Маки

[219]

МАКИ

 

Сюда, в предгорья Копет-Дага, я приехал осенью. Горы встретили меня унылым однообразием глины, камней – все под один цвет.

Нет хуже однообразия, в чем бы оно ни выражалось. И мне опротивели эти лысые, мрачные горы. Я не мог себе представить, как проживу здесь долгих три года.

Вырос я в степи, где буйствует богатство красок. А здесь – выгоревшие под знойным солнцем скалы, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Горы нависли над заставой, зажали со всех сторон, от них не уйти. Я злюсь.

Когда я говорю об этом друзьям, тем, кто живет здесь не первый год, они добродушно посмеиваются:

– Погоди, придет весна...

Я жду и не верю, что эти горы станут красивыми.

Но вот и весна.

В конце марта склоны гор покрылись нежно-зеленой травой, как бы помолодели. Я повеселел, а старожилы, все так же посмеиваясь, обещают:

– Еще с недельку подожди – увидишь, что будет.

Говорят, будто сами все сделать собираются. И я начинаю верить, что горы способны преподнести нечто неожиданное.

И вот среди бесконечной зелени трав то тут, то там стали появляться пурпурные головки маков. Редкие, нежные, они робко краснели на скомканной зеленой скатерти.

Еще несколько дней, и вокруг уже властвовали два цвета: спокойный зеленый и будоражащий красный. Маки выплескивались из всех расщелин, разливались у подножия гор, как огненная лава. К вечеру они сворачивались или осыпались, а поутру их становилось больше: маки – разведчики весны – рассказывали о солнце, о чистом воздухе, о радости жизни...

Теперь маки не прятались. Они слепили своей озорной, обжигающей яркостью, будто почувствовали силу сообщества. В массе не заметно, что единицы теряют свои лепестки – красные узоры на зеленом поле не глохнут, наливаются густым багрянцем.

Ночью пьянящий аромат маков преобладал над всеми другими, царил, как и красный цвет днем.

... След вел к границе. Видно, человек спешил, шагал размашисто, подминал траву и стебли маков. Собака взяла след отлично, я еле поспевал за ней. Но вот неожиданно для меня она закрутилась на месте, заскули¬ла, потом подошла ко мне и ткнулась мордой в колени. Посылаю ее на поиск раз, другой, третий, но безрезультатно. Мне стало ясно: виноват сильный аромат маков. Даже острому чутью Тумана не выделить в нем запаха, принадлежащего тому, кто прошел.

Это маки виноваты! Отныне у меня два врага: тот, под чьими размашистыми шагами полегла трава, и маки. А кругом густая, душная темнота. Конечно же, враг радуется, что за ним нет погони.

Наконец я догадываюсь включить фонарь, и радость охватывает все мое существо: я вижу дорожку, проложенную по зарослям маков тем, кто уходил от преследования.

...На другой день, отоспавшись после ночных треволнений, я вышел на улицу. Маки, маки... Ярко-крас¬ные узоры на травяном, чудной работы покрывале. Легкий ветерок чуть колышет, а солнце пронизывает светом алые лепестки, отчего маки то вспыхивают трепетным огнем, то гаснут. По двору заставы носится целый рой таких лепестков.

На душе у меня спокойно – я сделал то, что должен был сделать. И я больше не злюсь на маки.

 

Старшина А. ПРОСКУРОВ

 

Опубликовано в журнале «Пограничник». – № 23. – 1962.