Война и женщины....

[Смолкин Владимир]

“И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. 

Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. 

В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. 

И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. 

Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… 

Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. 

К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. 

Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. 

Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. 

Винтовку, автомат, пулемет – это тоже надо было тащить. 

В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: 

за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием – медаль “За боевые заслуги”, 

за спасение двадцати пяти человек – орден Красной Звезды, 

за спасение сорока – орден Красного Знамени, 

за спасение восьмидесяти – орден Ленина. 

А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…”

*******************************************************************************************************************************

Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. 

Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. 

В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. 

Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. 

Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. 

А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. 

Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… 

И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов – балетный вес. Сейчас уже не верится…”

******************************************************************************************************************************************************************

“Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. 

А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. 

Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. 

Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. 

Я – тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы – понимаете?”

*********************************************************************************************************************************************************************

“У нашей матери не было сыновей… 

А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. 

Все вместе. 

Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…”

**************************************************************************************************

“Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. 

Никогда! 

Таких наивных и таких искренних. 

С такой верой! 

Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: “Полк, под знамя! На колени!”, все мы почувствовали себя счастливыми. 

Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. 

Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, 

а я заболела “куриной слепотой”, это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. 

Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…”

******************************************************************************************************************************************

 

http://mysleuporjadochivatel.blogspot.ru/2015/05/blog-post_10.html?utm_campaign=transit&utm_source=mirtesen&utm_medium=news&from=mirtesen

[Бч-4 Волга]

Девчонка из Волчьего Яра.

 

 

Полковая сестра милосердия спасла на войне более 250 раненых солдат и офицеров

Легендарной сестре милосердия Матрёне Семёновне Ноздрачёвой, полному кавалеру ордена Славы, 3 апреля исполнилось 92 года. В конце 70-х годов прошлого столетия, спустя десятки лет после окончания Великой Отечественной войны, в Кисловодске была организована встреча медиков. Хлебом-солью, букетами цветов встречали здесь Маршала Советского Союза Василия Чуйкова. С трепетным волнением ходила с подругами-санинструкторами в те дни по площадям и скверам города Матрёна Семёновна Ноздрачёва (до замужества Нечепорчукова), подолгу беседовала с прославленным военачальником.

У памятника «Журавли» вспомнились Матрёне стихи Расула Гамзатова о павших воинах, превратившихся в белых журавлей. На войне она делала всё, чтобы павших было меньше...

В 62-й армии, которой командовал генерал В.И. Чуйков, о медицинской сестре Моте – Матрёне Семёновне Ноздрачёвой ходили легенды. На передовой, под огнём противника она не только оказывала раненым первую помощь, но и всеми мыслимыми и немыслимыми путями старалась вынести их в безопасное место.

А ведь когда началась война, ей едва исполнилось 17 лет. Но имея за плечами акушерско-сестринскую школу и небольшой опыт работы в районной больнице, она с первых дней войны пыталась попасть на фронт. Безуспешно. На передовую маленькая хрупкая девушка попала только в апреле 1943 года, после того как советские войска освободили от оккупантов её родное село Волчий Яр, что в Харьковской области. Мотю направили санинструктором в санитарную роту 100-го гвардейского стрелкового полка (35-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия). С этим полком она и прошла боевой путь до самого Берлина.

В фондах Ставропольского краеведческого музея им. Г. Прозрителева и Г. Праве хранится толстая папка, в которой собран уникальный материал о Матрёне Семёновне. Листаю... Первую боевую награду, медаль «За отвагу», Мотя получила в боях за Днепр. Там она с 27 по 30 сентября 1943 года вынесла с поля боя 24 тяжелораненых бойцов и командиров и оказала первую медицинскую помощь 49 однополчанам. Потом ещё трое суток без отдыха трудилась в операционной палате.

1 августа 1944 года Матрёна Нечепорчукова в боях на плацдарме близ польского населённого пункта Гжибув оказала первую медицинскую помощь двадцати шести раненым. Позднее в районе польского Магнушева вынесла из-под огня противника офицера и эвакуировала его в тыл.

Приказом от 11 августа 1944 года за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками гвардии сержант медицинской службы Матрёна Семёновна Нечепорчукова была награждена орденом Славы III степени.

При форсировании Вислы она с первым же десантом высадилась на вражеском берегу и за двое суток оказала помощь шестидесяти девяти тяжелораненым бойцам и офицерам. В дальнейшем, в боях при прорыве вражеской обороны на левом берегу Вислы 18 января 1945 года, оставшись с группой раненых из двадцати семи человек в польском населённом пункте Овадув, вместе с несколькими медицинскими работниками и ездовыми отразила нападение гитлеровцев, выходивших из окружения, и обеспечила доставку раненых в госпиталь без потерь.

18 марта в боях южнее Кюстрина Нечепорчукова оказала медицинскую помощь пятидесяти одному раненому. Приказом по армии от 13 апреля 1945 года гвардии старший сержант медицинской службы Нечепорчукова была награждена орденом Славы II степени.

В составе того же 100-го гвардейского стрелкового полка (6-я армия, 1-й Украинский фронт) Матрёна Нечепорчукова при прорыве обороны противника на левом берегу реки Одер и в боях на берлинском направлении под огнём вынесла с поля боя семьдесят восемь раненых солдат и офицеров. Вместе с пехотой она преодолела реку Шпре южнее Фюрстенвальде и, будучи раненной, продолжала оказывать медицинскую помощь вышедшим из строя солдатам и офицерам. Из пистолета сразила гитлеровца, который пытался добить раненых.

Родина по достоинству оценила её подвиг. Уже после Победы за героизм, проявленный в уличных боях в Берлине, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года гвардии старшина медицинской службы Матрёна Семёновна Нечепорчукова была награждена орденом Славы I степени. Она стала одной из четырёх женщин Советского Союза – полных кавалеров ордена Славы.

К слову, в поверженном Берлине на одной из улиц к Матрёне Семёновне подошёл офицер и вручил ей собственные часы со словами: «Это вам, сестра. Я вас долго искал. Помните Одер? Если б не вы, я бы пропал...»

В 1945 году Матрёна Семёновна простилась с армией в звании гвардии старшины медицинской службы. Вышла замуж за своего боевого товарища – Виктора Степановича Ноздрачёва. Пять лет проживала с семьёй в Германии, а потом вплоть до 1977 года – в Красногвардейском районе Ставропольского края. Вначале в сельской больнице, затем в районной работала медицинской сестрой.

В 1973 году ей вручили почётную награду Международного комитета Красного Креста – медаль Флоренс Найтингейл. Это высшая международная награда для медсестёр и младшего медицинского персонала за исключительную преданность своему делу и храбрость при оказании помощи раненым и больным как в военное, так и мирное время.

Последние 39 лет Матрёна Семёновна живёт в Ставрополе. Теперь имя этой героической женщины увековечено на Аллее почётных граждан краевого центра. Память о подвигах Матрёны Семёновны для потомков хранят экспозиции многих музеев края и страны, в том числе Центрального музея Вооружённых Сил в Москве: там экспонируется её военная гимнастёрка.

3 апреля этого года мне удалось поговорить с этой удивительной женщиной, но лишь по телефону. Матрёна Семёновна рада, что её не забыли. С днём рождения её поздравили губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров, глава администрации краевого центра Андрей Джатдоев. В этот день её навещали родные и близкие: дочери Лариса и Людмила из Москвы, внуки Вадим и Галина, Роман и Татьяна, правнук Никита и правнучки Елизавета и Вероника.

[СЕРГЕЙ 88-91]

Мария Степановна Детко, рядовая, прачка

Стирала... Через всю войну с корытом прошла. Стирали вручную. Телогрейки, гимнастерки... Белье привезут, оно заношенное, завшивленное. Халаты белые, ну эти, маскировочные, они насквозь в крови, не белые, а красные. Черные от старой крови. В первой воде стирать нельзя - она красная или черная... Гимнастерка без рукава, и дырка на всю грудь, штаны без штанины. Слезами отмываешь и слезами полощешь. И горы, горы этих гимнастерок... Ватников... Как вспомню, руки и теперь болят. Зимой ватники тяжелые, кровь на них замерзшая. Я часто их и теперь во сне вижу... Лежит черная гора...

Валентина Кузьминична Братчикова-Борщевская, лейтенант, замполит полевого прачечного отряда

На Курской дуге меня перевели из госпиталя в полевой прачечный отряд замполитом. Прачки были вольнонаемные. Вот, бывало, едем мы на подводах: лежат тазы, торчат корыта, самовары – греть воду, а сверху сидят девчата в красных, зеленых, синих, серых юбках. Ну, и все смеялись: "Вон поехало прачечное войско!" А меня звали "прачкин комиссар". Это уже потом мои девчата оделись поприличнее, как говорится, "прибарахлились".

Работали очень тяжело. Никаких стиральных машин и в помине не было. Ручками... Все женскими ручками... Вот мы приходим, дают нам одну какую-нибудь хату или землянку. Мы стираем там белье, прежде чем сушить, пропитываем его специальным мылом "К", для того чтобы не было вшей. Был дуст, но дуст не помогал, пользовались мылом "К", очень вонючее, запах ужасный. Там, в этом помещении, где стираем, мы и сушим это белье, и тут же мы спим. Давали нам двадцать-двадцать пять граммов мыла – на одного солдата постирать белье. А оно черное, как земля. И у многих девушек от стирки, от тяжестей, от напряжения были грыжи, экземы рук от мыла "К", слазили ногти, думали, что никогда уже не смогут они расти. Но все равно день-два отдохнут – и нужно было опять стирать.