Братья наши меньшие.

[Сансаныч]

Про вахтенного, кошку, и морскую взаимовыручку.

Про нашу кошку Матильду, которую я в свое время подобрал в бухте гидрографии, в Керчи можно писать много. Но самое главное ее преимущество было то, что по ней мы ориентировались в бригаде по дальнейшим событиям. Она точно знала что на уме у Комбрига. Если кошка ушла с борта как только ошвартовались, значит стоять будем долго, если не уходит, значит сейчас опять выгонят. Даже кэп заметил как то - кошка не ушла, забеспокоился, начал с пирса в штаб звонить, точно! Уходим! А ведь только вошли... Ну а уж если кошка погуляла и вернулась, то все точно знали, пора на приказ. Матильда была кошкой, поэтому гуляла как хотела и где хотела. Но в чужих портах на берег не сходила, кроме Керчи, ее малой Родины. Балаклава же была ее портом приписки, поэтому заходила проведать почти каждый экипаж, да и любили ее все. Но была у нее одна особенность- с пирса она заходила сперва на корабль который стоял справа по ходу движения первым бортом, так как в основном мы там швартовались. А так как это было не всегда, то успела пометить почти все корабли бригады. Причем только верхнюю палубу, внутри корабля- ни ни!
Потомство же свое выводила на рундуке у рулевого Гены Кострюкова, а вот потом по непонятной мне причине несла всех к кэпу в каюту. Наверное представить командованию. Когда я ее притащил командир сперва возмутился. а потом даже котятам молоко покупал, и раздавал их в городе.

Так вот. Я дослуживал первую половину третьего года службы. Прислали нам на коробку молодое пополнение и выгнали тут же в море на приказ, так что изучать все тонкости морской жизни и службы ребятам пришлось сразу же, без передышки в бригаде. По возвращении уже набравшиеся первого опыта несения вахт и сочинившие домой подшивки писем матросы заняли полноправные места согласно штатному расписанию. Пришвартовались мы поздно вечером, в бригаде, вторым бортом к "Измаилу". Офицерский состав тут же доложив обстановку в штаб растворился за оградой части, оставив Д1-боцмана и дежурным по "низам" меня. А на вахту у трапа встал молодой торпедист. На дворе стоял ноябрь месяц. Море было неспокойным и даже в нашей защищенной от всех ветров Балаклавской бухте борта кораблей приплясывали от волн и порывистого ветра. Шел снег напоминающий дождь, или наоборот. В столовую, где я читал книгу, бдительно неся вахту, влетел моторист Толик Сиденко и поставил меня перед фактом, что если сейчас мы с ним не нажарим картошки с луком под пару банок сосисочного фарша, то утром его тело не сможет подняться ни на какое мероприятие кроме завтрака с фруктовым салатом и бокалом вина. Так как это исключалось из нашего рациона командованием части, я решил спасать друга. Еще днем рабочий по камбузу предусмотрительно начистивший необходимое количество продукта первой необходимости третьего года службы, припрятал кастрюльку в шхеру (тайник), из которой мы ее и извлекли, слили воду и бросили с лучком на сковородку. К тому времени, когда было уже пора накрывать на стол по кораблю гулял непередаваемый запах еды. Спящие моряки истекали слюной в полумраке кубриков. А в иллюминаторе столовой горели два глаза вахтенного у трапа, отстукивающего зубами чечетку. И тут мы обнаружили, что на корабле нет ни крошки хлеба. Что за еда без хлеба, он хоть и непонятно какой по вкусу и запаху, тот местный хлеб, но всеже хлеб. Выхожу на верхнюю палубу и зову матроса, надо мол на "Измаиле" буханку попросить, так как только с моря и заправлять нас будут только завтра. Тот сказал, что понял и шмыгнул на другой борт. Мы тем временем накрыли в столовой "поляну", заварили чай, открыли и разогрели фарш. Сидим, ждем. Никого, тишина... Вдруг слышу кошка наша Матильда орет истошно откуда то с улицы. Я на палубу. Моим глазам предстала такая картина - два корабля сходятся и расходятся бортами, давя швартовочные кранцы, на палубе, на самом краешке, лежит черный кирпичик хлеба и никого... Снизу из морской пучины, истошно орет кошка. Перегнувшись через леера (ограждение) я увидел промахнувшегося мимо отошедшей из под ног палубы вахтенного барахтающегося в пропитанной соляркой воде бухты. Изо всех сил удерживая леера "Измаила", чтобы борта опять не сошлись и не раздавили нашего кормильца, закричал чтобы он плыл к корме, где и был нами выловлен и отправлен тут же в горячий душ. Кошка продолжала орать, откуда неслись эти вопли я понять не мог, пока снова не перегнулся через леера и не сразу разглядел,- бедное животное забилось в газовыхлоп двигателя, мокрое и черное от сажи, она имела жалкий вид... Кошка была спасена, в результате наших неимоверных усилий, при помощи троса и привязанного к нему моториста. Ее тут же отправили в душевую к вахтенному. Как выяснилось позднее, она бросилась за борт спасать упавшего моряка, за что была премирована на утро миской молока и свежим мясом. А вахтенный был накормлен, высушен и даже отогрет спиртом за спасение хлеба. Вот ведь, сам на дно пошел, а хлеб всеж товарищам оставил на палубе. Такая вот была история про вахтенного , кошку, и морскую взаимовыручку.

[Shultz]

Саша, уже читал твой рассказ в другом разделе, но все равно считаю своим долгом высказать свое положительное мнение и здесь тоже. Как будто снова в родной бригаде побывал, вспомнил, как вы или другие корабли к нам вставали вторым бортом. А ведь ваш вахтенный действительно рисковал - между бортами двух кораблей его могло раздавить. Но вашу Матильду все равно вспоимнаю с трудом.

[штурманский]

Но вашу Матильду все равно вспоимнаю с трудом.

По моему вот она, Матильда.

[Сансаныч]

Она! Гулена, к Вам пришла...