sarhad

бес-границ

это крест мой, мой крест пожизненный:

нет ни «поздно» тебе, ни «рано»,

только сутки считать с «двадцати»…

«вам приказываю … на охрану…»

встал, оделся… пора идти…

лишь глаза жены, укоризненно:

«ты куда, к черту на ночь-заполночь,

лыжи вОстришь? куда, несчастный?

стынут в прошлом твои рубежи…»

«вид наряда… задача… участок…»

время быстро-то как бежит.

и уже без границ и сын, и дочь

в сердце родины, в центре выросли…

пограничная, скажем, зона,

пограничный режим, полоса –

им, конечно же, вряд ли знакомы

эти странные словеса

и, боюсь, покажутся вымыслом…

это всё лишь мои «заказники»:

крик «систем», заслоны, засады,

«эр-эл-эски» и прожектора.

и выходят, выходят наряды

в ночь на самый передний край…

…

даже в праздники… даже в праздники…

бес-слов

заказали ещё по азу,

да по рюмке чистой слезы…

и пока с горячим ползут

половые, щиплет язык

дым твоих дорогих папирос,

память-сука в горле першит…

и висит вместе с дымом вопрос:

это нынче нам рот зашит,

или мы с рожденья немы

как безмолвный мешок костей?

только хочется руки мыть

каждый раз после новостей…

заказали по водке ещё,

ковыряя вилкой салат

что нам здешних халдеев счёт?

есть счета пострашней для расплат…

только что нам и Бог, и чёрт?

мы простим им всё, что должны…

слушай, друг, боевой расчёт:

мы стране больше не нужны.

ты поплачь здесь, ты поори,

ты порви майку с ликом Че.

мы не рыбы, но говорить

с этим миром нам не о чем…

посошок… ждут любимых глаза...

да пойдем по морозцу к теплу.

там помолимся образам

на иконках в заветном углу.

не о том, чтоб нам не тужить

о деньгах и другом говне,

а о том, что остались жить

за погибших на Той войне.

не грусти, старина, в наш век

ты не станешь мешком мослов,

пока есть хоть один человек,

что тебя понимает без слов…

пинь-фа

грызя на досуге трактат пинь-фа,

великую книгу китайца сунь-цзы,

я вспомнил горное ущелье куфаб

и пулеметчика леху с неизменным «не сцы!»…

маки на склонах, весна, черемша

и одна стратагема «выжить!» на всех,

в зоне ответственности, где каждый шаг

гораздо длинней, чем в родной полосе.

вьётся между камней тропа,

по которой везли раньше чайна-шёлк,

а теперь на верблюжьих крутых горбах

тюки с оружием и анашой…

две тысячи лет война есть война,

как путь обмана, крови и лжи,

а в нюансах и базе её говна

великий китайский трактат лежит.

страх синей жилкой на шее дрожит,

шепчут почти беззвучно бойцы:

«мама… безумно хочется жить…

спаси-сохрани… сука-сунь-цзы…»