбиралась в зависимости от мощности взрыва, а также производить коррекцию светофильтров. Каждый опыт требовал новой ориентации камер и изменения режима работы. Кассеты с плёнками после опыта вынимались из камер и отправлялись в Белушью, где проявлялись и обрабатывались. Все 14 взрывов этой серии были нами отсняты без замечаний из Белушьей после анализа результатов.

 

Жизнь на корабле от взрыва к взрыву шла своим чередом. Экипаж со вниманием относился к работе исследователей и помогал им, чем мог. На время опыта корабль утром выходил в море на расстояние, гарантирующее безопасность от воздействия ударной волны. При взрывах малой мощности (до 40 кт) корабль только отходил от берега.

 

Взрывы происходили в 10 часов утра. Группу исследователей разместили в носовом отсеке корабля и вся наша жизнь проходила под грохот якорных цепей.

 

 

По выписке из вахтенного журнала корабля, который был выдан нашей группе, можно оценить напряжённость работы (выписка приводится выше).

 

Интервал готовности от опыта к опыту иногда сокращался до 24 часов. Только чётко организованная и слаженная работа всего коллектива корабля и исследователей позволила выдержать такой темп работы.

 

Рассматривая выписку из вахтенного журнала и сравнивая с таблицей из каталога бомбометания можно отметить, что шесть взрывов были мегатонного класса, в связи с чем корабль уходил более чем на шесть часов в открытое море [3]. На взрывах 2, 12 и 15 октября отрабатывались атомные детонаторы для термоядерных зарядов при значительном уменьшении соотношения длины заряда к диаметру [1,4]. Одновременно с взрывами 24 и 29 сентября были проведены два взрыва на Карской стороне острова. Бомбометание и фоторегистрация ОШ этих взрывов проводились впервые вне границ опытного поля полигона. Определение тротилового эквивалента велось самолётом-лабораторией камерами СК–2. Установкой приборов на самолёт и разработкой этой методики занимались от ИХФ и МО Меловатский Б.В. и Зеленцов С.А. В дальнейшем, в 1961 году эта методика нашла применение при бомбометании и определении ТЭ камерами CК–3ш, установленными на самолёт ТУ–95.

 

Ввиду важности испытаний в 1958 году на полигоне присутствовали академик Зельдович Я.Б. с группой теоретиков и Садовский М.А., который был научным руководителем южного и северного полигона [5].

 

После более месячного пребывания на корабле, по окончании испытаний, нас на тральщике доставили в Белушью. Здесь мы встретились с нашими сотрудниками во главе с Зельмановым И.Л. и включились в обработку полученного материала. Закончив подготовку своего материала в отчёт, мы отбыли домой.

 

В процессе съёмок подтвердилась надежная работа камер СК–2 и появились некоторые предложения по её модернизации. В дальнейшем эти камеры были переданы полигону и полностью обслуживались его специалистами. Можно отметить, что эти камеры использовались при всех воздушных взрывах, где стояла задача определения тротилового эквивалента, и были штатными приборами на всех полигонах страны до запрещения испытаний в атмосфере. В ОКБ ИХФ было изготовлено более 20 комплектов таких камер [6]. Наибольшее применение они нашли при испытаниях на Семипалатинском полигоне [7].

 

Успешное проведение испытаний в1958 году позволило создать предпосылки для проведения испытаний 50 Мт заряда в 1961году.

Литература

 

1. Веселовский А.В. Осенний марафон. Ядерный щит. РФЯЦ–ВНИИЭФ, Саров, 1999, с. 49–52.

2. Дубовик А.С. Фотографическая регистрация быстропротекающих процессов. М., Наука, 1964, с. 88.

3. Новоземельский полигон (Приложение). ИздАТ, Москва, 2000, с. 35.

4. Создание термоядерного оружия. Ядерные испытания СССР. ИздАТ, 1997, Москва, с. 18.

5. Тимофеев В.А. Корабельный инженер вспоминает. ЗАО. ЛС. М., 1998, с. 47.

6. Гарнов В.В. Оптические приборы для регистрации ядерных взрывов. История атомного проекта. РНЦ Курчатовский институт. Выпуск 11/97, Москва, 1997, с. 75–81.

7. Шмаков М.Л. Исследования ядерных взрывов в атмосфере оптическими средствами. О людях и их свершениях. МО, 1997, с. 53.

 

Об авторе:

Гарнов В. В. является сотрудником ИДГ РАН (ранее ИХФ и ИФЗ) и участником более 50 воздушных и подземных ядерных испытаний, проводившихся на Семипалатинском и Новоземельском полигонах в период с 1957–1989 годов. Имеет около 100 публикаций, посвящённых разработкам методов оптической регистрации взрывных процессов. На полигонах занимался оптической регистрацией воздушных и подземных взрывов для определения тротилового эквивалента.

 

http://wsyachina.narod.ru/history/testing_ground_29.html

[Беланов А.П.]

Противолодочный крейсер – вертолетоносец проекта 1123 «Ленинград»

«…Удивительно, как могло позволить себе руководство страны и командование ВМФ, зная о понесенных при строительстве таких кораблей миллиардных затратах при напряжении всего народа, через полтора десятка лет легко продать их на лом, получив при этом копейки»

 

  15 января 1965 года, на следующий день после спуска ПКР «Москвы» на Николаевском судостроительном заводе №144 приступили к строительству второго корабля пр. 1123 – «Ленинград» (заводской №702).

 

  Второй авианесущий крейсер создавался на базе опыта приобретенного при строительстве ПКР «Москва». Технический проект крейсера был утвержден 25 января 1962 года, в его строительстве участвовало около 200 предприятий и организаций. Главным строителем корабля был Винник Иван Иосифович, сдаточным механиком – Овдиенко Игорь Николаевич.

 

  31 июля 1966 года он был спущен на воду, а 24 января 1967 года – зачислен в списки кораблей ВМФ. 15 декабря 1968 года на «Ленинграде» был поднят Военно-морской флаг.

 

 Первым командиром крейсера назначен капитан 2 ранга Звездовский Михаил Леонидович, старшим помощником – капитан 2 ранга Ермоленко Владимир Михайлович, заместителем командира по политической части – капитан 3 ранга Патласов Олег Степанович, командиром БЧ-6 – майор Ю.Савельев, чуть позже – капитан Венгеров Николай Александрович.

 

  ПКР «Ленинград» вступил в строй 2 июня 1969 года, а  9 июля – включён в состав Краснознамённого Черноморского флота (первоначально предполагалось включить его в состав Краснознаменного Северного флота).

 

Крейсер 15 раз выходил в Средиземное море на боевую службу, дважды посещал Балтийское море, совершал походы вокруг Африки. В 1970-1974 годах ПКР «Ленинград» несколько раз находился в зоне военных действий, выполняя боевую задачу по оказанию помощи вооружённым силам Египта. В период с 4 августа по 14 октября 1974 года он являлся флагманом отряда кораблей по разминированию Суэцкого залива. Эскадрилья под командованием подполковника Л.П.Беляева совершила 188 боевых вылетов на траление мин. Всего советские моряки очистили от мин акваторию площадью 1250 кв. миль. С 18 августа по 6 ноября 1984 года совместно с БПК «Красный Крым» и судами обеспечения крейсер осуществлял разминирование акватории Красного моря у побережья Йемена и Эфиопии.

 

   Корабль принимал участие в крупных учениях «Океан» (вместе с «Москвой», 1970г.), «Юг-71» (1971г.), «Вымпел» (1972г.), «Запад-81» (1981г.), «Заслон-84» (совместно с Кубой, 1984г.). В марте 1972 года крейсер участвовал в спасении атомной подводной лодки К-19, потерпевшей аварию в Северной Атлантике. Экипаж был спасён при помощи вертолётов, а лодка отбуксирована в Североморск.

 

  В январе 1972 года и с 4 по 7 августа 1975 года «Ленинград» нанёс визиты в Александрию (Египет). С 19 по 23 ноября 1974 года –  дружеский визит в Дакар (Сенегал), с 30 октября по 5 ноября 1975 года – в Дубровник (Югославия), с 14 по 19 октября 1976 года – в Сплит (Югославия), с 27 сентября по 1 октября 1981 года –  в Эль-Джазаир (Алжир), с 26 по 30 марта 1984 года – в Гавану (Куба), с 8 по 28 сентября 1984 года – Аден (НДРЙ). В июне 1980 года корабль посетил Ленинград – город, чьё имя он носил.

 

  Корабль дважды проходил капитальный ремонт на «Севморзаводе» в Севастополе (1976-1977гг.) и на Черноморском судостроительном заводе (бывшем №444) в Николаеве (1986-1987гг.). В 1991 году его снова планировалось поставить на капитальный ремонт, но из-за начавшегося развала страны этого не произошло.

 

   24 июня 1991 года «Ленинград» был исключён из состава флота и  разоружён. 31 декабря 1991 года его команда была расформирована. А в ночь на 24 августа 1995 года его на буксире увели в Индию для разделки на металл.

В дальнейшем первые отечественные корабли, специально спроектированные для базирования на них реактивной авиации, создавались как развитие крейсеров-вертолетоносцев типа «Москва» и до 28 июня 1977 также относились к классу противолодочных крейсеров. В отличие от зарубежных многоцелевых авианосцев с СКВВП «Харриер», советские ТАКР (после появления класса атомных ракетных крейсеров — ТАВКР) задумывались как специализированные корабли ПЛО. Нанесение ударов палубной авиацией по неприятельским надводным силам или берегу не планировалось; основными задачами СВВП Як-38 было воздушное прикрытие своего корабля и его вертолетов, а также противодействие вражеской противолодочной авиации в районах развертывания наших АПЛ. Кроме того, ТАВКР несли полный комплект ударного и оборонительного ракетного оружия, принятый для ракетных крейсеров.

 

http://razgromflota.ru/razgrom-flota-w-mirnoe-wremy-bez-woini-2/

 

Противолодочные крейсера пр. 1123 «Москва»  и «Ленинград» на «корабельном кладбище» в г. Аланг, Индия.

 

[Виталий Баченин]

На "Ленинграде" бывал в 1991-м году. У меня там земляк из моего города служил, вот я в увольнении к нему и ездил. Впечатлили размеры, помнится, после моего "Антареса". Но тогда "Ленинград" уже не ходовой был, на сколько я помню.

[Беланов А.П.]

На "Ленинграде" бывал в 1991-м году. У меня там земляк из моего города служил, вот я в увольнении к нему и ездил. Впечатлили размеры, помнится, после моего "Антареса". Но тогда "Ленинград" уже не ходовой был, на сколько я помню.

"Москва" при нас стояла у стенки в заводе в Севастополе (89 год) и была практически плавучей "губой"...

"Ленинград" стоял на бочках на рейде перед "Славой" и "Ждановым"... 

[Виталий Баченин]

"Москва" при нас стояла у стенки в заводе в Севастополе (89 год) и была практически плавучей "губой"..."Ленинград" стоял на бочках на рейде перед "Славой" и "Ждановым"...

В годы моей службы они стояли рядышком, кормой к берегу. Вот,. блин, не помню, 16-й причал он назывался? Я туда на "****...возке" ездил. Это на противоположной стороне от плавдока тридцатого было. Только не много в сторону выхода из бухты, относительно ПД-30.