Перейти к содержанию

Рекомендуемые сообщения

И в мирных житейских буднях есть

 

место подвигу — это служение

 

Родине, в воспитании защитников

 

Отчизны.

 

 

 

СЛУЖБА РОДИНЕ

 

Сергею постоянно снятся долгие сны самых трудных, но тем самым памятных событий его армейской жизни. В них он встре­чается со своими друзьями, товарищами, сослуживцами, беседу­ет, спорит, смеется. Они вспоминают прожитые годы, события, оставившие неизгладимый след в их жизни.

 

Мысль, как луч, отчетливо высвечивает все, как было.

 

 

 

Начало жизненного пути

 

 

 

В том, пятьдесят шестом году был его первый марш-бросок протяженностью в десять километров. Сергей никогда не бегал на такие длинные дистанции. Рядом с ним бегут его друзья — Вовка Жуков, Борис Болдуев, Валька Щепетов. Вот команда судьи, и в путь по безлюдным улицам северной окраины Кали­нинграда. Вырвался вперед Вовка, еще кто-то, а Сергей не мо­жет так, ему тяжело, ему по его силам надо только добежать до конца, не сойти с дистанции, не подвести команду допризывни­ков своего Центрального района. Борис держится рядом.

 

Вот уже промелькнули столбики с цифрами два, три, пять, семь, восемь, девять километров, скоро конец этому мучению, Борис отстал, а вдалеке появилась спина, убежавшего вперед Вовки.

 

Где-то там впереди уже слышна музыка, вот и финиш. Все. Добежал. Остановился. Хочется дышать, пить. Вон лежит на зем­ле Вовка, над ним склонилась женщина в белом халате. Сергей тоже присел, потом прилег, от усталости закрыл глаза: «Всё! Больше никогда не побегу. Зачем все это?»

 

Теплая, пахучая трава успокоила Сергея, дыхание стало ров­ным, он приподнял голову, затем встал, увидел своих друзей, подошел к ним, почувствовал всеобщую совместную гордость за свою команду, за их маленькую человеческую победу самих над собой, и жизнь заулыбалась, стала прекрасной.

 

 

 

В солдатах

 

 

Команда дежурного по роте «Подъем» поднимает рядового Сергея Волгина с постели, заставляет одеться, получить все, что необходимо солдату для марш-броска: автомат, подсумок с ма­газинами, противогаз, вещмешок и все прочее, и рота, родная ро­та уходит в ночное зимнее утро в декабре тысяча девятьсот пять­десят восьмого года за последние дома небольшого городка Гу­сева Калининградской области.

 

Уже пройдено не счесть сколько километров, давит на плечо ремень автомата, но тут снова команда, в какой уж это раз: «Бегом».

 

- Не могу, — пот застилает глаза Сергею.

 

- Сейчас упаду, - в голове его сверлит предательская мысль.

 

Но он слышит, - Давай автомат, — и чувствует, как Федя Давидюк, солдат третьегодок, отбирает у него автомат, хо­тя сам несет ротный тринадцатикилограммовый пулемет, и свободной рукой тянет за собой.

 

От всего этого становится легче: есть же товарищество, взаи­мопомощь. У Сергея открывается второе дыхание, откуда-то при­ходят в ноги новые силы, и он мычит Феде, -Спасибо, — бе­рет автомат и продолжает бег.

 

 

 

* * *

 

Часовой Сергей Волгин ходит вдоль берега замерзшего озе­ра, охраняет с этой стороны штаб полка, выехавшего на учения. Холодно. Где-то около трех часов ночи. На небе бессчетное ко­личество звезд. Что там на них? Видно, есть же на них жизнь, раз они мерцают.

 

Нестерпимо хочется пить. На ужин давали картошку с селед­кой. Никого нет. Все спит. В штабных машинах тоже тишина. Кругом ни огонька. Там также, видно, все уснули. Что же де­лать?

 

Сергей медленно шагает вдоль кромки берега, выходит на лед, идет по нему, лед не толстый, но крепок. Дойдя до грани­цы мнимого поста, Сергей поворачивает назад, идет то по зем­ле, то по льду.

 

Затем он останавливается и осматривается. Кругом никого. Все тихо. Сергей проходит по льду метров пять от берега, сту­чит кромкой приклада автомата по льду и пробивает его. Снова осматривается, наклоняется и с наслаждением пьет теплую во­ду озера.

 

Через три дня полк возвращается в казармы, а на губах Сер­гея появляются волдыри. Они высыпали вокруг всего рта — это простуда. Он идет в медсанчасть к врачу, который, осмотрев его, посочувствовав, отправляет назад в роту со словами: «Иди, ничем тебе я помочь не могу, это со временем само пройдет».

 

Действительно, через неделю все сходит, но как было больно проталкивать кусок хлеба или ложку с супом в пузыристый рот, сколько было не съедено такой желанной солдатской пищи.

 

 

* * *

 

Сегодня уже третий раз Сергей штурмует эту проклятую сопку, и это второй день подряд. И всего-то надо пройти три километра, но как! — ровно, по струнке.

 

Команда «Газы» застает его в маленькой низине, до сухого места еще метров двадцать, назад и вбок хода нет, и Сергей плюхается в воду, вырывает из сумки противогаз и надевает его маску себе на лицо. Вода проникает в сапоги. Он весь мокрый, ему уже не жарко, а совсем скоро будет и холодно.

 

Слышится команда «Вперед» и рота, лучшая рота мотострел­кового полка поднимается и движется туда, к еще далекой вер­шине. В сапогах Сергея сначала хлюпает вода, потом она куда-то исчезает, снова становится тепло, а затем появляется даже и пот на лице.

 

Вскоре доносится и «Отбой газам», с лиц срываются мешаю­щие дышать противогазы, и наконец-то штурм. Сергей жмет на спусковой курок автомата, расстреливает последние холостые патроны и, как все, падает в изнеможении на землю.

 

Все, конец этой атаке, но через некоторое время надо будет пройти все это снова. Впереди, на следующий день, показатель­ный штурм этой чертовой высоты.

 

 

 

Курсантская жизнь

 

 

 

И снова холодно, снова зима, февраль месяц. Курсант воен­ного училища Сергей Волгин лежит в кузове крытого автомоби­ля вместе со своими товарищами по отделению. Они на учениях. Машины идут целый день. Короткая остановка, вроде получасо­вого привала, которого хватает только, чтобы раздать по куску твердого сала, горбушке черствого хлеба и снова все в движе­нии.

 

Темнота наступила рано. Где-то часов в восемь вечера ко­лонна автомашин остановилась. Все повыпрыгивали из кузовов и стали осматриваться. В свете автомобильных фар виден какой-то большой сарай и около него походная кухня. Хочется очень спать, но наступает раздача желанной пищи: здесь и обед, а так­же и ужин. Вкусно, но больше, чем можешь, нельзя съесть, хо­тя и хочется - привычка.

 

Короткий приятный отдых с полудремой в сарае, и вновь команда «Строиться», и огромная колонна уже пеших людей на­чинает свой путь по заснеженной, разбитой машинами проселоч­ной дороге.

 

Сергей идет в общем строю и, как все, уже не чувствует ни­какой усталости, он спит, механически передвигая ноги, и идет, идет, идет.

 

Хруст снега под сапогами, ни крика, ни команд, вверху звезд­ное небо, и движение спящих повзводно, поротно сотен вооруженных людей.

 

После нескольких часов такого сонного ночного марша на­ступила остановка. Все автоматически стали натыкаться друга на друга, кто-то потом продолжал стоять, а кто-то садился в бес­сознательном состоянии на снег.

 

Послышались различные команды, все начали просыпаться, встряхиваться, а потом стали под командой своих командиров расходиться в разные стороны. Рота Сергея пошла куда-то в по­ле прямо, седьмая влево, а пятая вправо.

 

Уже рассвело. Сергей видел, как куда-то в снежное поле по­шли с командирами рот взводные, а курсанты закурили, стали переговариваться, мечтать о пище.

 

Возвратился командир взвода и отвел взвод немного вперед, к заснеженным кустам и так же, как и командир роты, собрал и увел с собой дальше в поле командиров отделений. Прошло еще немного времени, командиры отделений расставили курсантов по воображаемой линии обороны, метров на десять друг от друга, и приказали окопаться.

 

Сергей достал свою маленькую саперную лопатку и начал создавать в глубоком снегу для себя снежный окоп. Вырыв для себя окопы, курсанты стали рыть траншеи между собой. Все от работы согрелись, стало веселее, послышался смех, шутки.

 

В такой работе прошло часа три. Где-то за спиной уже чув­ствовалась кухня. Потом всех собрали, построили и отвели к ней.

 

Поели с огромным удовольствием, затем снова построили, и Сергей опять оказался в своем снежном окопе. Все прилегли, за­тихли, отдыхая перед неизвестностью.

 

Командир взвода, видя такое, и чтобы никто не замерз, стал обходить своих подчиненных, поднимать их, заставлять топтать­ся на месте, прыгать, бегать.

 

Во второй половине дня все закончилось. Взводы свели в ро­ты, людей накормили, откуда-то появились машины, курсанты загрузились в них и, прижавшись друг к другу, так было теплее, задремали. Машины долго и монотонно, гудя двигателями, пет­ляли по снежным дорогам и только к утру подошли к училищу.

 

 

 

* * *

 

Сергею чаще всего снятся зимние сны, когда очень и очень холодно, и эти постоянно преследующие его учения. Почему-то они всегда проходят в самых неблагоприятных условиях. И сей­час он тоже на них, это в марте 1962 года, в снежных полях под Ульяновском. Он достает из-за пазухи теплое, мягкое резино­вое кольцо, накладывает его на верхний край конца стомилли­метровой трубы, поднимает конец другой трубы, подставляет его к первой: резкое, точное движение — и концы обеих труб в ре­зиновом кольце, затем он накладывает на него состоящий из двух половинок чугунный хомут — всё, другой курсант завер­нет коловоротным ключом гайки на хомуте и стык собран. Пе­реход через шесть метров к другому концу трубы, снова Сергей достает новое резиновое кольцо, и операция повторяется и так всё дальше и дальше.

 

Израсходовав находящийся за пазухой запас колец. Сергей отходит к машине, идущей медленно вдоль прокладываемого трубопровода, оставляя место сборки Федору Шумихину, а сам берет из ящика новые кольца, каждое из которых сначала дер­жит у выхлопной трубы автомашины, и кладет за отворот буш­лата, через некоторое время теперь он меняет Федю, и так про­должается бесконечно долго.

 

Собранный трубопровод уходит все дальше и дальше к свое­му конечному пункту.

 

Потом будет опрессовка воздухом, устранение неисправностей, некачественных мест сборки, снова проверка, и только по­сле всего этого по трубам пойдет нужное для войск горючее, ко­торое заставит двигаться машины, танки, самолеты.

 

Дело. Великое дело тяжелого солдатского труда оправдано конечным результатом. Оно для людей, для достижения цели, для победы.

 

 

 

Служба в Забайкалье

 

 

ЗИЛ-157 — тяжелая ремонтная машина ползет впереди та­кой же по знаменитой Маньчжурской дороге между семьдесят третьим и семьдесят девятым разъездами.

 

За рулем первого — лейтенант Сергей Волгин вместо солда­та-водителя, заболевшего и оставленного на семьдесят третьем. Долг, ответственность за выполнение поставленной задачи за­ставляет его вести машину. Навыки — только двадцать часов училищного курса на автомобиле ГАЗ-51.

 

Руль без гидроусилителя, тяжелый руль ЗИЛа отдает на руки любую ямку или камень, бугорок на дороге. Рядом с Сергеем два рабочих из передвижной бригады: Коля Егоров и Павел Ива­нович Несмеянов, знаменитый сварщик, умеющий варить алюми­ний, а во второй, которую ведет рядовой Кузьмин, слесари Фе­дя Васильев и Саша Несмеянов, брат Павла.

 

Грунтовая, каменисто-песчаная дорога, прямая, как автостра­да, то опускается пологим спуском километра на три, то на столь­ко же поднимается вверх. Это — знаменитые Маньчжурские сопки. Впереди будет Шерловая гора, Борзя, легендарная, воспе­тая в песнях Даурия, а там, в конце пути и Забайкальск-Отпор, за которым таинственный Китай.

 

Слабосильный мотор ЗИЛа натужно ревет, затаскивая маши­ну на вершину сопки, а потом машина сама устремляется вниз. Тогда Сергей ставит рычаг скорости в нейтральное положение и ремонтная летучка, ускоряясь, несется в нижнюю точку бескрай­ней дороги, а он, нажимая на педаль газа, периодически застав­ляет реветь мотор на предельных оборотах без нагрузки, за­ставляя вентилятором охлаждать перегретую воду в радиаторе. В низине Сергей включает четвертую или пятую скорость, и ма­шина сначала легко поднимается вверх, затем скорость все уга­сает и угасает, стрелка прибора нагрева воды ползет вверх: вот шестьдесят, восемьдесят, сто, чуть больше ста, все, вершина и, наконец, спуск.

 

Встречных машин нет, это очень хорошо, для такого водите­ля, как Сергей, они опасны.

 

Через часа полтора — остановка, всеобщий перекур.

 

— Ну, как, лейтенант, устал? — спрашивает Сергея Павел Иванович,

 

— Да, непривычно, — отвечает Сергей.

 

Он лежит на траве и смотрит в безоблачное небо. Сергей до­волен: задачу, поставленную перед ним по ремонту заправочных колонок, мотопомп, сварки участков массовой выдачи горючего в автотранспорт в маньчжурских частях он выполнит.

 

— Все, ребята, поехали. К ужину должны быть на месте, — говорит Сергей.

 

Все расходятся по машинам, и снова дорога, бесконечная лента камня и спрессованного песка, по которой когда-то про­шли тысячи каторжников, среди них были и декабристы.

 

В этой череде подъемов и спусков, на одном из спусков Сер­гей не может никак включить скорость, мотор глохнет, и маши­на, замедляя ход, останавливается.

 

— Сейчас мимо, слева должна пройти вторая, - думает он, - но ее что-то нет.

 

Сергей всматривается в зеркало заднего вида, но нет ее, а шла же.

 

Неожиданно головы всех сидящих в кабине поворачиваются вправо, где мягко, вровень с их машиной, медленно ложится на правый бок задний ЗИЛ.

 

Сергей выскакивает из кабины. Сердце сжимается в тревоге за свершенное, за людей, находящихся в кабине, смотрит, где же они, но через стекло ничего не видно, а тут, откуда-то свер­ху раздается голос солдата-водителя: «Все нормально, това­рищ лейтенант».

 

Все выбираются из кабин, рады, что так хорошо кончилось, теперь думы, как поднять упавший ЗИЛ.

 

Внезапно, о счастье, на дороге появляются два стареньких ЗИС-5 с водителями-бурятами. Они останавливаются, начинают что-то по-своему говорить между собой и потом обращаются к Сергею с предложением оказания помощи.

 

Потом все решают одной машиной тянуть вперед, а второй вбок, обхватив упавшую длинным тросом за кузов.

 

Сергей дает команду, и машины начинают медленно двигать­ся в своих направлениях, поднимая упавший ЗИЛ.

 

Все. ЗИЛ стоит, с ним все в порядке.

 

Большая благодарность всем милым бурятам, затем тщатель­ный осмотр машин, и снова в путь к ждущим их людям, к ра­боте, так необходимой в этих далеких забайкальских гарнизонах.

 

 

* * *

 

— Товарищ лейтенант, рукав сорвало, — слышит Сергей голос Николая Егорова, рабочего, занимающегося подогревом ма­зута посредством передвижного парового котла и следящего за перекачкой его по трубопроводу.

 

Он поворачивается к стоящей на железнодорожном полотне большой семидесяти кубовой цистерне и видит, как струя черно­го густого мазута медленно течет из освободившегося от рукава патрубка нижнего слива железнодорожной цистерны.

 

— Коля! Лезь быстро на цистерну, закрывай нижний слив, — кричит Сергей, а сам мечется, ища, чем бы закрыть освободившийся патрубок, но нигде ничего нет. Тогда он бежит по рас­текающемуся мазуту к сливному патрубку и закрывает его спиной.

 

Сергей чувствует, как давит на него слой жидкости, которая просачивается через бушлат, ткань комбинезона, рубашку, как весь он покрывается липкой пахучей жидкостью.

 

— Все, закрыл, — доносится сверху до него голос Николая. Сергей видит, как тот спрыгивает с лестницы цистерны, и тогда сам отрывается от патрубка. Остатки мазута, скопившиеся в отстойнике, обкатывают Сергея в последний раз, и он, мокрый, черный, отходит от цистерны и стоит, не зная, что делать, по­том говорит Николаю: «Иди, проводи меня до котельной».

 

Они медленно доходят до котельной. Сергей просит Николая принести чистую одежду из его кабинета, а сам снимает с себя все, что на нем есть, и в трусах вбегает в душевую котельной.

 

Спустя час Сергей возвращается к месту слива мазута, ви­дит, как солдаты в откопанную у полотна дороги яму сталкива­ют разлившийся мазут и. убедившись, что перекачка возобнов­лена, уходит домой, чтобы придти в себя и отдохнуть.

 

В Ленинграде

 

 

 

Теперь перед старшим лейтенантом Сергеем Волгиным знаме­нитое Царское Село под Ленинградом.

 

Зимнее январское позднее утро. Колонна лыжников медлен­но, просто шагом уходит на север, в снежные леса.

 

Впереди, прокладывая лыжню в глубоком снегу, идет препо­даватель физподготовки академии майор Гинтс. В молчании, мерном движении проходит час, второй, третий. Сначала было идти легко, хорошо, но затем усталость начинает брать свое, хочется остановиться, постоять, отдохнуть.

 

Наконец остановка. Все сошлись. Кто-то даже закурил.

 

— Ну, что, товарищи, можете самостоятельно возвращаться на базу, — объявляет Гинтс.

 

И по хорошо проложенной лыжне на­чинают скользить быстрые лыжники, стремясь поскорей возвра­титься домой на свою лыжную базу, а потом уехать в Ленинград.

 

Сергей вместе со своим другом Николаем Будилиным нахо­дится где-то в середине длиннющей цепочки и тоже, упорно ра­ботая палками, легко идет по лыжне.

 

Вот и конец, финский домик, где они пьют чай с сахаром, за­тем короткий отдых и возвращение на электричке в огромный город.

 

День, короткий зимний день промелькнул незаметно, как тот лыжник, пробежавший многокилометровый путь за рекордное время по пути домой.

 

 

 

* * *

 

А город, великий хранитель бесценных сокровищ, жил сво­ей жизнью, даря людям радость познания всего прекрасного, что может создать человек.

 

Сергей, гуляя с сыном по историческим местам, у Алексан­дрийского столпа на Дворцовой площади, на Марсовом поле, в Михайловском саду, в Летнем саду, в дворике Пушкина на Мой­ке, 10, подолгу стоял у памятных мест, смотрел и думал: «Ведь здесь же были, ходили знаменитые люди нашего Отечества, тво­рили историю, создавали шедевры архитектуры». Его особенно привлекали картина Айвазовского «Девятый вал», находящаяся на втором этаже Русского музея.

 

Сергей подолгу стоял напротив нее и видел эти прозрачные пенистые волны, они, как естественные, накатывались на него. Сергея тянуло в этот зал, ему постоянно хотелось видеть эту морскую явь, купаться взглядом в бушующих волнах.

 

Ленинград покорил его, и он старался все это его великоле­пие показать сыну, чтобы тот запомнил данную красоту на всюжизнь.

 

 

 

* * *

 

Но жизнь всегда что-то придумывает, заставляет делать то, что не хочешь, но что надо делать для тебя самого, твоего окру­жения, для службы.

 

Леса, поляны Псковщины. Нитка трубопровода протянулась на семьдесят пять километров. Она петляет, проходит через пе­релески, болота, речушки.

 

Сергей идет быстрым шагом, а иногда и совершает неболь­шие пробежки, держа перед трубой зонд, прощупывающий ре­зиновый разделитель, в котором вставлен радиоактивный эле­мент. В наушниках постоянно прослушивается треск, значит разделитель здесь и он проталкивает под давлением воздуха по трубе грязь, воду, он очищает и испытывает собранную трубу.

 

Через каждый час Сергея сменяет инженер трубопроводного батальона, а он садится в кабину движущегося рядом с трубо­проводом автомобиля ГАЗ-66, отдыхает, пьет чай, иногда и дрем­лет.

 

И так посменно они проходят семьдесят пять километров за каких-то восемнадцать часов.

 

После такой работы ноги гудят, хочется спать, и Сергей со своим напарником засыпают в палатке, удовлетворенные выпол­ненным делом, своей добросовестной работой, а по проверен­ному и испытанному трубопроводу пошло горючее, необходи­мое войскам.

 

 

 

* * *

 

— Люда, что-то болит голова. Никогда такого не бывало. Дай что-нибудь.

 

Жена внимательно смотрит на Сергея, потом долго роется в семейной аптечке, достает таблетку анальгина, разламывает ее на две части, одну половинку кладет себе в рот, вторую ему и уходит на общую кухню.

 

Сергей наливает из графина в стакан воды и запивает ею свою долю таблетки.

 

Через какое-то время ему становится что-то неприятно, нача­ли появляться мурашки на руках, захотелось пить. Сергей в тре­воге нервно ходит по комнате, открывает окно, дышит прохлад­ным апрельским воздухом, но неприятное ощущение, зуд, уже не только в руках, но и во всем теле, заставляет его в поисках помощи открыть дверь, выйти в длиннющий коридор шестнадцатикомнатного общежития, сделать два шага и сползти, опира­ясь о стену, на пол. Он еще хочет что-то сказать, но сознание по­кидает его.

 

Сергей открывает глаза и, как в тумане, видит незнакомых людей в белых халатах и где-то за ними лицо жены.

 

— Все в порядке. Он пришел в себя. Теперь ему нужен покой, — это говорит молодой человек, врач «скорой помощи» и затем уходит, забрав с собой всю бригаду.

 

На следующий день Сергей идет к своему курсовому академи­ческому врачу и рассказывает ему, что с ним произошло, но женщина средних лет не верит его рассказу и предлагает при ней выпить таблетку анальгина.

 

— Вы это всерьез? — спрашивает врача Сергей.

 

— Да. Давайте попробуем.

 

— Нет. Извините. Спасибо за такую помощь и совет, — го­ворит Сергей ей и уходит.

 

Только теперь он понял, что это страшная болезнь нашего времени — аллергия на лекарства. Ему суждено болеть, испы­тывая до конца мучения и тяжесть человеческих недугов в не­возможности ослабить их выработанными людьми лекарствами.

 

 

 

В горах Армении

 

 

 

Долг перед Родиной, верность присяге, приказ забрасывает капитана Волгина высоко в горы, в солнечную Армению.

 

Синь неба, чистый, прозрачный воздух, близость звезд, от­даленность от городов и селений сплачивают жителей поднебес­ного военного городка, делают их все чище, откровенней и род­ней.

 

В прекрасное солнечное зимнее воскресное утро Сергей с десятилетним сыном Андреем и с десятком солдат уходит на лы­жах к вершине вечно заснеженной горы Алагёз.

 

Небольшой километровый спуск от своего военного городка, затем прохождение трехкилометровой долины и подъем вверх. Кажется, что до вершины рукой подать, еще немножко, вот-вот она, но нет, слишком высока и порой крута гора.

 

Вверх, вверх, вверх, но хватит, обманчиво все это.

 

— Ребята, пошли назад.

 

Воздух свистит в ушах, в напряжении ноги, Сергей летит за сыном, и так продолжается минут тридцать, пока все не выле­тают на середину долины.

 

Прекрасно. Этого спуска никогда никому не забыть.

 

А вторая по величине гора Армении Алагёз гордо высится над ними, протяни руку — и ты достанешь ее.

 

 

 

* * *

 

Джаджурский перевал. С прекрасными плакучими ивами у родников, журчащих вдоль дороги. Справа откосы гор, слева об­рыв, где-то внизу видна железная дорога. Красиво!

 

Зимой перевал снежен, коварен, страшен.

 

Третий день идет снег. Продуктовая машина с завскладом ча­сти Гришей Кочеряном и солдатом-водителем ушла рано утром, и вот уже шесть часов вечера, а ее все нет.

 

Грише надо всего-то получить в Ленинакане продукты на сол­дат и возвратиться, проехав оттуда сорок километров, в том чис­ле преодолев этот проклятый зимний, заснеженный, ветреный Джаджурский перевал.

 

В десять часов вечера в часть приходит замерзший Гриша Кочерян, - Застряли в колонне машин уже при спуске с пере­вала, с гор сошла небольшая снежная лавина, — сообщает он.

 

— Сергей, давай бери трактор «Беларусь» и иди выручай ма­шину, — говорит Волгину командир части.

 

— Может, гусеничный трактор взять? — спрашивает Сергей.

 

— Нет. Езжай на «Беларуси», он проворней и сам себя может вытащить, да и ковшом, возможно, надо будет поработать.

 

Капитан Сергей Волгин с водителем-трактористом рядовым Батизатом через полчаса уже в пути. Трактор, расчищая путь, выбирается на трассу Спитак-Ленинакан, вот прошли селение под красивым названием Люсахпюр, и начался подъем на пере­вал. Дорога, петляя, уходит все выше и выше. Темно. Идет снег. Его все больше и больше. Справа с гор дует сильный ветер. Кое-где небольшие завалы от сползшего с гор снега.

 

Вот и первая легковая машина. Ее водитель несказанно об­радовался, увидев трактор. Он засуетился, выскочил из своего «Москвича», подал трос, и трактор без труда вытащил его, за­тем счастливый водитель отправился вниз по проложенному «Беларусем» пути.

 

Грузовые, легковые машины, пару автобусов, мужчины и жен­щины, детишки — вес, как чудо, встречали Сергея с Батизатом, порой со слезами на глазах, ведь они были для них избавлени­ем от снежного плена. Это была для них жизнь, а военные — освободители.

 

Наконец-то появился и родной ЗИЛ с солдатом-водителем в кабине.

 

— Как дела, Смирнов? Не замерз?

 

— Нормально, товарищ капитан. Я знал, что вы приедете и выручите.

 

— Езжай в часть, а мы еще немного поработаем. Здесь же люди, дети.

 

Машина медленно уплывает вниз и скрывается в этом снеж­ном под светом фар мареве.

 

И снова расчистка, откапывание даже ковшом машин от снега, вытаскивание их тросом. Проработав так еще часа три, освободив от снежного плена машин сто пятьдесят и убедив­шись, что больше до самой вершины никого нет, Сергей с Батизатом часа в четыре ночи возвращаются в часть, домой, выпол­нив долг военного — спасать людей.

 

Милые люди, армяне, они на всю оставшуюся жизнь запом­нили русских военных, спасших их от снежного заточения, а может быть, кое-кого и от холодной смерти.

 

 

На учениях в Грузии

 

 

 

Теперь Сергей на учениях уже в небольшой грузинской до­лине с красивейшим названием Натахтари.

 

Тепло. Все в зелени и везде дурманящий запах цветов и трав.

 

Расставив палатки, солдаты отдыхают перед завтрашней тя­желой работой: раскладке мягких резинотканевых резервуаров и прокладке для их заполнения горючим трубопровода. А сей­час чудеснейшая ночь.

 

Сергей — дежурный по лагерю. Он обходит посты, осматри­вает, подсвечивая фонариком палатки, подходит к костру, вокруг которого собрались солдаты, которым не спится.

 

На костре ведро с водой, но что это? Оттуда тянет мясным запахом.

 

— Что там? — спрашивает Сергей.

 

— Черепаха.

 

— Что?

 

— Черепаха. Сварим, съедим, вон Гога говорит, что он ел их. Вкусно очень, говорит.

 

Сергей идет дальше. Везде все в порядке. Тихо. Спокойно. Хорошо.

 

Через несколько дней после выполнения поставленной за­дачи, марш на машинах домой. С грузинских долин с мягким, теплым климатом, дорога, петляя, уходит все выше и выше в горы, в прекрасную и суровую Армению.

 

Проехали селение Гер-Гер, в нем наш великий поэт Алек­сандр Сергеевич Пушкин провел ночь, затем подъем на Пуш­кинский перевал — в этих горных лесах на этой дороге, говорят, он встретил повозку с Грибоедовым, потом проезд по многоки­лометровому туннелю и — чудо — сверкающая вершина снеж­ного, двухгорбного Алагеза; небольшой спуск и слева остается третий по величине город Армении Кировакан, а направо снова горы .вот промелькнул элеватор Спитака, крутой горный кань­он, путь дальше вдоль железной дороги и горной речушки Пампак, и, наконец, мы дома.

 

Всех возвратившихся здесь ждут с нетерпением: кого жены и дети, других — солдаты, товарищи, письма, улыбки.

 

Жизнь идет. Люди здесь исполняют преданно и честно свой гра жданский и воинский долг.

 

* * *

 

Как хочется увидеть родную русскую березу, походить по сосновому лесу. Как тянет туда, к нашим низинам, рекам: Вол­ге, Днепру, к родной природе, хотя здесь так красиво: летом чудесные альпийские луга, а зимой сверкающей белизны снег, а воздух, чудо-воздух!

 

 

На учениях в Азербайджане

 

 

И снова учения. Теперь Каспий. Солнечный Азербайджан. Лето. Солнце печет нещадно, не спасает даже близость моря и оно само.

 

Майор Сергей Волгин с сорока выпускниками Азербайджан­ского института нефти и химии имени Азизбекова отдыхает, сидя на берегу после сборки и подачи на танкер резинотканевого трубопровода. Вдали качается на волнах большой морской танкер, к нему по проложенному трубопроводу течет авиацион­ный керосин.

 

Но что это?

 

Разрывается протянутый вместе с трубопроводом стальной трос, а затем рвется трубопровод, и топливо хлещет в море.

 

— Закрывай задвижку, — кричит Сергей солдату, сидящему у концевой задвижки, а сам, вместе с остальными, ведя их за со­бой, бросается в море вытаскивать лопнувший рукав.

 

Потом подходит спущенная с танкера моторная лодка, на которую подается конец запасного рукава вместе с новым тро­сом. Еще какое-то время и подача горючего на танкер возобно­вится.

 

 

 

И снова Грузия – полигон Караязы

 

 

 

Этот выезд в поле для командира части подполковника Вол­гина был самым масштабным, ответственным, опасным и инте­ресным.

 

Холмы, пески грузинского полигона Караязы приняли и раз­местили эшелоны с оборудованием, техникой, людьми и при­бывшую своим ходом большую автомобильную колонну под ко­мандованием Сергея Волгина.

 

Утром, после первой ночи, когда были наспех поставлены па­латки, Сергей, выйдя из своей штабной машины, с изумлением увидел: палатки не стоят, как было вечером, а лежат на спящих людях. Ночной ветер за каких-то полчаса все повалил, разметал и исчез.

 

Но всё в порядке. Построение. Проверка. Завтрак и работа: перевозка со станций имущества прибывающих железнодорож­ных эшелонов, их разгрузка, расстановка, обвязка трубопровод­ной арматурой под залив и слив, потом прием окислителя и го­рючего в эти резервуары и так все это в течение нескольких дней этой трудной, но очень важной подготовительной работы.

 

И, наконец, самая важная, ответственная ночь — залив ба­тальона подвоза ракетного топлива: опасный, регламентирован­ный. В свете фар перекатчиков, заправляемых «Уралов» и «КРАЗов», мелькают люди в спецодежде с противогазами на ли­це, кругом дым от испарения проливов и нейтрализации окислителя.

 

Глубокой ночью, после шести часов наитруднейшей работы, все было кончено.

 

Сергей со своим помощником майором Шестаковым прове­ряет свой личный состав, благодарит всех за выполненную работу и только после этого дает возможность людям отдыхать — спать.

 

Большая, боевая важнейшая работа выполнена успешно.

 

Затем несколько дней уходит на свертывание, вывоз имуще­ства и оборудования, на погрузку в эшелоны и после этого боль­шая большегрузная автомобильная колонна под командованием подполковника Волгина снова в пути, в родные горы Армении, по дорогам Грузии, Азербайджана, к близкому солнцу, к чисто­му воздуху.

 

 

Леса Германии

 

 

С поднебесья, из полюбившейся солнечной Армении, ее пре­красных суровых гор Сергей Волгин в конце семидесятых годов оказался в чистеньких лесах Германии, среди аккуратных полей и высоких сосен.

 

До чего же разнообразна жизнь, как прекрасны наши люди, выносливы и преданны солдаты, сколько всевозможных талан­тов в них, смекалки и доброты.

 

Жизнь, служба, как там, в горах, так и здесь в лесах сближа­ет всех, заставляет жить по законам морали, любить жизнь, свою страну.

 

Как-то Сергей задержался в штабе, что-то писал, к чему-то готовился. Тихо. Работается хорошо. Наступила ночь, ее первый час. В этой спокойной тишине он сначала слышит одиночные автоматные выстрелы, потом короткие очереди, как будто идет отражение какого-то нападения, стреляют часовые всех четырех постов.

 

Сергей выбегает из штаба и видит, как из караульного по­мещения выскакивает начальник караула с двумя солдатами.

 

Волгин говорит рядом стоящему дежурному по части: «Я пойду с ними, а ты принимай доклады, вызови командиров», — и он присоединяется к начальнику караула, бегущему туда, где идет стрельба.

 

Вот и первый пост. Выстрелы уже стихли. Часовой, видя сво­их, поднимается из окопа у постовой вышки и докладывает ко­мандиру - Сергею: «Услышал выстрелы со второго поста и ре­шил поддержать рядового Ганиева, который стоит там».

 

— Не стреляй больше, смотри за лесом, — успокаивает его Сергей, и все бегут дальше.

 

Там, рядовой Ганиев докладывает, что кто-то стрелял по не­му из леса, и он ответил тем же.

 

Сергей оставляет с ним еще одного солдата и уходит к сле­дующему часовому.

 

Все успокаиваются.

 

Возвратясь в штаб, Сергей, прибывшему командиру роты ох­раны, приказывает прочесать местность за периметром.

 

Через два часа местность проверена, никого там не обнару­жено.

 

Так вот бывает.

 

* * *

 

Надо срочно ремонтировать резервуар, накладывать на его огромное днище листы стали, так как электрохимическая кор­розия прострелила в его отдельных местах мелкие отверстия диаметром два-пять миллиметров, через которое утекало горю­чее.

 

Высококвалифицированный сварщик, приехавший из самого Союза, уже три дня сидит без дела, отказывается варить днище этого казематного, подземного, тысячекубового резервуара, бо­ится взрыва паров от ранее хранимого в нем авиационного керо­сина, как в самом резервуаре, так и под его днищем, куда ушло кубов двадцать горючего.

 

Что же делать? Что предпринять? Как заставить сварщика на­чать работу?

 

Сергей после проветривания и промывки резервуара раство­ром шепелина зажигал в нем огонь, но нет, сварщик не решает­ся производить сварочные работы, мотивируя своим главным до­водом: под днищем резервуара есть горючее и оно может при резке и сварке металла взорваться.

 

— Ладно, решает Сергей, — он здесь за все отвечает, он уверен, что все будет нормально, он видел тогда в далеком Забай­калье, на Маньчжурке, как при такой безысходности, сварщик его передвижной ремонтной мастерской Павел Иванович Несмеянов подставлял электрод к отпотине заполненного горючим резер­вуара и накладывал сварочный шов, и течь устранялась.

 

— Алеша, — обращается Сергей, командир части, к ефрейто­ру пожарной команды Алексею Топчаку. — Пойдешь со мной в резервуар, ты мне нужен, я разрежу днище резервуара, чтобы сварщик потом начал сварочные работы.

 

Он видит глаза солдата, его недоумение и нерешительность, но затем слышит ответ, - Пойду, товарищ подполковник.

 

В обед они уходят на техническую территорию, заправляют карбидом газогенератор, опускают ацетиленовый резак через верхний люк в резервуар, туда же спускают несколько порошко­вых огнетушителей. Все готово.

 

— Ну, с Богом, — говорит Сергей и зажигает горелку реза­ка, потом он регулирует пламя, подставляет его к днищу резервуара, ждет, когда металл посветлеет, и открывает кислород.

 

Сергей видит прорезанное отверстие и отводит пламя, нем­ножко ждет, но ничего, все в порядке. Тогда он снова подстав­ляет пламя к днищу, проходит сантиметров сорок вперед, за­тем тридцать вбок, потом назад сорок и вбок тоже, наконец, соединяется с началом резки.

 

Все.

 

— Алеша, давай открывай огнетушитель, охлаждай песком металл, — говорит Сергей солдату.

 

Затем Сергей стучит молотком по куску стали и вытаскивает его. Алеша, открывай еще один огнетушитель, засыпай появив­шееся место из-под плиты.

 

— Прекрасно! Дело сделано, — говорит он солдату.

 

— Спасибо, тебе, Алеша, за преданность мне, за веру в ко­мандира, — благодарит он солдата.

 

Через несколько дней ремонт резервуара был окончен, дни­ще проверено и сам резервуар залит горючим.

 

 

 

Балтийское море – под Калининградом

 

 

 

Теперь студеное Балтийское море, янтарный берег — дейст­вительно янтарный, так как на этом безлюдном берегу Сергей с женой, гуляя по вечерам и в выходные дни, находил выброшен­ные морским прибоем солнечные кусочки янтаря и мутные, но ровные так называемые чертовы пальцы.

 

Как замечательно в этой лесной глуши у моря километрах в сорока от Калининграда, куда не заезжал ни один артист, услы­шать в праздничный вечер, на который собрались все жители военного городка: мужчины, женщины, военные — песни в ис­полнении бывшего студента Рижской консерватории, а теперь солдата части Зейсмуса. Его пение, его концерт без музыкаль­ного сопровождения запал в душу всем. Люди от этого стали добрее, уважительней друг к другу.

 

 

 

Морем из Риги в Калининград

 

 

 

Это море. Оно стало в последнее время постоянно преследо­вать его.

 

Теперь подполковник Сергей Волгин вместе со своими под­чиненными, погрузив машины, оборудование, резервуары в трех донный трюм сухогруза «Степан Халтурин», плывет из Риги в Калининград.

 

Море! Море! Оно вокруг него, его людей, оно плавно подни­мает и опускает корабль, все время от этого какое-то туманное состояние в голове не только у Сергея, да, наверное, у всех остальных, но в душе хорошо, кругом сказочный простор и мор­ской воздух.

 

Море прекрасно, как прекрасны белоснежные русские бере­зы, покрытые сказочным багульником сопки Забайкалья, горы Армении, как прекрасна сама жизнь.

 

Трехдневное плавание закончено, но сколько воспоминаний оно оставило в душах солдат, прапорщиков, офицеров.

 

 

 

В лесах Латвии

 

 

 

Это был второй жилой дом, который строил Сергей хозяйст­венным способом за все долгие годы армейской жизни.

 

В военном городке под Ригой жилья для вновь приезжающих офицеров и прапорщиков нет, так как уволившиеся в запас во­еннослужащие никуда не выехали, не оставили квартиры, ехать-то им некуда, жизнь стала такова, что нигде их не принимают, не прописывают, никому они стали не нужны.

 

В том тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, последнем году его воинской службы, повсюду слышался призыв строить жилье хозяйственным способом, тогда предчувствовались эти худшие времена.

 

Из подчиненных Сергея никто не знал, как строить, как вы­кладывать стены, класть блоки, перекрытия, да все к тому же боялись ответственности.

 

Сергей начал строительство в конца апреля. Он сам лично руко­водил всеми работами: в апреля вырыли котлован, в мае уложили фундаментные блоки, в июне-июле выложили стены и уложили перекрытия, в августе — крыша, подвод к дому воды, тепла, отвод канализации, в сентябре — штукатурные работы, электрификация, установка отопительных батарей, ванн, рако­вин и всего прочего, в октябре — столярка, покраска, оклейка обоев, остекление и асфальтирование вокруг дома.

 

К всеобщему празднику Октября двухэтажный, восьмиквартирный, с лоджиями жилой дом был сдан приемной комиссии. Реальная стоимость составила тридцать шесть тысяч рублей — это только стоимость строительных материалов, а остальное все было сделано руками солдат и офицеров части, подчинен­ных Сергея Волгина. В это трудно поверить, но это было, дом стоит, и в нем живут люди, благодарные тем, кто его построил.

 

Оценка руководства труда Сергея — сначала выговор в ию­не месяце и его снятие по окончании строительства; для сол­дат — отпуска, досрочное увольнение отслуживших свой уста­новленный законом срок службы в запас.

 

К концу ноября часть дома уже была заселена, а к весне следующего года и весь дом.

 

Главное во всем этом — огромная благодарность людей, в каждом из них была мысль, что дом построен для них, отдаю­щих свой воинский долг защите Родины, настигнутых перест­ройкой в ужасных условиях жизни.

 

 

 

* * *

 

Один километр стомиллиметровой трубы вмещает восемь ку­бических метров жидкости, а полуметровой — двести двадцать один куб, а если взять трубу диаметром в один метр, то для за­полнения ее потребуется семьсот восемьдесят кубов.

 

Вот какова сохранность горючего при длительном хранении в неиспользованных трубах большого диаметра газопроводов, и предстояло определить подполковнику Сергею Волгину в 1988 году. Ему со своими подчиненными необходимо было выбранный участок стационарного подземного газопровода диаметром шестьдесят сантиметров заглушить с обеих сторон, прочистить, пропуская из кон­ца в конец капроновый разделитель, и потом с поданных в ту­пик одной из станций вблизи Риги железнодорожных цистерн, проложив от них несколько километров полевого стомиллимет­рового трубопровода, заполнить, все герметично закрыть и оста­вить под давлением на длительное хранение, периодически про­веряя качественное состояние горючего через вваренные в раз­личных точках трубопровода отборочные выводы.

 

Эту важную работу Сергей со своими подчиненными выпол­нил быстро, скрытно и качественно.

 

Теперь, если это потребуется, необходимо с одного конца, где находится разделитель, подать компрессором воздух, то с другого пойдет горючее, ставь раздаточные гребенки и заливай бензовозы или заправляй машины.

 

Данная тяжелая, но интересная творческая работа всем уча­стникам была по душе. Люди знали, что она нужна и военным, и гражданским, это, возможно, будущее в нашей технической, экономической, военной жизни.

 

 

 

* * *

 

Все в нашей жизни имеет конец: и служба, и работа, и жизнь. Сергея все чаще тянет к солдатам. Он больше, чем необходимо, бывает в карауле: сидит, разговаривает, играет в шашки, шах­маты, пьет с ребятами ночной чай, ходит на посты, расспраши­вает их о жизни, мечтах, планах. Если ночью облачное небо и на нем звезды, а их столько на нем, что кажется, будто кто-то с них вот-вот должен прилететь, то Сергей рассказывает солда­там о них, о жизни там, где-то далеко, далеко. Многие из солдат верят, что там где-то есть жизнь и что мы в этом мире не одни.

 

Они, солдаты, все разные, все хорошие, все свои — незави­симо от роста, веса, национальности.

 

Им надо всем еще много и долго жить, учиться, творить и любить.

 

Они — будущее нашей страны.

 

 

 

* * *

 

Сергей смотрит на жен офицеров и прапорщиков военного городка. Нигде, ни в каком слое общества не было и нет до сих пор той верности, преданности друг другу, как в семьях воен­нослужащих.

 

Ведь только они, живущие и прожившие вместе с мужьями, вернее прослужившие вместе с ними в труднейших условиях отдаленных гарнизонов, способны пройти рядом всю жизнь, вы­растить детей.

 

А дети, выросшие в глуши, без ровесников, среди солдат, не посещавшие детские сады, ездившие в школу за десятки и сот­ни километров, никогда не вырастали плохими людьми, не достойными своих родителей.

 

 

 

В запас

 

 

 

Прошло тридцать лет армейской службы, от рядового до под­полковника, от солдата до командира части. Столько лет по ок­раинам огромной великой страны с людьми различных нацио­нальностей, взглядов, убеждений, условий и образа жизни, но никогда не обозначавших и не проявлявших какого-то превос­ходства друг над другом, среди самого лучшего контингента людей — молодежи, солдат.

 

А служба Родине продолжается уже в другом качестве. В этом весь смысл жизни Сергея Волгина.

 

 

 

 

 

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты


Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете написать сейчас и зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, авторизуйтесь, чтобы опубликовать от имени своего аккаунта.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вставлено с форматированием.   Вставить как обычный текст

  Разрешено использовать не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставлять изображения напрямую. Загружайте или вставляйте изображения по ссылке.

  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    • Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу
×
×
  • Создать...