Сообщений в теме: 93

[гудым]

КРЕТИНИН

 

[font="'times new roman', serif;"] Стоим под базой, выгружаемся. С другого борта, к этой же базе подкрадывается грузин,  РТМ «Тбилиси».  Слышу их переговоры с бака на мост:
   - До базы сто мэтров..
   - Понял, понял, сто мэтров…
   Две-три минуты  тишина, затем опять бодрый  голос джигита:
   - До базы пятьдэсят мэтров..
    - Понял, понял, пядьдэсят мэтров…
   И тут же следом, и скороговоркой:
   - Всё! Ноль мэтров, ноль мэтров.. [/font]

Ба-бах!  База на нас, кранцы скрипят. И что сказать?  Гамарджоба генацвале…

 

[font="'times new roman', serif;"] Ужасно, конечно, но мы все заложники своих имён! Поэтому, начальником радиостанции у нас Ваня Цымбал, а Николай Кретинин — простой радист. И когда на нижних палубах появилась страшная волосатая рука, которая открывала двери кают и жадно хватала  с полочек умывальников флаконы, то через месяц подобного террора выяснилось, что это рука Цымбала! Для интеллигентного человека красть аромат  «пищевых сортов»  менее стыдно, чем  просить его или покупать! Не мог же интеллигентный человек, обладатель диплома, прийти к Мише-завпроду и записать "на ларёк" упаковку «Шипра».. А Кретинин мог, хотя тоже диплом имел. Но  он же Кретинин... И он же боХ! Потому что,  в радио деле он знал всё и даже, немножечко больше.
   В нашем районе промысла все радио-проблемы мог решить только Николай Кретинин.  И вся округа знала это.  Поэтому гордые грузинские моряки РТМ «Тбилиси» уже через пятнадцать минут связались с нашим капитаном и попросили уступить Николая для реанимации их умершей радиостанции.
   Николай был отпущен ровно на два часа, но уже через пятнадцать минут с «Тбилиси» донеслось:[/font]

[font="'times new roman', serif;"] Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
И чуть позже:
Эй-дар-дын! Эй-дар-дын! Асса!...
Радиостанция заработала! На все просьбы нашего капитана вернуть Николая был получен ответ:
- Два часа не прошло!...
   И Сулико вновь рвалась к небу! На «Тбилиси» праздновали День Рации....
   Удивительные ребята эти грузины! Их промысел подходит к концу, а за рыбу – 300 рублей. На вопрос: "Почему?" всегда был один ответ:
  - Зачэм нам рыба? Нам Палмас рыба…[/font]

[font="'times new roman', serif;"]    Через два часа в грузовой сетке, словно Ихтиандра, нам вернули Кретинина. Сеть мягко опустилась на палубу, и мы увидели тело  Николая, истерзанное чачей.  Скрещённые  руки прижимали  к груди кулёк с орешками. Из одного кармана торчала бутылка с чачей, из другого — бутылка «Алазанская долина» - явно из запасов капитана.  Я и боцман собрали останки героя, предав  его с почестями к сумраку каюты.  Уверяю, никто не посмел ни украсть, ни конфисковать трофеи. Потому что,  Николай  боХ!
   Рисование —  одна из  граней таланта нашего короля эфира. Стены его каюты напоминали стены музея изобразительного творчества. Вся верхушка нашего комсостава опортретилась у  признанного гения. Он легко раздаривал свои шедевры и, выпросив у штурмана старую карту, творил новое.  Бумага и цветные карандаши!  Что ещё надо, когда талант просится на простор? Наиболее выдающимся произведением была «Обнажённая Алуся». Причём, волоски бугра Венеры  натуральные!  Мелко порезанные, они  были искусно наклеены на холст.  Все, кто видел этот шедевр могли сказать только одно:
   - Ух, ты... - и мац, мац за волосатый бугорок...
   Алуся была изображена в полный рост с цветком ромашки в руке. Лицо её было озарено домашним счастьем. На заднем плане были видны спинка старинной железной кровати и воздушный полог будуара.  Графика  пейзажа, сброшенная одежда на первом плане ничего не выражала, но придавала  некий тайный смысл ромашке.  Замкнутость пространства усиливало эту  тайну.
   Первый помощник Геннадий Андреевич дважды приходил поглядеть на «Алусю» и дважды ничего, кроме традиционного «ух, ты...» он  сказать не мог! Наконец, в коморку художника вплыла Алусина грудь. За нею появилась  сама Алуся. Николай ожидал скандал на тему «пошлый дурак», но Алуся молча поставила  литровую банку браги  на стол и аккуратно скрутила картину...
   - И Бута тоже мне простишь? -  уже в след крикнул Николай...
   -Уже простила…
   Вот так и жили, вот так и живём. Усопший день календаря я помечал крестиком, отчего  календарь  всё больше и больше напоминал кладбище.
   «Сапун-Гора» забегал против волны, разворачивался, и огромный трал спускался за добычей. Примерно через два  часа начинали гудеть  лебёдки, и мокрый  удав,  хлопнув ржавыми крыльями-досками по транцу,  прозвенев стальными яйцами по роульсам, вползал обратно на палубу.
   - Зззззззз-Ыть — перехват правой турачкой..
   - Зззззззз-Ыть — перехват левой...
   - ЗЗЗЗЗЗЗЗ-УХ.. -  удав,  перевалив через слип, отрыгивает  нам содержимое своего желудка. Иногда это чистейшая скумбрия, иногда - чистейшая медуза.  Рыба — дело водяное, а на безрыбье и сам раком станешь...

День моего двадцатилетия попытался скрасить это унылое течение жизни! Перед началом вахты мне вручили обычный  подарок моряку: чёрные трусы, серую майку и.. флакон зелёного «шипра»!  И всё бы на этом и закончилось, если бы  Колесник  не закончил свою поздравлялку неожиданным предложением:
  - В честь двадцати лет нашего комсорга предлагаю заморозить двадцать тонн скумбрии!
   Все радостно захлопали и сказали : «Давай!..» Рыба была,  но заморозить такое количество просто нереально.  Впрочем, если  клич подхвачен массами, тогда даже самая дурацкая идея имеет все шансы стать реальностью.  И процесс пошёл!
   Дзынь — первая морозилка сработала «через стоп», дзынь — вторая... Я стоял на упаковке и паковал свои юбилейные тонны.  Сразу же выявилось слабое звено нашей затеи.  Из трюма выпрыгнул вспотевший трюмный Гоша Чунинский:
   - Я не успеваю!
   Мастер Кандыбей изыскал резервы в виде салаги Наташи. Его в трюм, а  сам встал на фас...
  Наташа - это Николай Стародубцев. Матрос-практикант севастопольской кузни моряков. Наташей он стал по причине своих длинных волос.  Отличный парень, но вы сами понимаете, что такое кличка.  Если уж прилипла, то и на могильном камне на первом месте будет она.  Имя будет в скобках.
Тем временем,  процесс разгорелся с новой силой. К тому же, учуяв запах лаврухи Победы, подтянулись тральцы!  Простите, но наш лавровый венок  имел стойкий запах сухого вина из судовых запасов! Миша завпрод  строго следил за своими погребами. Металлическую бочку с вином, которая стоила гораздо больше содержимого, он ставил под вентилятор морозилки.  Если вы не ходили в моря, то, конечно, спросите «для чего?».  А для того, чтобы вымерзла лишняя вода. Так уменьшалось количество, но зато повышалось качество. В конце концов, воду всегда можно добавить.
   Дзынь — сработал первый аппарат, следом, дзынь — второй... И опять - дзынь… дзынь… Им нельзя дзынькать, это называется «работа через стоп» и нарушение всех правил. Но кто видел путь к вершине  Славы без нарушений и чужой крови? Тем более, что с каждым «дзынь»,  бутыльки с вином становились всё ближе и ближе.
  Через четыре часа в трюм упало 12 тонн.  Это вместо обычных четырёх, максимум пяти.  Тем временем,  трал,  удавом вновь выполз на палубу  и принёс  ещё десять тонн к заключительным штрихам Победы! Могу сказать, что последняя  скумрия, которая   отправляясь в трюм, жалобно моргала глазами и била хвостом.  Рыбу буквально ссыпали в паки и кидали в трюм.   Трюмный сверху положит, она там сама заморозится.  Как-никак, в трюме -20...  Правда, на финишной прямой Кандыбей решил схитрить:
   - Я припишу вам эти тонны!  Мы аппараты посадим...
   - Нет! - сказали участники забега, и последние сырые, но честные тонны подтвердили то, что мне ровно двадцать лет. Те обыватели, которые потом съели эти счастливые тонны, так и не узнали нашу маленькую тайну.
   Ура!  Главный член партии Варочкин прилепил в столовой «боевой листок».  В  нём кратко, но красочно скупыми, но правильными словами был описан путь нашей вахты в трудовое бессмертие!
   В нашей   каюте №85, Алуся  накрыла прекрасный стол, и торжество перешло в более приятную фазу.  Завпрод Миша, по записке помполита Варочкина, выкатил нам два трёхлика сухого вина, затем,  когда оставались самые близкие и верные, уже без записки завпрод выкатил ещё два.. Затем пришёл Кретитнин и поставил на стол трофейную бутылку « Алазанской долины»… Следом  появилась  Люба с гитарой.  «Сапун» строился  на верфях Штраульзунда, соответственно, был укомплектован всем немецким  и гитарой тоже. «Музима» - это не Закарпатская мебельная фабрика.  К тому же, Люба прекрасно знала, что это не балалайка. Глядя на то, как её рука скользит по грифу, можно было нарисовать себе любые картинки. [/font]

[font="'times new roman', serif;"] Кретинин вручил мне телеграмму  от Моей  Мамы:
   - Читай нам всем! Мама - святое дело...
Мои друзья, очевидно, вспомнив своих мам, стареньких и не очень,  притихли. Уверен, что в этот момент мысленно все были дома. Все встали, сжимая пластиковые стаканчики из-под пальмасского кефира,  и я громко начал читать:
   - Дорогой сынок! Поздравляю тебя с днём рождения... -  тут, как говорится, предательская слеза поползла по щеке! Я продолжал . -  Мы с папой тебя любим и ждём домой...
  Тулип, огромный и пуленепробиваемый Тулип, который в морях вырос и просолился до несъедобного состояния, тоже хлюпнул носом. Слово от мамы — это великая сила, и ему не надо искать дорогу в сердце. Оно всегда там.  Слеза скользнула по моей щеке и упала на бумагу... Собрав последние силы, я продолжил чтение:
 - …и  не пей с  Тулипом,  и слушайся дядю Колю ...
   Нет, ну и кто мог такое придумать и дописать? На такое способен только человек по фамилии Кретинин…
   Вы знаете, что такое «взрыв хохота»? На «Сапуне» я слышал подобное часто. Причём, чем труднее нам было, тем громче они были. Праздник прыгал по столу![/font]

Люба сама писала песни, и теперь не я, а она оказалась в центре внимания. «Музима» застонала:
 

Дорога к чужим причалам

Опасной была всегда.

И, чтобы вращать штурвалом,

Должна быть рука тверда.

Оскалились злые  скалы,

И чайки приносят весть:

У скал есть  налог  немалый,

На тех, кто штормует здесь.

[font="'times new roman', serif;"]Немецкий щипковый инструмент рвал сердца и души  русских рыбаков:
[/font]

Бессильны слова  молитвы,

Не греет нательный крест.

В Раю для героев битвы

Всего лишь двенадцать мест.

Забудем свои привычки -

Звереет опять волна!

На клюзе четыре смычки,

Тревогами ночь полна.

 

 

Все черти, поднявшись разом,

Рванулись на абордаж.

Кому пред последним  часом

Поможет пустой  кураж?

У Смерти всегда есть сводня!

Органом взревел Норд-Вест.

Как жаль, что в Раю сегодня

Всего лишь  двенадцать мест.

 

Песня закончилась на совсем других аккордах:

 

Наш якорь не держит,  наш якорь ползёт

Мы – призраки в белых одеждах.

Я знаю, последней под воду уйдёт

   Надежда… надежда… надежда…
 

 

[font="'times new roman', serif;"] Тулип озвучил наши общие мысли:
   - Люба, мы тебя любим!...
   Четыре часа пролетело,  бутылёчки огорчали своей звонкой пустотой. Жаль, конечно, но пора на вахту. Ваерные лебёдки  тяжело гудели, обещая, что Родина голодной не уснёт...Зззззз-ыть....Зззззз-ыть... УУУУУ-УХ! Есть пятнадцать  тонн...

   Должность комсорга - это не только подсвечивать первому помощнику тернистый путь  и выступать с лекцией о «трудном положении братского африканского народа».  Стенгазеты должны были появляться вовремя! Вместе с Любой,  комсомолкой зрелого возраста, я заражаясь вирусом графомании,  писал и рисовал.  Со своих портретов за нами неустанно следили члены политбюро. Правда, иногда мне казалось, что их больше интересует моя помощница. Люба прижималась ко мне то с одного бока, то с другого:
   - А вот тут буковку подправь... и вот тут... Как хорошо-то, а..
   Затем она встала, обошла стол и, склонившись над нашим рабочим место, застыла в самой интересной позе.  Прямо передо мной, в разрезе её халатика, я видел два изумительных персика. Для того, чтобы скрыть мою заинтересованность ими, я уставился на  комсомольский значок, который гордо сиял на чуть левее.  Взглядом я впился в буквы: «ВЛКСМ. Ленинский зачёт». Продержался так недолго и мой взгляд опять заелозил по персикам. В  болотно-зелёных глазах моей искусительницы, были другие буквы:  «Дурашка, давай займёмся более интересными делами, а дорисуем — потом!».  В своих глазах я  быстренько написал  ответ: «А слово французское знаешь?...». Люба заморгала: «Конечно, знаю, глупенький мой…». При этом её хитрый язык медленно облизал её хитрые губки.
   Именно в этот момент из складки между её  персиков вылез маленький чёртик. Спрыгнув на стенгазету, он стал топтать мой нарисованный траулер. Затем стал грозить мне кочергой и своими кулачками-копытцами.  Я хотел было послать его к чёрту, но он был до ужаса похож на товарища помполита.  Как говорится, одно лицо!  Спасло то, что дверь столовой открылась, и появился Кретинин. Люба вздохнула, поймала чёртика  и закинула его обратно к персикам:
   - Вы тут сами творите, а я пошла...
   - Люба, - весело начал Коля -  Как бы я тебя... нарисовал!
   - Алусю рисуй...- хлоп дверью.
   - Ревнивая! - успел кинуть Кретинин и взял карандаши.
Вскоре подправленный им траулер задымил трубой, а ваера тащили огромный трал с заветными купюрами! Из этой денежной массы торчал  мастерски прорисованный  четвертной,  но на месте Ленина красовался портрет нашего капитана! Рисовал Николай очень быстро, словно печатал. Я спросил:
   - Где ты такому научился?
   -  В долине Баранби,  -  обыденно ответил он.
   - Где?
   - Когда Лысая сопка справа, а болото Гытгыткокай слева, то к вечеру увидишь долину Баранби....
  Оказалось, что Николай когда-то учился на геолога.  Будучи ещё студентом, в 1972-м году он попал на Чукотку в геологоразведку.  В его обязанность входило таскать армейскую рацию.  Ровно в  18-00 по местному времени надо было связываться с основным лагерем: «Я - Днепр один, восемь, полста шесть. Всё нормально, надоев — ноль литров...». Надои — это количество  найденного золота. Всё было легко и просто.  Били неглубокие шурфы, а между делом, в большой банке из-под сухого молока заваривали чифирь.  Единственное, что затрудняло жизнь, так это комары и гнус.
   И вот однажды, когда  Николай  включил рацию,  она не работала... Он щёлкал тумлерочками, дёргал проводочки, но всё было напрасным. В радиоделе Николай  тогда мало, что понимал.  Ему оставалось только откручивать и прикручивать всё, что откручивалось, и щёлкать тем, что щёлкало. Вспомните, как вы чините телевизор? Вот и он так же… Через пятнадцать минут рация заработала.  Коля ворвался в эфир: «Я Днепр….», и знаете, что ему ответили?  Оказалось, что их не было двое суток, и группа  поиска уже собирается в дорогу.  После того, как часы сверили по Москве, оказалось, что все они отставали ровно на 15 минут. Чуть позже заметили ещё одну странность - исчез комар. Он, конечно, был, но, скорее, материковый, а не волосатый -  чукотский. 
   - Надои, - добавил Кретинин, - Их надо было искать там, где рогатый Келе души своих рабов прячет…
Я ничего не понял, но  задавать глупые вопросы не хотелось. 
Вернувшись из экспедиции, Николай открыл в себе талант художника. Словно испугавшись жизни нищего гения, он бросил геологический институт, заочно окончил школу радистов и с тех пор, если и рисовал, то только на старых морских картах.
Именно от Николая Кретинана я впервые услышал то,  что Чукотка, оказывается - это другая планета..

   И вы поверили рассказу Николая? Я тоже не поверил…  Вернее, сначала не поверил. Но прошло несколько лет, и, когда я увидел справа от себя Лысую сопку, а слева – болото Гытгыткокай, то я понял, что к концу дня вся наша группа из пяти грязных и уставших человек будет ночевать в долине Баранби.  Комара не было! Вернее, он был, но какой-то материковый… Я нашёл  старые шурфы и ржавую банку из-под сухого молока. 
   Ещё через два дня я пил ледяную воду реки Намномкыкай . Вечером,  царице этих мест,[/font] [font="'times new roman', serif;"]Марине  Натутэ,  не забывая о слове французском, я нашёптывал  сказки  о звёздах южного полушария. В благодарность за это, она  привела меня к вековой наледи, где, по её словам, Келе -  страшный чёрт,  прятал души загубленных  им людей…
   Ещё через два дня старший нашего отрядика  и я  взорвали  эту  наледь, прилипшую к северному склону сопки.  Расковыряв окаменелое дерьмо мамонтов, мы  увидел то, зачем сюда пришли – самородковое гнездо.  Вечером я кричал в эфир: «Астра тридцать полста шесть….  Всё в порядке! Надои шестнадцать литров! Высылайте вертушку….»[/font]
 

 

*

Сообщение отредактировал гудым: 27 October 2016 - 10:04

[гудым]

Вот так… Но это ещё не всё!

 

.

Сообщение отредактировал гудым: 27 October 2016 - 10:04

[Gunescape]

Класс!!!

[sergant]

Спасибо, понравилось. Вот эта крайняя глава посильнее остального будет, на мой взгляд.

[wital-i]

Надеюсь, что эта крайняя глава не долго будет оставаться крайней. ЗдОрово!

[гудым]

ИНОПЛАНЕТЯНЕ И ЗАПАХ ПАРФЮМА

 

 

[font="'times new roman', serif;"] Муза боцмана Янина требовала краски! Много краски! Хорошей краски!  И Валера  просил её, выпрашивал или выдуривал.  Наконец, нашли бидончик счастья шарового цвета. С кормы соседнего траулера к нам на нос настроили канатную дорогу, и  бидончик медленно стал приближаться к нам. Ещё немного - и боцман уже коснулся его рукой. Вдруг - ПЕНЬК.... Верёвочка, которой был привязан бидончик, лопнула! БУ-У-У-ЛТЫХ... и нет бидончика... Обидно, конечно. Казалось, счастье уже в руках, и - на тебе!
- Колхозники! - прокричал боцман коварным дарителям. -  На шнурок от ботинка привязали!...
Повторить, что ещё он сказал?

Всё имеет своё логическое завершение, всё проходит - и хорошее, и плохое. Промысел заканчивался.  Впереди маячил заход в удивительную Луанду,  но радостнее от этого не становилось. Что такое Луанда?  Это такой же порт Мапуто, только с другой стороны Африки. Цены те же: пачка лезвий «Нева», и  ананас  твой... Не хочешь ананас? Бери ведро апельсинов.  Кокосы -  тоже неплохой вариант. И жуй всё это, пока хвост не отрастёт.  За джинсами - это, простите, в Пальмас.  Не поверите, но добровольно хвосты отращивать никто не хочет. Грусть уже торжествовала  победу,  как вдруг нас обрадовал тралец Паша-борода. Он и раньше нас, бывало, радовал, но тут постарался особо. 
Паша начал с простого. Он явился к первому помощнику:
- Геннадий Андреевич, - торжественно начал он, - мне нужны мой паспорт и военный билет..
- Паша, всё это у капитана.  – удивился помполит. -  А зачем тебе?..
Оказалось, что к Паше пришли инопланетяне. Вы опять не поверите, но они  предложили ему служить мичманом в их инопланетном флоте.  Хорошее предложение!  Я бы тоже не отказался.  Но наш первый коммунист не захотел терять Пашу. Он его за шкуру — и к доктору.
Доктор, Александр Иванович, ни разу не мозговед, он - костоправ.  Отпилить, что либо от человека и пересадить  на другое место  он может, но проникнуть в тайны вакуума черепа  ему не по силам. Тем не менее, Паша показал ему язык и  дал постучать себя молоточком по коленкам.  После того, как доктор потрогал живот, а трогал он свой живот,  был поставлен диагноз:
- Всё у него нормально! Паша, какие инопланетяне?
- Обычные! Пришли, спросили, мол, хочешь у нас служить? Я, говорю, хочу, конечно. А они мне: тогда неси документы и пошли с нами...
Один придурок имеется! Позвали Тулипа. Когда тот узнал в чём дело, то спокойно заявил:
- Какая инопланетная армия? Это они его дурят... Да, приходили. Попросили ведро рыбы и ушли к себе в мукомольный трюм...
Бэмсь! Два придурка.  Александр Иванович махнул на Тулипа рукой:
   - В мукомольном трюме привидение! Мукомол  мне о них на  днях жаловался.  Инопланетяне туда не пойдут....
Три придурка! Лично я верю мукомолу. Он мне тоже жаловаться, что брагу пить не может. Стоит выпить - и привидения по трюму начинают бегать.  Причём, кто тут шутит, а кто нет, понять невозможно!  И опять же, если мукомол выпив бражки видит привидения, то  их нет вообще,  или они есть, но слетаются только на запах дрожжей?
Доктор и Геннадий Андреевич выгнали придурков  и стали думать, что делать? Конец рейса, и дурочка может залезть в мозги к любому. Но, к примеру,  если у Тулипа там есть что выгрызать, то что делать бедной дурочке в голове у Паши-бороды?  Ловить насморк от сквозняка?  Паше загляни в одно ухо — через другое горизонт увидишь. Вставь нужные линзы, и подзорная труба получится! Учитывая то, что до завершения промысла осталась совсем немного, Паше документы не дали. Доработает  рейс, а там и видно будет. Тем более, что связывать Пашу и отдавать на базу никто не собирается — дома мы будем раньше.
Трюма нашего траулера - это 2 раза по 1 000 кубов морозного воздуха в носу и  1 000 кубов на корме. Плюс страшный мукомольный трюм. Забив всё это под жвак мороженной рыбой и завалив  всё мешками с рыбной мукой, «Сапун-Гора»  в последний раз встал под базу, на выгрузку.  После чего,  тяжело вздохнув,  развернул свой нос в сторону Луанды!  [/font]

[font="'times new roman', serif;"] Вахт больше не было. Часть матросов отдали на растерзание боцману, часть оставили приводить в порядок цех, готовя его к новым трудовым успехам.  Я, было, остался в цеху, но боцман лично  выпросил меня у Кандыбея.  Мне была оказана огромная честь обновлять название нашего траулера.  Эта работа за бортом, на полном ходу –  мне проще, в космос.  Чтоб вы так жили, а я  в восторге! Представляете, под ногами три доски, связанные вместе, и под ними бурлящий поток.  Когда впервые ступил  эти досточки, то пошевелиться не мог.  Как тут что красить, если руки намертво вцепились в страховочную верёвочку! Боцман перегнулся через фальшборт:
- Краску не урони!..
Понятное дело, ему краска  дороже, чем я.  Однако, страх  утонул первым. Через несколько часов я по этому мостику и бегал, и прыгал, выводя  чёрной  краской: «САПУН-ГОРА» . И всё хорошо, и  мирное небо над головой. Одно омрачало наше существование  — Луанда.  В самом звуке уже слышалось:  «…живи на одну зарплату...».  Зато неба — сколько хочешь!

Постепенно привыкаем к размеренной жизни. После ужина можно и кино посмотреть. Например, «Белое солнце пустыни». Угадайте, сколько раз я его видел, если все роли знаю наизусть? Сказать по правде,  кино я не люблю, и на это есть причины. Кино - это трагедия всей моей жизни! Даже и говорить об этом не хочу. Однако, все мы всё чаще вспоминаем:  «...Аристарх, договорись с таможней...»
Спать тоже стало спокойнее, хотя спокойствие - это весьма относительное  понятие.  И я это быстро понял.
Было, примерно,  часа три ночи.  Белые и пушистые зайчики заботливо поправляли моё одеяло.  Как вдруг Николай Кретинин – а это был он -  разогнал их и потряс меня за руку. Что делать? Притвориться мёртвым?  Не поверит! Открыл глаза и тихонечко:
- И чего тебе?
   Николай шепчет:
- Выпить есть? Я тебе тайну открою!
По запаху я уже понял, что мой друг уже «побрился». Первое, что подумал, так это то, что  Николая тоже в инопланетную армию забирают. Я так скоро один останусь!
- Коля, -  продолжаю шептать, - какое выпить? Конец рейса!
- А вот у тебя есть, - не отстаёт Николай и показывает на флакончик с «Шипром», о котором Цымбал ничего не знал.
Я не понимаю! Скоро упьёмся настоящей водкой, а ему невтерпёж!  Говорю, мол, бери, только отстань. Николай не унимается:
- Пошли пить вместе. Я же непросто так прошу, я тайну тебе расскажу...Либо я пошёл дальше..
Ушастый Вова Чопык вылез из своей коечки:
- Я с тобой выпью. Говори тайну.

Магическое слово «тайна» заставила  меня поступиться своими принципами. В результате мы, словно заговорщики,  пошли пить втроём.  В маленькой его каюте уже были видны следы большой  оргии.  Николай выставил на стол флакон «Алеко»:
- Вы пейте этот, он мне надоел, а мне давайте  «Шипр»...
- Гурман, говори тайну! - заторопился я
- Сначала выпьем!
Вы думаете, я не выпил? Вы думаете, что, ах, какие мы алкоголики? Я выпил, но ни я, ни кто-либо иной из нас не алкоголики! Алкоголики - это те, кто поедает «поморин» и пьёт, что попало, на берегу. Парфюм аж бегом пролетал в организмы забытых сынов далёкой Родины.  После каждого праздника трое суток гальюны нижней палубы приятно благоухали. Я не пил, но не буду отгораживаться от своих товарищей.  Да,  я даже, в обмен на тайну  не пил.  Я -  пробовал... Простите,  в наших краях, лосьон — это для дам, хотя и ему  откручивали головки мужественные, натруженные руки властелинов океана! Конечно, ни я, ни Чопык просто так бы не глотали бы эту ароматную гадость, но тайна дороже репутации. У вас разве не так? Сомневаюсь.  Коля подождал, когда эфирные масла заполнили пустоты головного мозга,  и тожественно объявил нам:
- Идём в Пальмас! -  и секретную радиограмму — шлёп на стол!
- Сам придумал? - не поверил я, хотя прекрасно понимал, что подобным  не шутят. Такие шутки никто не поймёт.
От смятой бумажки повеяло Счастьем.... Разговоры тут же закрутились вокруг того, что брать, по какой цене и, главное, где брать.
- Отовариваемся только в «Авроре»! - учил опытный Николай. - Там хозяин Юра у него всё и купим, и выпьем!
- А джинсы?
- Полно! Ковры  тоже лучше у него брать. Всё упакует и на пароход сам привезёт... 
На любой товар Николай знал цену. Иначе и быть не могло. Он всё-таки радист с прекрасным знанием английского. Вся информация Атлантики, через антенны траулера,  стекалась к нему в голову, и он охотно делился ею.[/font]

[font="'times new roman', serif;"] Моё внимание привлёк отличный «Зенит», который висел  рядом на крючочке.  Тоже такой  хочу! Николай перехватил взгляд и оживился:
- Анекдот! Приходит ко мне в рубку матрос уборщик, любимец боцмана и Вовы, товарищ Му-Мукин. И просит,  чтобы я набил пару кадров, где он работает на ключе, где он крутит настройки  рации и прочее. Я на него свою форменную тужурку надел и понащёлкал десяток кадров.  Дурик от радости  аппарат  у меня забыл. Утром хватится...
Понятно! Сам Му-му проявлять плёнки не будет, а понесёт их  в ателье.  Его родная Каневская  будет знать, что Му-му не простой матрос-уборщик, а радист! Впрочем,  почему просто радист? Начальник радиостанции,  не меньше.
- Кстати, - продолжал окончательно захмелевший Николай. - Я уже знаю, как наказать вашего друга!  Вова, у тебя есть шанс отомстить своему обидчику!
Чопык удивился:
- Зачем? Его чуть было не утопили, и что ему ещё придумать?
   Николай настаивал, а мы уже знали, что он и Веру Холодную уговорит:
- Раздевайся до голого состояния!
Я понял сразу! Вы тоже догадались? Николай на этот «Зенит» понафотает голого Чопыка. Му-му потащит плёнку в ателье. И что подумают о нашем убрщике-начальнике радиостанции жители станицы Каневская, Краснодарского края? 
Чопык тоже сразу всё понял, тем более,  что ему было что показать жителям Кубани! Вы видели мраморного Давида, так вот у Давида, по сравнению с нашим Чопыком, ничего нет...
Теперь, когда мы узнали тайну, когда от нас приятно пахло мужским парфюмом, а Вова был полностью отмщён и уже оделся, можно было  уходить. Напоследок Николай  погрозил нам пальцем:
- Только вы за  Пальмас пока никому не говорите!
- Конечно! - поклялись мы и пошли будить соседей... 

   Судя потому как оживали низы, тайна стремительно падала в цене! На рассвете посыпались звонки капитану:
- Мы в Пальмас идём?
- Какой Пальмас? - сонно отвечал капитан. - Луанда...
Опять дзынь:
- Мы в Пальмас идём?...
Дзынь:
- Мы в Пальмас идём?...
Вскоре нервы капитана сдали:
-Я не знаю, куда мы идём! Алусю спросите!..
- Конечно в Пальмас. - сказала Алуся.[/font]

[font="'times new roman', serif;"] Теперь все кинулись искать Николая! Его нашли в мукомольном трюме, рядом с мукомолом на мешках рыбной муки. Тут же валялся пустой трёхлик из-под бражки...  Привидения валялись чуть дальше...Вы знаете что такое рыбная мука? Понюхайте сухой корм для рыбок — вот это и есть рыбная мука! А вы говорите - парфюм. Вот, где аромат! Капитан лично обыскал бездыханное тело радиста и вытащил из его кармана секретный приказ из ставки!  Что можно было прочесть на этом мятом и порванном клочке бумаги?... Но  «Сапун-Гора» уже резво развернул свой нос в сторону Лас-Пальмас Гран-Канария!

   Проспавшись, Николай Кретинин даже не извинялся. Действительно, он такую радостную весть принёс, за что извиняться? Ну, выпил немного. С кем не бывает?
Паша-борода под неусыпным контролем Тулипа и доктора спокойно продолжал работать. На вопросы об инопланетянах он с улыбкой отмахивался:
-Да, ладно! Пошутить что ли нельзя?...
Ага, знаем мы эти шуточки...Была у тебя дурочка, была![/font]

 

 

*

[070]

Спасибо, смеялся до слёз.... Вспомнил сразу юность и свои рейсы на рыболовных судах... Луанда и Лас-Пальмас... Всё так и было, ну почти так, в далёком 87м.... А вместо подкраски названия БМРТ я "суричил" нашу лайбу, как обезьяна, ловко цепляясь за леера белоснежной надстройки.... Спасибо ещё раз!

Сообщение отредактировал 070: 28 October 2016 - 10:26

[Gunescape]

Класс!!!

[Gunescape]

Хотелось продолжения уже сегодня. Увы-(( Не дождался и пошёл спать.

[гудым]

ПАЛЬМАС

  * 

 

Из динамика голос  второго штурмана Сан Саныча  сообщил, что за сутки пройдено 230 миль. Это означает, что джинсы и ковры  стали ближе. Нос «Сапуна»  легко догонял волны, которые гнал  ровный  пассат.  В Пальмасе, возможно,  нам нужна будет дорка, то есть, шлюпка — могут и на рейде поставить. Поэтому, Жора Кокут целыми днями сидел в ковчеге,  протирая свой любимый дизелёк. Иногда, утомлённый такой любовью, он тихонечко рядом спал.  Лёгкая качка весьма помогала ему в этом.

  Внизу, со своими баночками возится незаконнорожденный потомок Айвазовского  - товарищ боцман. В грязной большой жестянке из-под оливкового масла у него хранится  сурик, который он  с  улыбкой умиления на мужественном лице перемешивает  с олифой в жестянке поменьше. Из  другой  грязной жестянки торчат кисти художника.  Зато янтарная олифа томится в чистом стеклянном трёхлике.  Боцман уже было поймал вдохновение,  но подошёл второй  механик, в руках которого тоже была большая жестянка из-под оливы:

- Жора! - постучал он в днище шлюпки. - Я тебе масло принёс, долей в дырчик. Только аккуратно.  Масло немецкое!

- Хорошо! - крикнул Жора, на мгновение выглянув из шлюпки.

Боцман попросил вдохновение обождать и  переключился на механика:

- У вас ещё ветошь осталась? Дай пару тряпок...

И они ушли за ветошью.  Вдохновение  бабочкой покружилось вокруг  олифы и упорхнуло к Жоре.  Тот  вылез из своего гнёздышка, и что он видит? Стоят две грязные жестянки из-под оливы,  ещё какая-то грязная посуда и чистейший трёхлик, полный янтарной жидкости. Конечно, он схватил его.  И, конечно,  я бы прежде  понюхал,  и вы бы понюхали. Но Жора Кокут молдаванин и, если в трёхике не вино, то зачем его нюхать? К тому же, если масло немецкое, то может оно и должно пахнуть олифой. Он схватил банку, вспорхнул обратно в гнездо и  долил «немецкое масло»  в немецкий дизель. Прислушавшись к своему вдохновению, он не просто долил, а хорошо долил! Затем он смазал всё то, что можно было смазать! И он бы нашёл, что ещё смазать, но пришёл боцман и загремел кулаком в днище:

- Жора! Где моя олифа?...

Вдохновение, как появилось, так и исчезло. Зато  длинноклювый птенец притих в гнезде...

- Румын пленный! Олифа где?!...

Жора вылез, держа в руке почти пустой трёхлик:

- Какая олифа? Вот эта?...

Повторить, что боцман сказал?

 

Всё дальше и дальше мы уходили от района промысла. В своём календаре я продолжал рисовать могильные холмики безвозвратно ушедших дней. Но прежней тоски по ним не было. Однажды в обед вахтенный штурман торжественно объявил по трансляции:

- Желающим посмотреть линию экватора собраться на траловой палубе...

Я и Чопык желающие! Больше желающих не было. Солнце висело над головой.  Мы  стояли в  маленьких лужах своих теней  и смотрели на «линию экватора». Впрочем, был ещё один ротозей - это Жора Кокут.  После ужасного случая с олифой он часть  своей прекрасной  жизни  вынужден был  проводить в своей шлюпке.  То, что раньше он старательно смазывал, теперь пришлось старательно вылизывать.

Ветра не было,  это и называется «конские широты». Праздника Нептуна тоже не намечалось.

Подобный праздник  радует только тех, кто пересекает волшебную линию с севера на юг.

Лень  разъедала наши дружные ряды, но боцман  решительно выдёргивал все ростки анархии.  За малейшее неповиновение можно было лишиться увольнения на берег. В этом разрезе  положения  Паша-борода был вопросом. Кто знает, вдруг он и на берегу  встретит инопланетян? Но Паша не унывал:

- Что я не видел в этом Пальмасе? Ковёр вы мне и так купите....

 

И вот, когда всё чаще стал попадаться береговой мусор, а встречных судов становилось всё больше, ко мне подошёл Миша-завпрод:

- Постой за меня ночь на руле. Мне надо порядок в ларьке наводить. Понапили одеколона, теперь всё носками-трусами переписывать надо.

Так я стал рулевым... Думаете, я крутил огромный штурвал и вглядывался бессонными глазами в горизонт?  Во-первых, штурвала, как такового, вообще нет, а во-вторых, наш

траулер сам дорогу знает — авторулевой называется.

На рассвете  в волнах слева по борту мелькнул какой-то ярко оранжевый предмет.  Сан Саныч  долго рассматривал его через бинокль, но потом махнул рукой:

- Ну его к чёрту. Не дай бог чей-то жилет — сутки потеряем.  Не видели мы ничего...

 

Конечно, не видели! Мы в Пальмас едем базар делать, а не утопленников по океану собираем. Чуть позже я  впервые более, чем за полгода увидел землю!  Выше полосы прибоя висели облака, а над ними парила макушка вулкана!  Вы видели сказку? Если нет, то поезжайте и посмотрите, а потом и мне расскажите. 

Нам разглядывать всё это было некогда.  Мы торопимся в торговые ряды капитализма, и я уже выучил пароль, открывающий двери магазинов и лавок: «Кванто эс?...» - «сколько стоит?».

 

Нас поставили не на рейде, но у самого дальнего причала.  Порт огромный, и обходить  все эти рукотворные бухточки не хватит ни ног, ни времени.  И какая беда? У нас же  есть  прекрасная  гондола  и прекрасный гондольер.

Проолифленный дырчек стучал, словно новый. Рядом тряслась канистра солярки.  Наученный горьким опытом, Жора теперь всегда брал её с собой, и теперь он всегда всё нюхал.

Вы знаете, что чувствует человек, впервые за полгода ступивший на землю?  Лично у меня чувств было настолько много, что я так и не понял, какое из них главное. 7 июня  ступив на палубу  траулера «Сапун-Гора»,  25 декабря я поставил свой  башмак на асфальт, под которым хранились отпечатки сапог Колумба!  Рождественские праздники были в самом разгаре, но это нас не смущало.

 

Русский Пальмас начинается с площади Испании! Если вы думаете, что мы, словно стадо баранов, высыпали на берег и разбежались по городу, то это совсем не так. Советский моряк -  самый организованный моряк в мире.  Первый помощник  расписал  нас по группам, и у каждой группы был свой старший. Главное, не  купиться  на сказки о сытой жизни гниющего запада.  О трудном положении пролетариата нам рассказывалось весь долгий переход.  Если верить Геннадию Андреевичу, то живут они плохо. И спрашивается, зачем же мне такое угнетение?  Надо признать, что для любого первого помощника любой заход - это тяжкое испытание. А вдруг да кто-то и клюнет на сказки империализма? Так что,  любой первый помощник двумя руками за полное автономное плавание без заходов во вражьи порты. Но чем дальше мы удалялись от островка Советского Союза, тем больше наши группы перемешивались и, в конце концов, все разбежались, кто куда.

Кретинин  меня и Чопыка привёл, как и обещал, в «Аврору». За нами следом притрусил Коля-Наташа. Выследил, таки! Я уже говорил, что Наташей он стал по причине своих длинных волос.  И вообще, для нас извращенцы  на подобную тему были только в анекдотах про грузин.

Торг начался! Мы хватали то, что нам было жизненно необходимо! Юра,  владелец магазина, писал нам на бумаге сумму. Мы писали свою, он писал опять, и так до полной победы. Это был азарт! Причём, Юра прекрасно говорил по-русски и, как видно,  давно знал Николая Кретинина. Но, простите, если что-либо написано на бумаге, то это уже   документ. Всё наше барахлишко мгновенно упаковывалось и помечалось простым адресом: «Сапун-Гора». Я впервые надел джинсы!.... Чопык и Наташа тоже. Вот оно, простое земное счастье. У меня были джинсы, которые мне подарила  Моя Мама,  но  сейчас у меня самые настоящие мои джинсы.  Теперь нужна сигарета с золотым ободком.  А вот она! А выпить за удачную торговлю? А пожалуйста! Недаром же на кассе красивый плакатик: «Заходи, покупай -  наливаем бесплатно!».

Юра, конечно, обратил внимание на то, что  мы своего товарища называем «Наташа».  Для него все русские женщины Наташи. Причём, не просто Наташи, а как говорят в Одессе, «Бенины мамы». А тут — явно не женщина.  Значит другое. Юра не выдержал:

- Простите, это ваша Наташа?

Мы хором:

- Да!..

До сих пор помню выражение лица испанца Юрия!

 

Но что же покупает Николай Кретинин? Почти ничего. Купил какую-то ерунду типа жвачки-пакетов.  Я спрашиваю, мол, а что так?  А он мне:

- Я лучше, потрачу деньги на хорошую Кармен! Тут недалеко есть очень приятное заведение..

Ага, думаю, так я и поверил.  Зато у нас денег почти не осталось.  Коля говорит:

- Вы с Наташей лыжницу возьмите – одну на двоих. Она сядет между вами, и ваши палочки руками подёргает, зато дорого не возьмёт.

Он издевается, конечно,  хотя я был согласен и на лыжницу!  Роемся дальше в тряпье-мохере,  и тут я замечаю, что Николай потихоньку общается с Юрием на английском. Кармен просит? Нет…. Мелькнули слова «Cartier» и «carat». Этои слова я ещё в детстве узнал от Моей Мамы. Ладно, думаю, чего лезть с расспросами?  Тут Юра юркнул в подсобочку и  вынес  бутылочку местной водки:

-  И ещё по стаканчику!...

А кто против?

   Вся водка Пальмаса - это спирт с водой.   Лучше «Смирновъ №21» ничего нет. Как говаривал товарищ Сталин: «Одобрено партией,  проверено временем».  Любовь к этому тонизирующему напитку  я пронёс через все свои годы!  Могу подсказать, как  узнать,  хорошая ли водка в бутылке. Растрясите её и резко переверните. Чем больше мелких пузырьков, тем водка мягче. Баулы упакованы,  настроение - выше кремлёвских звёзд.  И, главное, масса свободного времени. Наши ещё бегают по городу, а мы уже можем спокойно  осматривать исторические его достопримечательности.

Выйдя на улицу, решали куда пойти… И где же Николай?  Наконец, и он появился из магазина с маленьким пакетиком в руках. Мы, трое -  в новой джинсе с ног до головы, а Николай в своём старом, затёртом костюмчике «Levi's».

- Вот, - зашуршал он пакетом  – безделицу ещё прикупил.

   На свет появился алебастровый  сувенир, изображающий Колумба.

- Коля, - удивился я – на «Привозе» ты купишь лучше!

- На «Привозе» таких нет, а мы сейчас сравним его с оригиналом. Пошли…

 И мы пошли за нашим гидом!

 

Пальмас -  это северная часть, средняя  и южная. Северная, то есть  порт и соответственно припортовые забегаловки и магазинчики. Все эти торговые ряды живут за счет моряков стран соцлагеря.  Из другого лагеря тут не ходят.  Не будет нас - и кому они продадут своё барахло? Американцам или немцам?  Средняя часть  – это дорогие магазинчики с тем же самым товаром, но без плакатиков  «покупай – наливаем».  Конечно, там приятнее покупать! Тебе заглядывают в глаза, тебе улыбаются и следят за каждым твоим жестом. И за это ты платишь в два-три раза дороже. И, повторяю, не нальют!  Они, конечно, нальют, но для этого надо оставить столько денег, что  пить не захочется. Оно нам надо такой сервиз капитализма? Нет, конечно. Южная – это уже нам совсем не интересно, и вы туда не ходите. Всё рядом, когда знаешь, куда тебе надо.  Николай знал.

Автобус повёз нас  по широкому проспекту  Канариас.  Справа мелькали жилища угнетённых, слева – яхты угнетённых. Через 20 минут я уже наводил свою позорную «Вилию-авто» на  маленькую церковь  Сан Антонио Абад.  По преданию,  Колумб, прежде, чем  открыть то, что теперь никто не знает, куда деть,  молился именно на этом месте.  Возможно, плохо молился.  Ещё несколько минут по узким улочкам - и  Чопык стал ковырять пальцем массив двери дома Христофора:

- Та дурят, шо  цю  браму Колумб мацал. Ей рокив 150,  не бильше…

- Колумб-то из ваших мест, да Чоп? – съязвил Кретинин.

- Дураки и не то скажуть….

   Однако  по глазам Чопыка было понятно, что он стоит перед  домом великого земляка! Тем более, что он перешёл на свой изумительный суржик.  «Вилия-авто»  проскрипела затвором, запечатлев  такой трогательный момент.  Мне бы «Зенит» Му-Мукина.  У него и снимки интереснее!

Рядом собор Святой Анны. «Вилия», не подведи! Время шло. На причал нам надо было появится к восьми вечера - это последний рейс нашей шлюпки. Если, конечно, она уже не заглохла. Ещё немного, и я навёл залапанный объектив на знаменитых бронзовых собак. Не все, но одна из них попала на герб Пальмаса…

На площади Святого Духа мы повернули по направлению к порту.  После такой духовной пищи даже алусиного борща не хотелось.  Надо же, я видел дом, в который входил Колумб! Боцман Валера Янин проболтался в морях гораздо дольше, чем Христофор.  Однако, из его хрущёвки музей не сделают. Разве что, поставят возле его подъезда  бронзовый бидончик, из которого торчат такие же бронзовые кисти.  Таки хороший памятник боцману!

Водка у нас была с собой, водки было много – на вечер брали.  И мы нашли укромный уголок и пустили бутылку «из горла».  Тут я понял, что Кретинин не пил. Он и в магазине почти не пил. 

А ещё я понял, что тоже хочу быть угнетённым! Нет, я не хочу бежать на Запад, я хочу жить в Союзе, но жить так,  как живут эти несчастные.  Образно говоря,  мне хотелось часть их тяжёлой судьбы  вывалить на свой огород.  Вопросов «почему?» было очень много, но задавать их было некому.  Судя по тому, как мои товарищи молча и зло пили водку,  думали они так же... Успокаивало одно - водка и бабы у нас лучше…

Уже темнело, когда  на причале,  где нас и остальных поджидал  Жора со своим протекающим плавсредством,  мы встретили обвешанного баулами  Му-Мукина.

   - Ребятки, в знак примирения, давай я вас сфотографирую, – предложил я.

   Чопык обнял за плечо своего врага и с высоты своего роста чмокнул его в вспотевшую лысеющую макушку.  Мой фотоаппарат  проскрипел, но запомнила этот момент.

   - Не держи на меня зла, товарищ Му-Мукин! – театрально закатил глаза Чопык.

   Му-Мукин что-то промычал, и мы забыли про него, тем более, что нас окликнули:

-  Помощь, колеги! Товарищи,  нужен помощь…

Это два болгарина, увешанные баулами,  волокут третьего! Надо признать,  что наши в городе так не напиваются. Видели поляка, который держался за столб и голосил: «Еще Польска не сгиненла!...». Видели разбросанные тела в клумбах других членов соцлагеря,  но наши мореманы  с честью несли свой кумач в виде красного носа до самого парохода. 

   Болгары попросили подбросить их до своего траулера.  Их траулер - это «Пингвин», близнец нашего. Стоял он рядом и отличался тем, что якорные цепи вместе с якорями были связаны в узел и висели на форштевне, словно усы гуцула.  И чего не помочь?  Иначе, им с таким грузом до утра обходить все эти причалы.  Закинули всё в дорку, и Жора завёл дырчик. Оказалось, что тело принадлежало их боцману. Мы вспомнили своего Янина и его любовь к краске.

- О, да, да! – встрепенулись болгары. -  Наш  самэ  обич боя….любит краску!

- Так это он у вас  краской надышался? – спросил Жора.

Братушки  не поняли, хотя по-русски болтали довольно  неплохо. 

 

«Пингвин», как и мы, правым бортом стоял у стенки, а с левого борта был спущен трап. Мы стали гадать, как поднять тело по узкому трапу, но оказалось, у братушек всё отработано. Тело  болгарского боцмана замотали в брезент, и с палубы три человека, потянув за конец, в момент, словно на санках, втащили драгоценный свёрток на палубу. Болгары просили подождать три минуты, и вскоре один из них притащил десятилитровый молочный бидончик, обляпанный краской. Мол, это нашему боцману от их экипажа. Мол,  краски осталось только половина бидончика, но краска супер! Можно сказать, автоэмаль. Вот и спасибо, нам всё сгодится.

На «Сапуне», куда мы, наконец-то, попали, баулы поджидали нас на палубе.  А в  нашей каюте давно уже гудела пьянка. Пить в каюте №85 - это такая давняя традиция умных и хитрых людей. Потому что, они знают, что «если хочешь жить в уюте, то гуляй в чужой каюте…». И что мы с Чопыком могли сделать? Только смешаться с рядами пьющих. Что ни говори, а наша каюта очень удобная для подобных мероприятий!

Боцман, Тулип,  Паша-борода, а, значит, и доктор Александр Иванович - все были тут. Странно, но Кретинин отказался принимать участие в этой оргии. Он, якобы, решил «перед  домом подзавязать». Тоже логично.

   - Валера! - крикнул я боцману, показывая бидончик -  Автокраска от братушек с «Пингвина».

   - Отлично! А  вам штрафная….

 

Я проснулся…  Не знаю, что было первым - вопрос: «Где я?» или  «Кто я?». Внизу кто-то жалобно стонал.  Это Чопык. Он всегда, когда перепьёт, на выходе стонет.  Осторожно спускаюсь со своей коечки.  Оказалось, что спал я в своей новой джинсе.  На диване похрапывает  боцман, а на полу, рядом, спит  Тулип. На столе - гора объедков, среди которой, если порыться, можно было найти немало ценного.  На полу, словно стрелянные артиллерийские гильзы, валяются пустые бутылки. Курская дуга!

 Я по-собачьи полакал из-под крана дистиллят.  Никогда в жизни ни до, ни после, я так не напивался. Это тоже надо пережить. На звук приполз боцман и тоже стал лакать.  Обнаружилось,  что мой речевой аппарат  напрочь отключен от мозга. Проводочки искрили, но сигнал не поступал.  Я начал с простого упражнения:

   - Валера, бидончик… - больше я ничего произнести не мог.

- Там пиво?

   - Краска, - словно в словаре нашёл я нужное слово.

- Меняю на пиво…

   Потрясли бутылки в надежде найти недопитое, хотя понимали, что ищем зря.  Не там ищем, догадался я и осторожно пошарил у Чопыка за подушкой.  Вот она, заначка хитрого галичанина.  Чуть-чуть, но имеется! Буквально по пятьдесят грамм, но душа нашла свою оболочку.

   - Краска - это хорошо.  -  механически пробормотал  Валера,  поднимая  обляпанный эмалью бидончик. – Пошли,  отнесём его и прихватим пару жилетов в шлюпку.  Старпом  вчера  зудил, но вчера кануло в лету… А который час??

Вопрос, конечно, очень уместный!  Но только-только рассветало.  Мы, словно два призрака,  проплыли пустыми притихшими  коридорами, затем так же проплыли  через бак и скатились в прохладный боцманский фор-пик. Как тут хорошо и уютно! Всё в полном порядке, и всё под рукой. Всё было строго на своих местах. Даже  стружка была аккуратно упакована в мешки  - это для коптилки. Вы ели копчёные брюшки скумбрии? Если нет, то продолжайте есть манную кашу.  Боцман снял с полки пару жилетов и поставил на верстак бидончик.  В моё сознание прорвался вопрос  помятого  дракона:

- И что за краска?

Надо что-то ответить! Я мысленно подключал проводки к мозгу.. Искрило но сигнала не было. Наконец, сигнал пошёл:

- Э-маль…

- Э-маль? А что за э-маль?

  Искрило уже  меньше:

- Автоэмаль, говорят.

-  Сухов, говоришь? Сейчас проверим, что это за Сухов. – процитировал Валера и крышку бидончика –  чпок…

Сначала он поглядел, затем понюхал, затем  опустил туда палец,  вытащил его и облизал. И знаете,  что он сказал?

- Чача!..

   То, что он сказал ещё, я не повторю даже при большом желании.

В бидончике была, конечно не краска и не чача.  В бидончике была  ракия! Почти пять литров… «Пингвин» шёл на промысел, вот и отдали от греха подальше.  Уж, лучше без ракии, чем без боцмана. Кружка была одна,  из закуски – сухарик, который Валера, порывшись, нашёл в банке на полочке. Жизнь наладилась, и  микросхемы мозга вошли в обычный режим работы. Похмелившись, пить я  больше не хотел. Валере это явно не понравилось, но я его успокоил:

   - Я к тебе за жилетами Чопыка  пришлю. Он и закуску принесёт.  А мне ещё в город  хотелось бы сходить…

 

   В каюте, куда я прибежал с радостной вестью, Тулип лакал воду, а Чопык  рылся в пустых бутылках:

- Всё выпили! Заначку и ту выпили… Живьём бы закопал.  Кто заначку выпил?

- Я выпил, а что?

- Что, что… гад, вот что!

- Конечно, гад, а ты  бери ноги в руки и беги в фор-пик за жилетами.

Тулип продолжал лакать дистиллят. Причём, на столе стояли кружки, но именно лакать было приятнее!  Очевидно, дают о себе знать собачьи корни алкоголиков.

- Тулип, - говорю, -  возьми пару объедков,  пару кружек  и тоже беги к боцману.

   У Тулипа не просто искрило, у него было  полное замыкание. Он что-то промычал, мол, он  не салага, чтобы жилеты таскать, и рухнул на диван.

- Тулип, ты не понял? Бери пару кру-жек , за-ку-сон – по слогам и выразительно повторил я,  -  и дуйте оба к боцману. Причём, сделайте так, чтобы вас никто не видел.

Чопык уже сгребал объедки на одну тарелку,  а Тулип сел на диване и хлопал глазами. Наконец,  этот  бугай с высохшим мозгом,   сказал своё первое предложение:

- У дракона есть, что выпить? Я правильно понял?

- Да, - говорю, - только сделайте так, чтобы с моста вас не видели.  – И сразу жилеты возле люка киньте….

Первые солнечные лучи нащупали сонный Пальмас.  Первые светлые мысли строем шагнули в мою голову.  День начинался  отлично!

Перед завтраком динамик и тот дыхнул перегаром: «...тарелки, кружки и прочее вернуть в столовую команды...».  Совершенно верно! 

Тут я вспомнил, что окунувшись в суету, неведанную мне доселе, я совсем забыл о правилах личной гигиены.  Прохладный душ окончательно восстановил работу головного мозга. Остальной организм требовал Алусиного борща. Приведя себя в относительный порядок, я направился в столовую.

В 10-00 первый рейс шлюпки в город.  А где жилеты? И где, кстати, любители болгарской краски?

 Опять иду  на бак, к норе дракона! И что я вижу?  Десяток жилетов валяется возле горловины люка. Очевидно, мои друзья несколько раз выкидывали их, забывая, что уже делали это. Спустился в фор-пик, и опять что я вижу ещё?  На верстаке стоит почти пустой бидончик, а три богатыря валяются на мешках со стружкой и прочим полезным мусором!  И кого тут будить и, главное, зачем? Мёртвы бжоли не гудуть!  Прихватив пару жилетов, бегу в шлюпку. Тем временем, «Пингвин»  дал прощальный гудок и пошёл в океан, покачивая своими усами из якорных цепей.  Радостно  помахал ему жилетом, в ответ получил ещё один гудок... Спасибо, братушки, за краску!

 

По городу я бродил вместе с Любой. Остальные продолжали скупаться в портовом районе.  Надо заметить, что наши женщины-морячки  прекрасно понимали, что, чем ближе родные берега, тем лебединая песня любви становилась всё тише и тише.  Принцессы  зрелого возраста, такие как Гавриловна или  прачка, спокойно принимали такую  ситуацию.  Они знали, что  всё ещё повторится, но только надо немножечко обождать.  Очень скоро кто-то им вновь шепнёт затёртые, но очень нужные слова. Подобная любовь в их положении - это хорошая прибавка к пенсии. Прибавка, но не более.  Алуся,  та, конечно,  копила силы для нанесения главного удара и глядела на нас с высоты своего деревянного трона — пока время позволяло.

   Иное дело Люба! Опять же у Алуси уже был брак, от которого остались не только дырявые носки удравшего апостола  из рая, но и ребёнок.  Что угодно можно говорить,  но  Алуся, как женщина,  состоялась... Люба улыбалась,  но грусть всё больше и больше отвоёвывала себе место в морщинках вокруг её болотно-зелёных  глаз. Горькие слёзки становились всё крупнее, а часики женского организма тикали всё громче.

Я не могу сказать, что  Люба уродина. Это совсем не так.  Ну, похожа, слегка на лягушку и что? О лягушках тоже сказки пишут.   Уверен, что маленькая надежда на то, что красавец старпом ради неё  бросит свою красавицу жену,  у Любы, конечно же, была! И тут я подумал, что именно сейчас  эта  молодая женщина абсолютно свободна. А раз так, то и чёртик, прижившийся в вырезе её платья, возможно, тоже сбежал к другой.  Скажи ей: «Ты совсем не такая, как все...» или лучше: «где же ты раньше была?...», и всё - бери её голую голыми руками... И только я это подумал, как из манящей складочки её груди появился грозный чёртик. Правда, на этот раз он был похож на старпома..

- Не переживай, - пробормотал я  чёртику. — Скоро  она опять будет твоей.

- Ты о чём? - не поняла болотноглазая.

Надо было что-то соврать:

- О судьбе!

- Глупенький мальчик, какая судьба? Всё зависит он нас самих. - засмеялась Люба.  – А хочешь пиво?

   Хочу, конечно! Конечно, я хочу именно пиво, а не эту опасно-весёлую женщину! И мы зашли в приятный полутёмный бар и просидели там до вечера. Тихая музыка просила забыть о том, кто ты и где ты. И я забыл!...

Когда мы танцевали Люба,  прижималась ко мне и шептала:

- Ты не такой, как все... И где же ты раньше был?...Ты такой взрослый... Я чувствую в тебе мужчину..

Люба не просто лягушка, это царевна-лягушка! Что мы делаем в этом баре? Мы чуть ли не бегом спешили на пароход,  и мы знали, где и чем  займёмся.  Это будет  девятый вал страсти! Это будет тысяча и одна ночь за час.... И после всего я не спрошу: «..зачем тебе, Люба, шуба?». Я же не такой... Главное, не забыть про слово французское!

В коридоре нам повстречался Кретинин. Он по  виду  счастливой паучихи, которая тащила комарика на поедание, сразу всё понял. Пропустив Любу вперёд, он остановил меня и подождал,  когда она скроется за поворотом к её каюте.

- Ты бражку будешь? - ничуть не понижая голоса спросил он.

 - Ты мне ещё «тройняк» предложи! - удивился я. - Какая бражка на берегу, если ракия и та имеется!

- Дурак! Я о Любе!  У тебя родной берег впереди и толпа красавиц.  А мятая буфетчица -  это бражка, понимаешь?  И это не твой огород... 

Видя что всё это мало действует, Николай, уже шёпотом, выложил своего пятого туза:

- Она беременна!

      Последняя новость эхом загуляла по лабиринту моих извилин.  Морок развеял свои чары! Зачем, скажите, обижаться, если я действительно  дурак?  И не просто дурак, а влюбчивый дурак... Через две - три  недели Люба, осыпая ласками страпома, будет смеяться надо мной. Хватит с меня Светки-крокодила. Конечно,  была мысль о том, что «Николаю завидно…», но и она не помогла. 

  Идя по горячим следам  своей беременной искусительницы, я придумывал повод отказаться от серфинга на волнах девятого вала.  Люба, оказывается,  стояла за углом и, конечно, всё слышала, кроме  последнего диагноза.

- Ты знаешь, - начал я, - у меня дело небольшое появилось... ты иди, а я позже приду....

БЭМСЬ!... и Любина ладошка обожгла мою щёку...И ещё раз:  БЭМСЬ!..  Простите, но вторую щёку я не подставлял!

День на пьяном пароходе  подходил к концу. Щёки горели, но обиды на Любу не было. Я не стал последней нотой в её лебединой песне. И кому обидно?

 В каюте на своей койке, в грязной джинсе и опилках, стонал Чопык... Завтра вечером самолёт  на Москву поставит жирный крест на этом безумии. Я разделся, залез на свою коечку и нарисовал в календаре ещё один могильный холмик.

Скоро  это безумие закончится. И что? Не будет другого? Я сомневаюсь...

 

*

Сообщение отредактировал гудым: 29 October 2016 - 10:19

[гудым]

   ПАЛЬМАС-СОЮЗ

 

В утробе самолёта было непривычно тихо. Шум Пальмаса , ещё был слышен, но двигателям  становилось всё легче и легче  заглушать его.  События последних дней были свалены в кучу,  в которой ковыряться не хотелось. Пожалуй, надо заметить, что вольница тралового флота была главным его преимуществом перед флотом советской торговли и прочими. И сказать, почему?  На палубе траулера нет тёплых мест. В то время, как матросы торгаша ходили строем и стояли навытяжку перед первым помощником, любой тралец мог послать и строй, и помощников далеко за горизонт.  И посылали!

  Впереди нас ожидала таможня,  окошко кассы и Новый Год. В полудрёмном состоянии летим навстречу рассвету. Наконец, море огней Европы сменил мрак просторов Союза, и шасси коснулись родной полосы. После летней погоды Канарских островов нас встречала русская Зима - минус двадцать, а местами и больше... Здравствуй, Родина...

Однако, на Родину с первого раза мне попасть не удалось! Фотография в паспорте моряка не соответствовала возмужавшему оригиналу.  Молодой пограничник долго сопел и  крутил мой документ. Затем пришёл майор и тоже стал сопеть. Сердце застучало азбукой Морзе: «А вдруг на пустят?..» Пришлось звать капитана, но нашего! Ему сухо и по-майорски строго был задан вопрос:

- Это ваш человек?

- Да...

- А почему он не похож на фотографию?

Капитану пришлось сказать правду:

- Стал настоящим моряком!

Пограничники поверили, и я вздохнул с облегчением.  Повезло! Пустили таки...

Аэропорт «Шереметьево»,  прогремев за спиной железным занавесом, надёжно защитил нас от мира капитализма. 

После таможни пришлось вздохнуть ещё раз.  Впрочем, сказать, что был таможенный досмотр,  я не могу.  Мы протащили свои баулы через  все  преграды – вот и весь «досмотр». Экипаж превращался в стадо продрогших граждан, где все  думали каждый за себя.   Приказы начальства заменили просьбы, и к этому все привыкли быстро. Кто жил где-то поближе, сразу уехали. Дом  Моей Мамы тоже был рядом, но  в данный момент он был пуст и заперт на огромный замок весом в три года.

В джинсовой курточке, боцманских сандаликах я стоял у входа в аэропорт и вдыхал  морозный воздух. Краем глаза  заметил Кретинина, который по снегу в таких же сандаликах, бежал к чёрной «волге».  В руках у него был пакет с изображением Канарских островов.  Морозный озноб колотил моё тело, но любопытство колотило сильнее. Через десять минут Николай бежал обратно, но уже без пакета...

 

В самолёт на Симферополь мы попали только к вечеру.  И конечно, не без приключения!  Бежать к лайнеру мечты пришлось через всё взлётное поле.  Вот и представьте,  как толпа полуодетых людей с баулами бежит по морозу в минус  двадцать, не меньше.  Зимние куртки были только у самых умных. Умных было мало! На трапе стояла очаровательная стюардесса в тулупе. Увидев нашу орду,  она не дрогнула:

- Назад! На трапе не более пяти человек!..

Очевидно,  именно таким тоном предупреждали: «Шаг в сторону, прыжок на месте...попытка к побегу...».  На мгновение все замерли, но капитан, прогромыхав на вершину трапа,  обратился к нам с пламенной, но короткой речью:

- Ребята, что вы слушаете эту суку? Вперёд!..

Совершенно верно, зачем нам слушать сук? Вперёд, конечно! 

 

Круг замкнулся -  я вновь в  Севастополе. Привычный ритм жизни был уничтожен! Пропитание приходилось искать самостоятельно. Всё чаще найденная еда оказывалась чьей-то закуской. Что делать с такой свободой, я не знал. Рядом остался только Чопык.  Вскоре помятые свободой члены экипажа «Сапун-Гора» вновь собрались в тесной коморке кассы! Сначала  из окошка в стене вылетала ведомость, в которой надо было расписаться, затем вылетали пачки денег.  И только после кассы я понял, что мой первый рейс завершился!  Вокруг никого не осталось..

 

  Зима в Крыму радовала свежей прохладой, хотя мороз  был уже не страшен. В валютном я  приоделся, хотя  вопрос с обувью был не решён.  Ботинки офицера советской армии, альтернативы которым я не нашёл, ожидали меня в Одессе.

Что такое «валютный магазин»?  Это своеобразная ВДНХ капитализма.  Что такое чеки или, проще, боны? Это своеобразная оплата трудодней пахаря моря.  Как их приравнивать к рублям, я не знаю, но, к примеру, куртку, настоящую японскую «Аляску»,  я прикупил за  15 бонов. Тут же бутылка Армянского коньяка, которая стоила чеками 1 рубль 50 копеек.  Сигареты «Мальборо», «Кент», «Данхилл»  и прочее заморское счастье в никотине - от 20 коп.  за пачку.   То есть,  у меня на руках были какие-то бумажечки, жить с которыми было приятнее.  Вот такой вот «коммунизм».

Выйдя из магазина  я встретил Николая Кретинина. Коньяк у меня был, и разговор под него тоже был.

В уютной «стекляшке» после первой же стопки я задал вопрос,  ответ на который знал:

- «Картье», как я понимаю, был в «Колумбе»?

Мой друг ответил именно то, что я и ожидал:

- Холмс, и как Вы догадались?...

 

Никаких особых секретов не было.  Николай был из тех людей, которые легко говорили «да» или «нет».  Имелось, конечно,  маленькое нарушение закона. Но, простите,  если раз в полгода кто-то побеспокоился о себе больше, чем о Родине, то где тут что-то страшное? В море уже через месяц понимаешь, кому можно доверять, кому — нет. Безусловно, если тайну хранит один — это тайна. Если её знают двое —  это уже афиша на тумбе. Однако, в таких коллективах как у нас, главное знать, кто эти афиши расклеивает. А таких мы знали! 

  Через час, когда мы вышли из кафе,  я уже понимал, что таскать через границу ковры и мохер - это удел тех, у кого кость мозга не позволяет придумать более интересного занятия. На прощание Николай добавил:

- Ты  не представляешь, как много тех, кто желает иметь с нами дело, и как мало мы им можем дать...

 

С этой минуты мы были сообщниками!  То, что между «сообщником» и «подельником»  весьма тонкая грань, понималось, но не обсуждалось. Всё на этой планете относительно, и всё  под контролем.  Сами посудите, что такое золото? Если на кольце есть бирка магазина – это «золотое изделие». Если бирку  вы  срезали – это «золотой лом». Если, не дай бог, сплавили красоту  в бульку, а сделать это проще, чем вы думаете  – это уже валютная ценность.  Номер статьи напомнить?

 

По объявлению на столбе, без лишнего торга и сожаления я загнал свой ковёр за 500 рублей. Под валютником, опять же без сожаления,  распихал всё прочее барахло, оставив только чеки. Через два дня я их продал, но уже под другим валютником -  в Одессе. Что ни говори, но "Аэрофлот" - это удобно. И в этой  милой Одессе, я впервые взял в руки американские доллары.

  Новый, 1979-тый, год я  начал встречать у Моего Деда, по линии Моего Папы.  Впрочем, к нему я только заскочил, поздравить.  Уже минут  через двадцать  обронил на прощание дежурное: «я к тебе ещё зайду…» и  опять был на улице.  Трофеем набега были  зимние армейские ботинки. Счастье - это когда у всех мужиков один размер!  К кому зашёл – того  и подраздел.  Главное, не давать своего!

  Непосредственно Новый Год я встретил  на Пионерской в кругу своих родственников по линии Моей Мамы.  Перемешивать родственников этих двух линий было опасно и вредно для нервной системы. Вообще, я не хотел бы заводить рассказы о своей родне, поэтому многое пусть останется, как говорится, недосказанным.

Новый Год  шумел тостами и взрывался хлопушками по 6 копеек.  Стол умирал  от скромности! Поразил салат «бедность» - красная икра с мелко нарезанным луком.  Что ни говори, а  хорошо, когда тётушка работает на базе снабжения флота!  Часа в три  ночи племянница пяти лет притащила собаку с улицы и, показывая ей ручкой на толпу одуревших взрослых, громко объявила:

- Герда, посмотри, это люди!...

 

Утром я  сбежал от этих людей  на Пишоновскую, где надеялся окунуться в  нежность своей давней подруги.  Досада, конечно, но подруга, как оказалось, была не просто замужем, а уже и на  шестом месяце беременности.  С нежностью явно не везло!  Зато на Вегера,  во дворе возле конечной «пятого» трамвая,  я нашёл другого свидетеля моего детства — Александра Бенинского. Если быть совсем точным, то он на год старше.  Но именно с ним мы впервые научились обмениваться информацией с помощью звуков и жестов. 

Бенинский в костюме Деда Мороза  возлежал на огромной железной кровати, которую я тоже хорошо помнил. Именно она была нашим первым «пиратским фрегатом». Бенина  бабушка, которую все и всегда звали баба Муся,  увидев меня, радостно заворковала:

- И кто до нас пришёл? И каким большим стал наш котик!  Бенечка рассказывал мне полные уши, какой ты умный и ловишь рибу..

 

Я решил, что  Беня  пьян, но баба  Муся пояснила:

- Бенечка не пьян. Он если и пьёт, то только «за маму». После того, как вас выгнали со «счётной фабрики»,  он варит покрышки у Жени Шпиллера.  А сейчас  работает  Дедом Морозом и сильно устал...

Далее посыпались рассказы о всех моих знакомых,  не очень знакомых и совсем незнакомых Чуть позже на этот шум заглянула соседка тётя Циля:

- И каким большим стал наш котик!....

 

Рассказы пошли по второму кругу. Беня спал! Прервать старушек я не мог и стал потихоньку тянуть своего друга  за ногу. Баба Муся и тётя Циля,  наконец-то, поняли, что я пришёл не к ним:

- Ты хочешь его  разбудить? - с сожалением спросила одна из них. - Надо просто сказать: Бенечка, вставай, моя радость. Пора  пойти на работку...

Сигнал был получен -  Дед Мороз открыл глаза...

 

То,  что мне рассказывали баба Муся и тётя Циля, теперь рассказывал Беня. Времени у него было только до очередного выхода под ёлку, поэтому рассказывал он быстро.  Баба Муся поставила на стол тарелочки с картошкой и бутылку водки – она явно никогда не работала в снабжении флота.  Зато  мы остались одни! Много не пили,  а  картошка показалась мне вкуснее, чем салат «бедность», который приготовили  на  Пионерской. 

- Беня! - не выдержал  я — Займи мне Снегурочку  на пару часов… Она знает слово французское?

Поняв о чём речь,  мой друг  рассмеялся:

- Снегурочку ты знаешь! Помнишь Тому из 122-ой школы? Она у Ады Семёновны училась...

По той самой причине,  что я хорошо помнил и Тому,  и Аду Семёновну, с нежностью пришлось повременить. Интересно, что сейчас делает буфетчица Люба?

Беня заметил  моё огорчение:

- Ну, если так сильно надо,  давай  сбегаем к Лёле... Она тут недалеко.

 

К Лёле мы, конечно,  не побежали, а поехали на «фаре».  Знаете что такое в Одесе «фара»? Это всё, что катает вас за деньги. Водитель – это тот, кто «кастрюлит». И везёт он не пассажиров, а «пациентов»… «Фарой» может служить всё, что перемещается в пространстве.  В новогодние дни кастрюлят все,  даже, владельцы «чарликов»!  Одесситы всё переводят на свой язык. И согласитесь, «чарлик» звучит гораздо милее, чем «запорожец»,  или, как чаще его называют,  «запором».  Рикшей нет лишь по одной причине – это уже  откровенная эксплуатация человека человеком.

 

Беня держал свой красный мешок с подарками, бородой и прочими бебехами народного артиста.  Волшебная палка -посох в салон не влезла и, одаривая всех волшебством,  торчала из открытого окошка. У меня был пакет «Мальборо» с бутылкой «Советского шампанского» - спёр с Пионерской.  Лёля пока ещё не знала, что её счастье уже рядом!

 

Улица Советской Армии,  или, как все её помнили,  Преображенская, после многочисленных укаток асфальтом стала выше некоторых дворовых ворот.  Давил лёгкий морозик, но это лучше  новогодней слякоти. Из тёмной подворотни  Лёлиного двора на свет божий вели три обледенелые деревянные ступеньки,  на которые пыталась взобраться старенькая бабушка.  Она топталась возле ступенек, а такая же старая собака глядела на нас полуслепыми глазами и, очевидно,  томилась в раздумьях -  облаять нас или не стоит..

Зато бабушке думать было совсем не надо.  Она всё знала и понимала без лишних дум. Мельком глянув на нас, она уже знала кто мы и к кому, поэтому  громко  заявила:

- Если вы к Лёле, то у Лёли мужчина...

Я не понял!  Тайна  французского слова так и останется неразгаданной?  Мы уже повернулись к солнцу,  когда опять услышали бабушку:

- Молодые люди, помогите...

Решив, что надо помочь бабуле подняться на ступеньки, я  с готовностью протянул сильную руку помощи.  А вот и не угадал!

- И куда ты тянешь руки? Не мне помоги! - возмутилась ровесница октябрьской революции. - Собаке помоги... Невменяемый какой-то...

 

И я помог собаке... И не беда в том, что мне не помогла Лёля!  Собакам труднее...Бабуля продолжая ворчать, поковыляла по улице. Следом ковыляла собака и, очевидно, тоже что-то ворчала. Я вдруг понял, что хочу на палубу моего траулера! Я хочу к Любе!

- Давай, подождём. – предложил мой сводник.  – Поговорим… и выпьем твоё дурацкое шампанское. У Лёли есть, что пить, и всё входит в стоимость.  Цветы, конечно, хорошо бы найти…

- Ты прав! Мне не хватает цветов и бантика на шее!

Желание выпить  подавляло желание увидеть Лёлю.  Беня этого ещё не понял, поэтому он продолжал рисовать мне эротические сюжеты долгожданной встречи. Я достал из пакета бутылку и хлопнул пробкой. Руки пахли псиной... Люди, это не мой запах! Мой запах - это запах рыбы.  Ради этого запаха я  с июня прошлого года даже в нормальной бане не был.  Я сделал несколько жадных глотков холодного шампанского. Беня поковырялся в своём волшебном мешке и достал несколько конфеток «Му-му». Я вспомнил Му-мукина и его фотоаппарат.  Надеюсь, что в Каневской уже знают о чём поговорить.

- У детей крадёшь? – съязвил я, разгрызая мёрзлую «му-му».

- Приходится! У взрослых граждан красть сложнее.

 

  Хорошо было стоять в этой уютной подворотне, понимая, что спешить некуда.  Впрочем, когда и куда в Одессе спешат? Беня - тот вообще закатил речь, что на ёлку не пойдёт, потому что моя дружба ему  важнее всяких ёлок.  Он вспомнил наше общее детство и ещё что-то.  Когда воспоминания, пропахшие  запахами нашего двора, попросили слёз, Беня попросил жвачки…

  Бутылка была пуста, Лёля занималась делом, не думая о нас, да и я всё меньше и меньше думал о ней.  В это время в подворотню стал прокрадываться какой-то высокий человек.  В одной руке он держал букет цветов, завёрнутый в газету «Правда».  Уже темнело, и он нас не видел. Осторожно держась за вросшую в асфальт решётку, он поставил ногу на ступеньку. Беня вежливо предупредил:

- Если вы до Лёли, то будете за нами.

Человек вздрогнул и попятился назад.  Беня продолжил:

- Букетик не уступите? Как я понимаю, он Вам уже не нужен, или жене понесёте?

Человек мгновенно сложил цену промёрзшим цветам в  «Правде»:

- Червонец..

Беня перешёл на более требовательный тон:

- Сколько, сколько? А не стошнит?

  И тут же мне:

- Дай пятерик….

 

Теперь мне, уж, точно  не хватало только бантика на шею.  Уходить пора. Зачем  мне цветы? Я попытался засунуть букет в теперь уже пустой пакет «Мальборо». Он туда не помещался.  Моё терпение чёрной кошкой юркнуло на улицу, и я двинулся следом:

   - Беня, нужна мне эта Лёля, как…

И тут во мне проснулся боцман Валера Янин! И я сказал

и кто такая Лёля,  и что я, вообще,  думаю по этому поводу. Я говорил долго! Беня с уважением смотрел на меня,  вслушиваясь в завораживающие звуки. Наконец, галёрка его разума взорвалась:

- Ого! А запишешь?...

 

   Мы покинули наше убежище и выбрались на свежий воздух Одессы…  Я поймал «фару», назвал адрес «ёлки», сразу расплатившись  с водителем. Запихал в эту карету  Беню, запечатал его мешком и запер всё это палкой-посохом:

- Езжай к детям! Привет Снегурочке…

  -  А пару сигарет?... И пакетик!..

 

Окончательно стемнело!  Я стоял с букетом, понимая, что он мне не нужен.  На снег, словно гусеницы с яблони, падали мои эротические мечты. Они пытались расползаться, но тут же замерзали.  Из подворотни легко выпрыгнул довольного вида мужчина и протрусил мимо меня. В нём всё говорило о том, что ему хорошо, и он счастлив. Именно с таким видом мужчины спешат от любовниц к жене.  Из темноты улицы выплыли знакомые мне бабушка и собака! Они мне обрадовались словно родному:

- Таки не дождались? А я не могу вас чем то порадовать?

Собака хрипло  тявкнула, и я её хорошо понял.  Скрипучий смех бабушки напоминал скрип снега под моими армейскими ботинками.

 

И куда мне теперь?  Улица Пастера была рядом.  Мой Дед  всегда мне рад…

 

*

[гудым]

     СОЮЗ-ПАЛЬМАС  

 

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] Своих тружеников морей я удачно перехватил в Москве. Признаться,  очень трудно эту серую,  пропахшую алкоголем, гудящую  толпу назвать "комсомольско-молодёжным экипажем". Такое впечатление, что люди едут на лесоповал.    Дело в том, что я-то прилетел, словно белый человек, самолётом, в то время, как остальные добирались поездом.  Вот и угадайте,  что было,  если почти восемьдесят мужиков  сутки тряслись в двух плацкартных вагонах?   Ко всем бедам были дни старого Нового Года.   

   Ещё одна беда была в том, что на посадку мы шли с  рыбаками одесской «Антарктики». Их тоже было восемьдесят человек,  и они тоже  приехали в Москву  в двух плацкартных вагонах. Началось повальное братание!  Так как их траулер был близнецом нашего, то первыми породнились мотористы и механики.  На всех судах их связывает безграничная любовь к испарителям-опреснителям, насосам и гаечным ключам на «13».  Вал гребного винта был их общим Богом! О нём они говорили с ужасом и великим уважением! Штурмана  обменивались картами и прочей ценной информацией о далёких, туманных берегах.  Между прочим, в Пальмас мы пришли по самодельной кальке. [/color][/font]

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] Мой друг и сообщник Николай  Кретинин, несмотря на свои метр шестьдесят, на  коллег-радистов  смотрел свысока.  Живая легенда эфира! Азбука Морзе уже умирала, но  для Николая она осталась родным языком.  Я сам был свидетелем того, как он одновременно травил анекдоты и,  работая на ключе, передавая скучные радиограммы, типа - «скучаю-люблю».
   Простым же  матросам приходилось обмениваться тостами и легендами про бордели, которые он в глаза не видели.   Салаг было мало. Причина, как я говорил ранее - зима!

    Задача капитанов была прогнать всё это стадо через посты  контроля, сохранив поголовье. На магнитной рамке звенели все, но громче всех  и веселее звенел Жора Кокут.  Он вытряхнул карманы, снял ремень с огромной стальной пряжкой, но  рамка не унималась.  Когда высказали предположение, что всё дело в чугуне головы, Жора обиделся и снял ботинок. Вся подошва была утыкана канцелярскими кнопками!
   - Чтобы не стёрлась! - пояснил молдаванин.

   Весь мой багаж - это небольшой дерматиновый чемодан и солидный, добротный, кожаный  портфель, забитый бутылками с «общей» водкой. 
   Члены боцманской секты имени Бауса, куда входил и я,  купили её в складчину возле киевского вокзала и теперь носили портфель по очереди. Чопыка тоже несли по очереди! На контроле девушка в форме охнула:
   - И куда вы его такого?..
Чопык, стараясь держаться на своих ногах, гордо ответил:
   - За граныцю...
   Молодец! Доказал таки, что не мёртвый, и не соврал.
   Помимо водки в портфеле, в кармане моей,  демонстративно расстёгнутой куртки,  притаились  деньги, причём, не только советские.  Всё внимание таможни привлёк портфель, хотя убедить наследников  Павла Артемьевича Верещагина  в том, что это «общее», было нетрудно. К тому же, им самим не терпелось  скорее запихать нас в самолёт и помахать на прощание ручкой.   И вот, на радость всем «Дуглас» проглотил всех и поднялся в воздух...

    В салоне стоял пьяный гул. Пустые бутылки гремели под ногами. Курили почти все, но вентиляция  работала исправно.  Одесситы наперебой травили анекдоты и делились своими морскими байками. Особо азартные становились на кресло и выдавали публике свои монологи и репризы. Мы выступали в роли зрителей, хотя  пили все одинаково. 
   Капитан Елисеев, который сменил нашего прежнего кормчего, пытался  составить «список пьяных».  Первый помощник с иронией  поглядел на него и протянул «список экипажа»:
   - Вычеркните себя и  меня,  остальные - в списке!..

   Концерт одесской траловой самодеятельности продолжался. Молоденькая стюардесса, отбиваясь от рук тружеников моря,  в ужасе пробежала по салону.  В ночном Мадриде, куда мы сели на дозаправку, нас никуда не выводили. Даже трап не подогнали! Духота и  кислородное голодание клонило в сон. Люк открыли, но этого было явно мало. К тому же, после того, как наш ремонтный механик, чуть было не выпал из него, и этот доступ кислороду перекрыли. В салоне становилось тише. Стюардесса, набравшись храбрости, ещё раз пробежала в хвост и обратно. Гул одобрения в последний раз вырвался из мужских лёгких, и всё стихло. Вернее, теперь воцарился храп! Я, хотя почти не пил, тоже потерял сознание...

  В конце концов, глубоким вечером, оказавшись на палубе родного «Сапуна» не все  и не сразу,  постепенно приходили в себя. Спрашиваться,  зачем я уезжал? Взял бы пожарную вахту и пожил  спокойно тут, "межрейсово" отдыхая.  [/color][/font]

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] Обновлённый экипаж стал гораздо старше.  Моих сверстников почти не было.  Зато на трапе нас весело облаял вислоухий пёс! По словам подменной команды,  он  пришёл сам, притащив с собой пустую банку из-под паштета, которая служила ему миской. Миску ему нашли настоящую, а в память о прежней банке пёс получил кличку Паштет. На прощание подменники пояснили:
   - Паштет - опытный моряк! Гадит только на слипе!..
    Пёс никому не мешал. Тем более, что в Союз мы будем возвращаться своим ходом.

   Ночь прошла спокойно, но рано утром мы поняли, что нет портфеля! Боцман вздохнул и мудро заметил:
   - Семь нянек — ужин без водки!
   Думаете боцман что-то ещё  сказал? Нет! От понесённой утраты он онемел.

   Очевидно, столь ценный груз мы забыли на причале. Какой теперь смысл, в поисках виновного указывать  друг на друга пальцем?  Общая беда, естественно,  сплачивала, но не грела.
   Обходить акваторию порта очень далеко, да и, после того, как с таким трудом нас загнали сюда, на берег никого не выпустят.   Мне было очень жаль моих друзей, хотя с другой стороны, я был рад такой пропаже. Огорчал лишь Чопык. Ему было очень плохо.  Глядя на него, другим становилось ещё хуже. Все мечты о приятном переходе в район промысла рухнули. Именно  сострадание, а не тяга к спиртному привели меня на порог каюты первого помощника.:
   - Геннадий Андреевич! - решительно начал я. - Мне нужна шлюпка!
   После последних ярких клоунад моя клоунада показалось самой яркой! Однако,  смеяться  и аплодировать сил у него не было.
   Я не сдавался, на ходу придумывая гвоздь программы:
  - Геннадий Андреевич! Дело касается Вас...
  Комиссар понял, что сейчас ему  будут врать, но «маузер» пока не вытаскивал. И я стал врать,  и врал я отчаянно!
   Однако, в любой бочке вранья должна быть ложка Правды. И она у меня была! Дело в том, что Мой Дед, у которого я отъедался и отмывался все последние дни, воевал вместе с молодым отцом моего помполита.  В одной из книг своих мемуаров он упомянул его. Книга, конечно,  тихонько  лежала в моём чемоданчике, ожидая Майских праздников. Именно тогда я хотел вручить её нашему комиссару! И сейчас она была той самой правдой, которая служила делу лжи. Согласно моим словам, этот подарок находился именно в портфеле. О водке, разумеется, не было ни слова.

  - Дед мне не простит такую потерю! - чуть ли не со слезами продолжал я..
   Варочкин механически отбивался:
   - Неужели ты думаешь, что портфель с книгой  и прочим добром до сих пор на причале? Целая ночь прошла..
  «Да что там с книгой!» - подумал я. – «С водкой!..»  Вслух, конечно, сказал другое:
   - Вот и проверим честность заложников капитализма и сделаем это ради памяти о Вашем отце!
   Чувствуя, что первый помощник уже дрогнул, я искренне произнёс:
   - Геннадий Андреевич! Вы же мне, словно отец родной!
   Что называется, выстрел в самое сердце. Я не удивлялся своей наглости, а наслаждался её.  Очевидно, всё же не сострадание, а дух моего авантюризма искал выход и начинал с мелких проделок. Так сказать, разминка перед более весомыми аферами! 

   Варочкин был тронут! Безусловно, он знал имя моего деда, но не думал, что это именно Мой Дед. Иное дело было с моим отцом, который в любом моём личном деле  занимал особое место. С Моей Мамой мне было проще. В жизни она была под другой фамилией.  Но все эти фамилии, громкие и не очень,  сущая ерунда! Главное было то, что Геннадий Андреевич  - помполит всего лишь по должности. По жизни он  настоящий моряк и мужик. Если и судил кого, то только за дело,  всегда стараясь быть  на стороне простого моряка,  ничуть не пугаясь  обвинений в «дешёвом  авторитете».  К слову сказать,  злосчастный  портфель мне  тоже был дорог, как память. Это портфель моего отца. Та что, найти его заинтересованы были все.

  И вот,  шлюпка  захвачена! Сонный, бессменный лодочник Жора Кокут быстро переправил меня к причалу и там, за маленькой, непонятной будочкой, я нашёл нашу пропажу... Очевидно  именно боцман, метя территорию, забыл её там. Не веря своим глазам,  я  щёлкнул замком.  Фольга пробок напомнила о тоске по Родине!  Вернувшись с победой, после тёплого приёма воспрянувших духом  товарищей, я вытащил припрятанную в чемодане  книгу и сразу после завтрака, вручил её комиссару.  Тот с трепетом перелистал её и, увидев фотографию своего молодого отца с кубарями на петлицах, замер!   Мне  было стыдно, но именно наличие чувства стыда, говорило о том,  что я не конченный подлец.  Надеяться на то, что такое полезное качество  придёт с годами, тоже не   хотелось. Безусловно, если враньё раскроется, то  для главного члена партии траулера Сапун-Гора»  я стану личным врагом.  Он не просто расстреляет меня из своего «маузера» презрения, он  сожжёт меня огнём своего гнева, а пепел будет развеян над Атлантикой.  Впрочем, зачем думать о  том, что будет, если...

   Из динамиков вырвался знакомый и родной  голос второго помощника:
   - Баковым на бак, ютовым на ют! По местами стоять, со швартовных сниматься!..
   Наконец-то, - подумал я и поспешил на нос  траулера.  Там уже Валера  Янин входил в образ злого боцмана-дракона:
   -Давай, давай, моржи беременные! Шевелите ластами!   Поди, забыли уже, что значит держать в руках настоящий конец?...
  Как давно я этого не слышал!

  Сапун-Гора» вырвался на простор Атлантики.  Паштет весело лаял и носился по палубе.  Тралы, пока ещё сухими,  но уже заползали по палубе. Свежий воздух выветривал остатки паров алкоголя из моих лёгких. Впереди было 178 суток рейса,  и это означало, что новые 178 крестиков появятся на кладбище моего календаря.  Наконец-то, жизнь вошла в привычное русло и, наконец-то, я ем Алусин  борщ! Я знаю, что скоро говорливая Люба будет вновь, полулёжа на столе, помогать мне рисовать стенгазету, томно приговаривая: « И вот эту буковку поправь... и вот эту...».  Я дома, я  счастлив. До свидания, Пальмас...

*[/color][/font]

[Gunescape]

Спасибо, Серёга!!!

[wital-i]

Ну, что? Надеюсь, новый рейс будет не менее интересен? Ждем продолжения, Сергей!

[гудым]

ПАЛЬМАС -ЭКВАТОР

   Пассат, воспетый моряками всех времён,  гнал нас на юг. Если в первое время ежедневно встречались  чужие  суда, то  теперь океан привычно опустел. Попалась как-то двухмачтовая яхта, с борта которой полуголый человек что-то кричал и размахивал руками. Мы гордо поспешили мимо и позабыли его. Чего он кричал, быть может, воды  просил, кто его знает?  А, может, дорогу куда спросить  хотел?  Когда-то давно меня учили в яхтенной школе, что лучший способ определения  места положения судна - это опрос  местного населения. Если так, то прости, брат, мы не местные.

Вскоре кружки в столовой стали попахивать парфюмом.  Это хорошая примета и говорит она о том, что водка на борту стремительно заканчивается.  А у меня была! К тому же, мой друг Вова Чопык все свои запасы, а это два литра «московской», отдал мне. Он бросил пить,  и на это была ужасная причина.  После недолгого его томления я узнал его страшную тайну.  Вы не поверите, но Вова  сам так и не понял,  насладился  он радостью интима со своей Галусей или нет?  Он не помнил!

 

   - Тики переступив ридний пориг,  и всё догори дригом! – жалился он на своём напевном. Очевидно, действительно, наболело.  -  Кумовья, кумовья  кумовьёв, швагри, сусиди... всим треба було помацати мене, з усима треба було лигнути. Кожна днина ся починалася з гранчака, а як вона кинчалася, я й не памьятав. Аж пойхали вже на село до Галусиного татуня! Лучше б  не йздили ... Писля другого келишка я и татусе сказав, що про нього думаю, и Галюня свое отримала ... Потим вся ця ридня, курва йх мама, по селу за мною з дриняками та штахетами... Бандеривци,  ей богу. Разводом  погрожуют.  Живцем би закопав... прости мене, Господи...

 

  Вы поняли? Я тоже ничего не понял.  Одно ясно, что «новорични свята»  и новогодние праздники - это не совсем одно и то же.  Получалось так, что Вова  очнулся только на «Сапуне». Самое обидное для Вовы  было то, что  ежедневно он слышал упрёк: «мало привёз!».  Галуся на одних только мочалках заработала не менее 500 рублей! Плюс два ковра, мохер и прочее традиционное барахло. И всё мало? И это не считая денег у кассы. Как потом, добавил вконец расстроенный  Чопык:

- Та, шо  Галуся, шо её курва-мамка, готовы дупу подставить, лишь бы  гроши  хороши хтось дав...

   Вот такая любовь и не знаешь, кого больше жалеть. Когда я ему рассказал о своём походе к Лёле,  ему полегчало.  Девственники всегда поддержат и поймут  друг друга.  Вова просил сохранить тайну, и я, конечно, пообещал молчать!  По странному совпадению к вечеру того же дня Николай Кретинин выдал в эфир утомлённым труженикам Южной Атлантики байку  « а ваша Гала балованная».  Я утверждаю, что именно он автор этого анекдота.

Алкоголизм, как известно,  лечится трудом!  И что получается? Если этот труд во благо Родины, то алкоголики  приветствуются?  У нас они были в меньшинстве, но они всегда  ярче серой массы унылых  трезвенников и язвенников.  Без этих верных слуг Бахуса  было бы совсем скучно.

   Мне дали «матроса 1-го класса».  Я просился перевести меня на палубу, но мастер Кандыбей  был неумолим:

  - В трюм!

Трюм  –  это одиночное заточение!  Хотелось спросить -«за что?»,  но Кандыбей ушёл. Олег Скоморох – мой напарник. Два мера роста, вместо рук  – грузозахватные приспособления,  и он абсолютный флегматик.  Было две вещи, которые  Олег  умел делать, это - есть и работать. Огромные трюма надо было привести в порядок.  Прикинув объём работы,  мой напарник предложил:

   - Пол-литра, и я всё сделаю сам.

   Впереди экватор! Все жили этим ожиданием. Олег, очевидно,  решил «затариться». Отлично! Мой переход становится  похожим на круиз.  Где бы ещё взять белые шорты, тёмные очки  и панаму?  Я уже представил себя в шезлонге с коктейлем в руках.  Фантазия притащила ещё один шезлонг, в котором томилась длинноногая красавица-блондинка… Наш лайнер покачивается на волнах, и  я так себе думаю, скоро будут Багамы.

   - Милый, - голосом, полным любви, спрашивает грудастенькая. – А что нам подадут на обед?

   - Алусин борщ, дорогая… канифас тебе в задницу!

Стоп!  Это не я. Это мимо пробежал боцман. Очевидно,  ищет кого-то.  Я не понял, у кого-то тоже круиз?

  Главное, не попадаться на глаза Кандыбею, а чем себя развлечь, я найду.  Мне и без шезлонгов будет хорошо.

 

   Кретинин  забрал все мои деньги:

  - Я знаю, где их спрятать. Каюта  для этого не подходит…

  Ему виднее. Доверие к нему было полным, а его коммерческая жилка меня восхищала !   Как-то после обеда мы с ним повисли на леерах и потихоньку строили планы обогащения. После его краткого курса о бриллиантах  я усвоил их характеристики.  «Очень хорошие» -  это очень дорогие, и нам они недоступны.  «Хорошие» -  это дорогие камни.   «Так себе» - это то, что нам  надо. По утверждению Николая бриллиант известной фирмы качества даже «так себе» приносил прибыль больше, чем все  клееные ковры, жвачка, мохер и пакеты. Наш объединённый капитал позволял приобрести  камень «хорошего» качества.  Пока мы ещё не знали, стоит ли это делать.  Сошлись на том, что время покажет.  В этот момент нас окликнул Юра-мукомол:

  - Ахтунг! Снимаю...

Пожалуйста Войдите или Зарегистрируйтесь чтобы увидеть скрытый текст

 

Пожалуйста Войдите или Зарегистрируйтесь чтобы увидеть скрытый текст

  107.13К   0 Количество загрузок:

  С-чёлк… и мы остались в истории…

 

   Совсем забыл про Мукина и его фотоаппарат!  Матрос-уборщик Мукин, точнее, Му-Мукин, старался держаться от нас подальше.  Надеюсь, девчата Каневской  были не сильно расстроены. 

Экватор совсем рядом! Замечу, что новому капитану  не было  дела до наших праздников.  Даже на мосту он вел себя обособленно.  Злые языки уже донесли, что рыбак он никакой.  Не беда! У нас есть старпом и второй помощник. Чуть что, у Любы спросим куда бежать.  Она ближе не только к кают-компании.  Однажды, старпом, в тоске безрыбья,  связался с «Пятигорском»,  который болтался на горизонте:

   - Привет, «Пятигорск»! Это «Сапун-Гора». Как там у вас рыбалка?...приём..

   В ответ  эфир грустно прошелестел:

   - Привет, «Сапун»! Нет ничего… Так, мелочь одна.

   Люба через оптику пеленгатора  изучила  наших конкурентов и тут же донесла  старпому:

   - Врёт! У него мукомолка на всю трубу работает!  Давай, к нему поближе…

Понимая, что спорить с женщиной, это дело дурное,  старпом  последовал её совету. К вечеру мы были с полным тралом скумбрии! Я бы и не догадался. Конечно, если есть что на муку перекручивать, значит, есть и что морозить. Вот что значит, женская логика…

  Тем временем весёлый пассат становился слабее, а солнце взбиралось  всё выше и выше. Разрезаем  параллели  «конских широт» и упираемся в жирную линию экватора.

Нептун, встречай!

 

   ЭКВАТОР    Я, как и полагается  активному комсомольцу, принимал самое активное участие в подготовке к празднику.  На палубе суетились тральцы.  Необходимо было соорудить и трон Нептуна и купель. Одно дело - соорудить, а другое  -  найти то, из чего это всё сделать. И находили!  Проще было с инструментами инквизиции.  Огромные алебарды, страшные ножницы  и колодки парикмахера томились в ожидании грешников.  Игральные карты из линолеума,  огромные секиры, рога и хвосты были изготовлены давно.  Всё это накапливалось от праздника к празднику и хранилось в многочисленных каморках боцмана.  Это словно ёлочные игрушки в обычном доме, которые накапливаются годами.  Коллекцию нашего сезона  пополнили ужасные черепа, вырезанные точилой-Толяшиком  из пенопласта спасательных жилетов.  И пускай в  трудный час кому то не хватит этих трёх жилетов, зато у нас есть прекрасный реквизит!  Будем считать, что черепа - это черепа именно тех, кому не хватило… И кто знает, может быть те, кому хватило, им позавидуют. В конце концов,  в любых неприятностях можно найти хорошие моменты. В спектакле были заняты все. Нехристей было человек пятнадцать, не больше. Я  был среди них, хотя,  экватор уже пересекал, но пересекал с юга на север.  По закону, такое пересечение, действительным не являлось.  Рыбцех превратился в закулисье.  Точнее, в уборную самобытных актёров  плавучего театра.  Тут наряжали чертей и прочих.  На столе упаковки стояло эмалированное ведро с вином, которое неплохо стимулировало творчество.  Отличной гуашью  я покрывал  тела чертей страшными татуировками.  Как ни странно, настоящих татуировок на  отсыревших шкурах волков   было мало.  Только у ремонтного механика на плече  красовались   якорь со штурвалом, акулы с русалками,  а сверху  висели огромные буквы: «ЕМРПТ».  Всё это обозначало:  «Ейский Морской Рыбопромышленный Техникум».  Труднее всего было разрисовать Мишу-завпрода.  Недаром его называли «мохеровый».  Густая растительность покрывала  почти всё его тело,  лишь круглый живот напоминал поляну среди сказочного леса. Мне этого хватило!  И вот, Миша с гордостью понёс свой живот на палубу.  За ним потянулась остальная нежить.   Пёс Паштет, завидя всю эту толпу, напоминающую дикое африканское племя,  зашёлся лаем!  Правда, как только вислоухий  понял,  что его покровитель и кормилец Паша-борода находится среди  этих самых рогатых дикарей,  весь собачий гнев  обрушился  на нехристей.  Момент, надо сказать,  волнительный!  Я дрожал  не менее других грешников, и  не пёс тому причиной.   Надежда была на то, что  личные связи с чертями давали надежду на лёгкую смерть.  Нептун, в миру технолог Наприенко  Вячеслав Трофимович, с  грозным видом восседал на троне. Рядом находилась  Русалочка, в которой  не трудно было узнать Любу! Её лягушачья мордочка и болотно-зелёные  глаза,  как нельзя лучше, подходила для этой роли. Эту пару властителей океанов и морей  охраняла стража.  Если мы пили лёгкое, перемороженное вино, то Нептун и особо к нему приближённые  пили более крепкие напитки.  Находиться неподвижно на солнце им было сложнее, поэтому стража не держала свои ужасные алебарды, а висела на них. На доклад к Владыке  был вызван капитан  Елисеев. Проще - Елисей. Без особой радости он встал в мазутную лужу перед троном и забубнил обычное приветствие.  Елисеев был из тех, кто не становится старым, а рождается таким.  Он и в детский сад  ходил старым.  Нептуну такой унылый доклад явно не нравился. Если так и дальше пойдёт, то, считай, праздника не было.  Владыка ударил  трезубом  о трон, неожиданно прервав монотонного: - Капитан!  Дай-ка  мне свои часы! Елисеев удивился, но в желании скорее закончить спектакль молча снял и протянул Нептуну свои огромные  котлы. Нептун потряс их, приложил к уху и  кивнул чертям:   -  Я пока подержу эти часики, а вы, черти,  окуните  в купель морехода! И затем пускай он посохнет  в тенёчке.   Черти словно ждали этого! Они подхватили капитана и поволокли  в купель, которая была сделана ближе к корме из огромного куска брезента. Я заметил только мелькнувшую над рогатой толпой огромную, белоснежную фуражку… Капитана больше у нас не было. Первый помощник, который стоял в первых рядах, боком, боком, но перебрался на  более безопасную,  шлюпочную палубу.  И понеслось!  Все поняли, кто тут главный.  Владыка грозно заговорил: Моряки вы неплохие, Знают все, что вы лихие, ОкиЯны и моря, Бороздили вы не зря …   Только, чтобы дальше плыть   И с Удачей рядом быть,   Чтоб нигде не утопиться,   Надо бы вам окреститься! Тут он обратился к Подхалиму: -Список «нехристей» готов? Подхалим  угодливо и  громким шёпотом: - Конечно, конечно, мой господин! Владыка выдохнул: - Всех крестить без лишних слов!... Лучше  один раз выпить, чем сто раз понюхать! Перед троном Нептуна была налита огромная мазутная лужа, куда нехристей ставили на колени. Явиться в обносках или в грязном тряпье считалось моветоном!  Скоморох не внял предупреждениям, в результате чего, черти  затащили упрямого  в его же каюту, перерыли весь его чемодан и приодели, словно жениха на свадьбу. Что было дальше с костюмчиком, не трудно догадаться. Нептун  задавал  всем  один простой вопрос:  «Зачем ты сюда явился?».  В ответ лопотали кто что!  Трал-мастер Семён Чепинога, который  шёл первый свой рейс, пытался всех убедить, что ищет романтику.  Когда его подвели к  чистилище, он безусловно понял, что находится  на верном пути!  Согласитесь, очень романтично  проползти через чистилище, в то время,  как  твои, так сказать, романтики-товарищи щедро поливают  тебя  отработкой масла  нашего главного дизеля.  Чопык решил схитрить и  загнул речь о любви к Родине!  Черти, сообразив,  что это надолго, оттащили его  к парикмахеру.  Не сразу, но  многие заметили, что вывеска: «Паликмахер Елисей! Стрижка-брижка и завивка волосей!» задевала самолюбие нашего капитана Елисеева.   Парикмахер Кандыбей в  халате, который напоминал  халат мясника, ставил  грешника опять же на колени,  придавив  его шею колодками.  Голова  несчастного  посыпалась мукой и  смазывалась литолом –  стрижка готова.  Следующий! Колодки клацали вновь.  Крестильный конвейер набирал обороты! Все участники этого процесса знали, что им делать. Если не знали, то им подсказывала Русалка: - Черти!  Напомните  мне ширину палубы в спичках!   И вот уже очередной  горемыка с дрожащими руками под присмотром злобного чёрта ползёт по палубе со спичками.  Знаете, сколько? 340… не считая поломанных.  - Черти! – опять звенел нежный голосок. - А кто у нас сегодня катает яйцо? И тут же кто-то катит варёное яйцо носом…Между прочим, очень страшное испытание. Не верите – попробуйте.  А знаете, сколько полосок на тельняшке? Я насчитал 64.. И не угадал! Их две – белая и чёрная.

Пожалуйста Войдите или Зарегистрируйтесь чтобы увидеть скрытый текст

 

Пожалуйста Войдите или Зарегистрируйтесь чтобы увидеть скрытый текст

  134.19К   0 Количество загрузок: Хуже, когда Русалка захочет конфетку! Тоже древняя казнь. Конфетка спрятана в  большой  миске с мукой. Грешнику заламывают руки назад, и он зубами должен найти сладость. А  если поиграть вам огромными картами на животе? А как вам печать на ягодицу: «Годен. Нептун»,  деревянной киянкой? Вот такие шуточки у взрослых людей.  Меня  окрестили быстро, хотя  детские счастливые годы растревожили мою память.  После купели я стал обычным зрителем.   Паштета пришлось привязать!  Он тоже вошёл в роль и серьёзно грызанул  за штанину одного из нехристей.  Пёс обиделся, но смирился.  Пострадавшего «полечили» стаканом вина. Пусть ценит! Других лечили стаканчиком забортной воды.  Издевательства можно выдумывать до бесконечности. Тут всё зависит от количества духовного стыда нашей совести.  У нас  этого не было. Точнее, может быть,  всё это было, только  мы не знали, как  всем этим пользоваться.   Жаль, конечно, но надо было уложиться до праздничного ужина. Алуся оказалась гвоздём программы!  Глядя на  вакханалию, которая творилась вокруг,  Алуся  поверила в реальность происходящего и сама грохнулась на колени перед уже хмельным в хлам Владыкой: - Товарищ Нептун!  Христом Богом прошу, помоги мне найти  мужа  доброго! Сын у меня, шесть лет!  Говорит,  мамка, домой без нового папки не пущу… Черти на мгновение отвлеклись от своих жертв!  Тот, кто катил носом яйцо, воспользовавшись замешательством, быстро разбил его, отчистил и съел – яиц больше не было.  Нептун не  растерялся: - Дочь моя! – с любовью в голосе затрубил он. – Встань  и покажи  моим чертям-мОлодцам прелесть  тела твоего  молодого!   Алуся подскочила и рванула пуговицы своего халатика… Перед замершей толпой разрисованных и одуревших идиотов в одном купальничке  стояла, пускай не красавица,  но стройная молодая женщина.  Ладошками, перепачканными мазутом, она поправляла прядь своих светлых волос.  Её коленки тоже были в мазуте, и я  с грустью ожидал смех… Да, она хотела замуж, и что в этом смешного?  И что смешного в том, что  она хотела найти того, кто станет отцом её мальчику? Баба просит себе бабьего счастья, что в этом удивительного? И у кого его тут ещё просить? Конечно, у Нептуна… Русалка,  очевидно не желая лишней конкуренции,  топнула ногой:   - В купель её!   Звездочёт-Тулип очнулся первым! Он бросил свою картонную подзорную трубу,  подхватил на руки  Алусю и вместе с ней кувыркнулся в бассейн. Вода вскипела! Через мгновение  на палубу мокрой тряпочкой  вылетел  Алусин лифчик.  Рядом - мокрой жабкой шлёпнулась сама Алуся… Быстро подскочив,   с криком: «Дураки вы все!»  она шустро пробежала  через  толпу.  Следом,  размахивая трофеем-лифчиком, в мокрой островерхой шапке со звёздами,  скакал Звездочёт-Тулип: - Алуся! Любую звезду с неба достану, только дай...   Что должна была Алуся дать Тулипу,  история умолчала…Я знаю точно, что Тулип ничего от неё не получил. Может, звёзды мелкими оказались? Впрочем, кто получил и что, вы уже знаете.

Как говорится, праздник продолжился за столом. Самое вкусное было сделано  руками Анны Гавриловны и её помощницы Алуси! В условиях, когда  не «сделаешь» базар», они творили чудеса.  Сухое вино помогла быстрее позабыть обиды на чертей. Пили и знали, что  уже долго его нам никто не нальёт. Увы! Мы спешили на юг, где десятки таких же, как наш «Сапун-Гора»,  цедили своими тралами воды Атлантики. Тоненькие ниточки параллелей  продолжали рваться под  напором форштевня .  Мы, по  дуге  планеты скатывались  от родного дома всё  дальше и дальше.

Впрочем, где у меня этот родной дом?  Сейчас он у меня под звёздами Южного Креста. А где он у меня будет завтра?  Внутренний голос шепнул: «Под звёздами Большой  Медведицы…» Не поверите, но я к нему не прислушался… А зря!  

  *

[Gunescape]

И снова ЗДОРОВО!!!

[Санек80]

Готов Читать с ВОСТОРГОМ!!! СПАСИБО Сергей.

...и Стихи...

Сообщение отредактировал Санек80: 01 November 2016 - 10:57

[Смолкин Владимир]

С-чёлк… и мы остались в истории…

А в тельнике было бы круче.....

[гудым]

           ПРОМЫСЕЛ

 

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] В районе промысла мы появились  рано утром.  «Сапун»  поприветствовал всех коротким гудком, и начались трудовые будни.  Правда,  чувство  такое, что, словно и не было этих  шальных  дней под красивым   названием «межрейсовый отдых».
  Развернувшись по волне,  привычно  заняли своё место в срою. Таких, как мы, много, и  всем нужен план. Толкотня неимоверная.  Ночью огней – что в центре столицы.  Штурмана и капитаны, словно извозчики одесских пролёток, с криком в эфире: «Поберегись, я еду!»  гонят свои траулера  к победе в социалистических соревнованиях.  Все морские правила судоходства сводились к одному:  «У кого трал за бортом, тот и прав». Самыми наглыми  признаны  мурманчане и калининградцы, самыми смешливыми – одесситы.    Мы в этой толпе – самые героические!  Все  ругаются, а значит,  заняты делом.   Только с  грузинского «Тбилиси»  доносится:
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?
   Говорят, что уже три дня поют.   Очевидно,  у кого-то день рождения.

   Наш кормилец трал замер на палубе,  ожидая команды.  Согласно обычаю, капитан должен лично вложить в куток  бутылку водки  и лично затянуть гайтян.  Всё это за него сделал старший трал-мастер.  Авторитет Елисеева стремительно падал, но это его не волновало.  Тральцы привычно суетились, но ничего лишнего в этой суете не было. Паштет замер под лебёдкой и любовался работой своего покровителя  Паши-бороды.
   Я, как и многие, стоял на шлюпочной палубе. Рядом, в своём чистеньком халатике, стояла Люба. Мой взгляд, попрыгав по палубе, перескочил на вырез халатика. Люба почувствовала это, и вырез стал больше.  Я привычно хотел повесить  взгляд  на значок «ВЛКСМ.  Ленинский зачёт».  Но его не было!
   - А значок где? – вроде бы как безразлично спросил я,  но только лишь затем, чтобы заглушить удары сердца.
   - Не знаю? – хитро улыбнулась Люба. – Потеряла, наверное…
   Трал радостно скользнул  по слипу в родную ему стихию.  Я  свободен до тех пор, пока в трюм не пойдут первые паки.  Цех  тоже  замер в ожидании – никаких сбоев не должно было быть,  хотя все слегка волновались. Мастер Кандыбей заметил меня там, где я быть не должен:
   - Тебе делать нечего? Сейчас я найду тебе занятие…
   Только этого мне не хватало! Жаль, но мой круиз закончился.

   На выборку первого трала собралась толпа зевак.  Как  ни угрожал мне Кандыбей, но я был среди них.  Долгожданный визг лебёдки:
   - Зззззззз-Ыть — перехват правой турачкой, и Паша бежит на исходную к правой турачке.
   - Зззззззз-Ыть — перехват левой. К левой турачке бежит Гоша Чунинский.  [/color][/font]

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] Теперь он тралец, а я на его месте в трюме.  Обидно! Но Гоша дольше  моего  ожиданием томился.
   - ЗЗЗЗЗЗЗЗ-УХ.. – трал на борту!
     Рыбы - не более тонны,  хотя  это сейчас  неважно. Важнее проверка боевого духа личного состава и жизнеспособность железных механизмов. 

   Тральцы  колдуют с  тралом.  Развязали гайтян и теперь ищут то, что символизировало щедрый  подарок Нептуну – бутылку с водкой.   Наконец,  Тулип распрямился.  В одной руке он держал горлышко с пробочкой , в другой – донышко. Бутылка водки разбилась!  Электромеханик Лосберг Леонид Генрихович  оглядел качающийся горизонт своими обрусачеными, бывшими когда-то  голубыми, арийскими глазами и  поставил свой прогноз:
   - Рыбалки не будет. Можно ехать по домам.
    В этот момент я краем глаза заметил какую-то серую, лёгкую тень. Она быстро  заскользила по палубе к  сетевому трюму. Паштет, который стоял у неё на пути, взвизгнул и спрятался под лебёдкой. Тень  юркнула в трюм, Паштет выбрался их своего укрытия и грозно рычал.

   Генрихович  - старейший моряк нашего экипажа.  В  1960-м  он помогал  капитану Алексею Солянику заработать второй орден Ленина, а в 1972-м  принимал  наш «Сапун» в Германии, так что, просто так он говорить ничего не будет.  Он вообще, просто так никогда  и ничего не говорит.  Когда-то, при разговоре,  я обронил, мол, Соляник бабник  и женат два раза.  Генрихович промолчал, а  на следующий  день затащил меня в укромный уголок и зашипел:
   - У тебя, салаги, ещё нос не дорос, чтобы о Солянике слухи разносить! И при мне даже имени его не произноси!  Оторву всё лишнее – сикать  будешь рядом  с Алусей.
   Я, конечно, не испугался, но обидно стало до красноты.  Генрихович  на прощание уже миролюбиво добавил:
   - У моего  капитана Соляника – на слове «моего» он сделал ударение -   жену звали Светлана, и у его старшего сына  тоже была Светлана.  Вот и чешут языки, мол, одна моложе другой,  и одна другой краше.   Но не любовницу брал он в рейс, а свою жену. Всё понял?
   - Яволь, майн фюрер! – попытался я пошутить.
   Генрихович  потрепал меня, словно этот самый  фюрер по щеке, и усмехнулся:
    -  Ушами мух не лови.
    А что вы думали? Суровый мужик… Но прав.

    Несмотря на нехорошие предзнаменования, рыбалка пошла! Тралы [/color][/font][font="'times new roman cyr', serif;"]приносили добычу. Рыбцех  её  морозил. Паки  сыпались ко мне в трюм.  Я сновал челноком, забивая всё свободное пространство.  Вот такой незатейливый [color=#000000;]процесс.  Зато могилки с крестиками на  моём календаре  уже почти  весь февраль превратили в кладбище усопших дней,
    Пёс Паштет нёс вахту с Пашей-бородой, не покидая его ни на минуту. Вскоре стало понятно,  что Паштет по национальности  болгарин.  Выяснилось это неожиданно, но просто. Помните бидончик   ракии, который болгары  подарили нашему Валере Янину?  Бидончик так и хранился  в уютном форпике.   Время от времени боцман  тайком открывал его, наслаждался сохранившимся ароматом и закрывал снова. Про это прознали другие ценители волшебных  флюидов  и стали преследовать эгоиста: «Боцман, дай понюхать!...»  И так было до тех пор, пока на запах не прибежал Паштет.  Стоя возле люка боцманского убежища, он  тоскливо завыл.  Янин понял, в чём дело, и вытащил бидончик на палубу.  Паштет тоже помнил этот аромат!    Очевидно, пёс отстал от своего траулера, которым,  несомненно,  был «Пингвин».   Бедняга  бродил по причалам Пальмаса,  пока не нашёл наш траулер.

   Своим открытием боцман поделился с тральцами.   В доказательство он притащил ароматный вещьдок.  Затем провели следственный эксперимент:  открыли  бидончик – пёс заскулил. Закрыли – пёс замолчал. 
   Пока Паша-борода гладил собаку и приговаривал: «Бедный мой братушка», Тулип, в это время,  убеждал боцмана  в том, что именно сейчас  этот  бидончик очень хорошо подойдёт под бражку.  Бражку мог поставить только тот, кто имел не только бидончик, но и доступ к сахару.  У боцмана был и бидончик и сахар, но не было компании и он, конечно, согласился.  В одиночку можно пить, что угодно, но только не бражку! Бражникам нужен коллектив.

   Носовой трюм это  твиндек – то, что под палубой и, собственно, трюм.  Если бегать по твиндеку, то бегаешь по решётке и видишь всё, что внизу. Зато внизу деревянные пайолы. По ним бегать приятнее.  Паки скользят  по жёлобу, я  кидаю их на плечо и бегу выкладывать ровные рядочки.  Можно петь,  можно кричать – никто тебя не увидит и не услышит.  Когда цех работал в нормальном режиме, то я успевал читать.  В прошлый рейс я перед сном читал  «Пан Володыевский»  Генриха Сенкевича. Теперь усложнил задачу!  Читаю «Огнём и мечём», но, стоя в трюме на морозе.  Шесть паков я могу раскидать быстро, поэтому пока они прилетят – я читаю.
«….От костра, дразня обоняние и аппетит, потянулся уже запах жареного. Солдат извлек мясо из огня и подал на оловянном блюде. Стали есть, а когда принесен был изрядный мех молдаванского вина…».  Раскидываю шесть паков, глотаю слюну,  читаю дальше и вдруг слышу:
   - А вслух?
    Машинально глянул в сторону трапа – нет никого. Но прямо передо мной, на том же самом паке, где лежит книга,  прямо перед моим носом сидит маленькое существо… И что теперь мне делать? Упасть и закрыть глаза?  Старичок –трюмовичок,  - догадался я! Мне  о них и раньше рассказывали. Думал, байки… Или  я уже  на всю голову поехал?
    - Ты кто? -  тихонько спрашиваю, а самому кажется, что меня кто-то разыгрывает.
Потихоньку руку протягиваю.  Старичок, словно из воздуха, начинает дрожать и растворятся.. Руку убрал – опять появился.  Я не шучу! Подобное видел Беня в катакомбах. Тогда все сказали, мол, надо меньше пить. А кто пил? Мы детьми почти были.  Ну, не совсем детьми… Ну, выпили малость. Оглядываюсь по сторонам  - нет никого!  Трюмовичок  сидит, улыбается:
  - Читай!
  Паков уже насыпалось, что читать некогда.  Пока я бегал, трюмовичок взобрался на паки с «филе скумбрии».  Её мало, и  она сложена в стороне.  Трюмовичок  свесил с паков свои коротюсенькие ножки и смеётся:
     - Напарник твой колхозник, а не моряк. Малость качнёт и вся эта «скумбрия» завалится.
    Действительно, стопку эту Олег нагородил  и действительно криво.
    - А ты раздолбай его!  - не унимается существо.[/color][/font]

   Я начинаю злиться:

- Умник, откуда ты тут взялся?

[color=#000000;][font="'times new roman cyr', serif;"] - В Пальмасе к вам подсел. И Живко к вам, тоже я привёл. Пёс ваш - его Живко зовут, а не Паштет..  
    Лицо  Трюмовичка   всё заросшее  до самых глаз рыжей, пушистой бородой. Нос, словно маленькая картошечка,  торчит из этого стожка.   Всем своим видом он напоминал  наших тральцов.  Поверх тёплого свитера надет  такой же, как и у них, жилет,  и маленький нож болтается на боку.  Его голову грела  солдатская  шапка-ушанка  с опущенными ушами.  И что я вижу?.... Там, где должна быть звезда,  блестит значок «ВЛКСМ. Ленинский зачёт».
    Читать  Сенкевича расхотелось. Кидаю паки, а сам думаю, что надо бы  не паки таскать, а в больничку бежать.   Причём, бежать вприпрыжку! Трёмовичок  ручки за спину заложил,  по инею сапожками похрустывает и тихонечко приговаривает:
    - Я у вас до первого перегруза и на другой траулер уйду. Уа-Хо тут у вас поселился. Всем уходить надо.
    - Что такое Уа-Хо? – спрашиваю, словно сам с собой разговариваю.
    - Дух такой! Он рыбу   Ладумбы охраняет… Не даст вам рыбалки.  А меня если поймает, то слопает и не подавиться.  Так что, я на перегрузе на строп и – на базу.  Там полно траулеров ошвартовано. Найду посудину  поприличнее…
   Я молчу! Одна надежда на то, что всё-таки разыгрывают!  Но как??  А бог его знает, как. Но, если розыгрыш, то  начнёшь болтать,  потом засмеют от пяток до макушки.  Механически кидаю паки, а сам глазами по сторонам шарю… Кроме меня и Трюмовичка, нет никого!  Не выдержал и спрашиваю тихонечко:
   - А кто такой  Ладумба?
   -  Не кто, а что! Племя такое африканское! Злобные там все,  и духи у них злобные.  Говорю же,  дух  Уа-Хо рыбу их сторожит. Чужих рыбаков запросто извести может!
    Намибия была рядом – рукой подать. Мы работаем  на её шельфе. После недавнего введения двухсот мильных зон это называется «экономическая необходимость».
   -  Нам разрешено работать у них в огороде! – возмутился я
   - Уа-Хо этого не знает! – мудро заметил  Трюмовичок. – Не там вы трал поставили, не там!
   Время идёт, а у меня никаких вариантов!   Зато получил ценный совет:
   - Если на хек работать уйдёте, то  в нос его сложи. Его совсем мало будет. У вас теперь вообще всего мало будет.
   - А ты не каркай, а то дети каркушами будут.
   Старичок смехом зашёлся:
   - Каркушами? Это как??
   - Каком кверху!

   Наконец,  прилетел пак с нарисованным мелом  огромным крестом.  Это означает - конец вахты… Трюмовичка не вижу.  Забрал книгу и медленно поднимаюсь по вертикальному трапу. Мыслей вообще никаких нет! Точнее, они, словно мошка, крутятся вокруг головы, но внутрь не проникают.  Вышел в коридор, думаю, ну сейчас толпа  смеяться начнёт. Но нет никого! В раздевалке – тоже всё, как обычно.
   Я понимаю, что услышав подобные рассказы, можно  указать на меня и покрутить пальцем у виска.   Но что-либо доказывать я не собираюсь.  Тут маленьких нет, и сказки мне не заказывали.   Одно я знаю наверняка – я верю своим глазам и доверяю своему разуму.  Всё, что я видел, это физика, которую ни вам, ни мне понять не дано.   Или кто-то думает, что люди тысячелетиями сталкиваются с подобным, но всё это выдумки?  Пусть думают, если думать не больно.

   На 23 февраля нас поздравили стаканчиком винца, но я его отдал Тулипу. Тот молча его выпил. Я ему:
    - А что надо сказать?
    Тулип вытер рукавом мокрые губы и хитро воскликнул:
    - Дай ещё!..
   Вот так и живём.  Трал за бортом.  «Сапун-Гора», неваляшкой переваливаясь с борта на борт, торопится  догнать косяк скумбрии.  Николай Кретинин уже связался с Пальмасом и обговаривает условия выгодной для нас сделки.  Все чем-то озабочены, и все чего-то ждут. И только я, словно плыву по течению, понимая, что барахтаться – только силы тратить.  Впервые я стал задумываться над тем, что такое Судьба. [/color][/font]

[Лексаныч]

Дальше давай, не томи.

Хорошо!