Посвящение родным "горбатым"

[штурманский]

Рискую получить по ушам от модераторов,но всёж-таки публикую это в виде цитаты.Делаю для того,чтобы было понятно,что рассказ не мой. Просто хочется,чтобы это прочитали. Взято с форума сайта КВВМКУ им. Кирова. Итак:

Посвящение Родным Горбатым........ Дифференциал При Аустерлице Николенька Ростов в самом начале битвы, испытал "весёлое" чувство, глядя на залитое солнцем поле боя и разорвашееся в небе над ним ядро. Великий русский и мировой классик оттолкнулся от чувства, когда уже в послесловии к возможно самой великой книге, когда-либо написанной человечеством, вдруг ушёл в математику жизни и вывел понятие дифференциала истории. Хотя для математических пуритан такой подход мог бы вполне сойти и за историческое интегрирование - почти по Риману - предел суммы бесконечно малых величин с их чувствами, переживаниями и взлётами с падениями. А мы и были бесконечно малой величиной, маленький зубчик в механическом дифференциале истории, которая никогда не кажется значимой при беглом взгляде изнутри и когда не понимаешь той дьявольской бездушной силы механизма для перемалывания... людей и судеб и тех мгновенных, почти поляроидных, снимков жизни, которые только и остаются нам — смешные невещественные доказательства того, что мы были людьми... У нас было три М-504-ых машины, дизеля, но дизеля с умыслом — на торце каждого из них стояла турбинка, этакое создание, нелюбимое командирами БЧ-5, которое при оборотах свыше тысячи в минуту начинало создавать звук до боли напоминающий звук... турбины. Ну что с них взять-то было — турбины и есть, и корабли наши пели, почти так же пронзительно как и "поющие фрегаты", газотурбинники 61 проекта. Это была весёлая песня, певшаяся во весь голос на ходах, которыми нормальные корабли редко ходят. Но мы-то были ненормальными, равно как и руководящие документы, предписывающие прожиг этих всех трёх машин каждые четыре часа — всех вместе, на полную (ну или почти) катушку, на всю их возможную мощь в 15000 лошадинных сил и максимальные обороты — какая мелкая деталь в серой тягучей патрульной жизни, тянущейся со скоростью в 12 узлов до того момента, как наступало время петь песню.... Мы заболтались на зимних штормах, почти 4 недели мордотыка и сухой картошки с колбасным фаршем, запиваемых самодельным квасом, стоящим в огромной бутыли под мичманским столом в кают-компании. Нас морозят специально, так как знают, что после этого у нас завод — долгожданный средний ремонт и стол в кают-компании завален ремонтными ведомостями и Генка, командир БЧ-5, вместе со старшиной команды носятся с блокнотами по кораблю, вынюхивая и вычисляя места будущих сварок, стяжек и клёпок — лезут в коффердамы и под пайолы и даже под диваны в кают-компании, а потом час уродуются с матросами в ахтерпике, фонарями и грязной ветошью пытаясь вскрыть механические тайны корабельных внутренностей, а потом, грязные и уставшие, рухают в кресла и долго ругаются о чём то своём механическом... Тепло и безветрено — впервые за почти месяц, и с каждым часом безделье и безмолвие охватывает корабль, одиноко высящийся на уже почти безупречном в своём спокойствии зеркале моря и все в полудрёме, ждут только одного —надрывного шума вентилятора КВ станции — мы уже хотим домой.... Сперва слышен щелчок реле, а потом нарастающий шум, и мы затаиваем дыхание, а затем в двери появляется связист с красным журналом сообщений: - Нам добро домой, сдача границы в движении!! Прогноз — штиль, везде!! Пять минут мы сидим тихо и улыбаемся друг другу в предвкушении, затем выпинываем штурмана на ГКП, а Генка считает, неслышно перебирая губами, с ручкой в руках топливо. Полдень — у нас почти пять часов светового дня и почти половина топлива, и мы можем сделать ЭТО. Не потому, что дан сигнал "Гром" и нам надо перехватывать кого-то на полных ходах или уходить от шквального ветра и ревущего взбешённого моря, но потому что мы идём домой и потому что корпус ещё силён, и потому что нам будут менять машины и трель тревоги заливает спящий корабль, а потом ритмические глухие толчки на клюзе от звеньев якорь-цепи, выбираемой в спешке с криками и боцманскими матюгами на баке, и вибрирующий звук шпиля, и заводящийся как сирена вентилятор РЛС и какие-то щелчки в щитах, и сухой трещащий звук принтера космической навигации, и потом приятный мягкий бум-м-м от обтекателя опускаемой гидроакустической станции, вставшей на место в своём кожухе. Мы смотрим на Генку и тот с почти дьявольской улыбкой толкает три рычажка "Ориона" вперёд — теперь только вперёд... Командирское решение писать легко — смена в движении и всё световое время на полных ходах — нам идти почти четыреста миль до дома и первую половину мы будем не идти, мы будем лететь и машины как чувствуют, что это их последний концерт и заводят свою песню, начиная с хриплового баса низких октав, с каждым движением рычагов и Генкиным рыком по "Каштану", переходя в высокий ровный фальцет. Штиль такой, что не верится, что идёшь по воде, но мы идём и с каждым переходом на новый режим мы чувствуем задирание носа, проседая всё глубже и глубже кормой, мы проскакиваем полный три по 1500 оборотов — это 25 узлов и стрелки всех трёх тахометров начинают медленно ползти к 1700, потом к 1850 и это уже серьёзно, это 34 узла... Сидеть на ГКП невозможно от этой залитой солнцем седой зеркальной красоты, и мы выходим на мостик. Штиль!! Но мы-то под 34 узлами и на мостике ураган и флаг с вымпелом даже не трепещут — они вибрируют от воздушного потока. Солнце стоит высоко, освещая безупречную гладь моря, от которого тянет на литературные клише и внутренние монологи. Цунами, взбитое винтами, бьёт на высоту 5 метров из-под транца, которого и нет уже почти — мы присели кормой страшно, но не смотреть на эту Ниагару, бьющую по дуге вверх, нет никакой возможности и я начинаю глупо улыбаться, потому что Васька, наш сокол, чуя своим хищным нутром, что мы уже летим, расправил крылья навстречу искусственному ветру. Звук оглушающ — высокий и пронзительный и в нём угадывается и вой турбин и неповторимый стальной визг бешено вращающихся валов. Машины нам дают сегодня свой последний концерт и на мостике воцаряется странное состояние, мы зависаем между созерцанием и восторгом и у всех на лицах отвлечённые, почти глупые улыбки. Генка, мех, это у него сейчас в башке бегают цифры оборотов, тонн топлива, давления масел и температур, хотя...и у него тоже, чуда механического, что-то с глазами — заволокло и явно звучит, пробиваясь сквозь вой турбин в душе или "Ода к радости" Бетховена или, на крайний случай, "Полёт шмеля" Римского-Корсакова, потому что летим — в солнце и седую гладь гигантского моря и где-то там, посредине седой бесконечности воды, мы все пробиваем пелену обыденного и уходим в другой блистающий мир, где мы одни и где мы можем сказать друг другу, что мы умеем летать, и никто не рассмеётся в ответ.... Где мы честно, глядя друг другу в глаза, можем сказать, что мы были счастливы и лучше, пускай даже и на бесконечно малую величину, что и было частью дифференциала истории и Вселенной.... _________________Меня звали Белой Лошадью

location=\'http://kvvmku.ru/forum/viewtopic.php?t=576&start=50\'script>');" title='оригинал вот тут'>оригинал вот тут Изменено 15 апреля, 2006 пользователем штурманский

[Рихард]

Володя, блин, просто шикарный рассказ! Где надыбал? Вот пограничный дух на 100%! Такой мне подарочек на днюху сделал, что просто класс!