Записки командира взвода

[germanbich]

Когда-то в советское время на складах и базах горючего и ракетного топлива для их охраны были местные стрелковые взвода и роты.

Вот о службе такого командира взвода, о жизни солдат -эта небольшая повесть.

 

Так это было. А в общем хорошее, доброе было время.

 

 

ЗАПИСКИ КОМАНДИРА ВЗВОДА

 

 

В восьмидесятых годах судьба направила меня проходить во­инскую службу вблизи моего города детства и юности Калинин­града.

 

То были прекрасные годы.

 

А какие были люди — солдаты, офицеры!

 

Я расскажу о них в своем небольшом повествовании от имени моего командира взвода, нормального советского офицера.

 

 

-1-

Я — командир отдельного местного стрелкового взвода. Мне двадцать восемь лет, училище закончил шесть лет назад, в долж­ности командира взвода тоже шесть лет, уже старший лейте­нант.

 

В моем подчинении более пятидесяти военнослужащих срочной службы, из них пять сержантов. Мы несем караульную служ­бу, охраняем большой военный склад горючего, постоянно учим­ся, работаем, живем.

 

Сержанты — мои верные помощники, я уверен в них, следят за соблюдением распорядка дня, за чистотой в спальном поме­щении, вокруг расположения взвода, учатся сами, учат подчинен­ных, ходят в караул разводящими, начальниками караула, выпол­няют огромное количество непредвиденных заданий и работ.

 

Скоро двое из них уедут домой, а на их место прибудут новые. Снова, как обычно, будет поначалу очень трудно, но потом все войдет в свою колею, служба пойдет своим чередом.

 

За год, который я здесь, мне много пришлось испытать, по­знать и пережить.

 

Бессонные ночи, бесконечные проверки караула, постоянные, с полной нагрузкой занятия дали свои плоды, и коллектив пошел за мной, поверил в меня. Я узнал все о своих подчиненных, по­знал, чем каждый из них дышит и живет, о чем мечтает. Все они разные и к каждому надо иметь свой подход, свое индивидуаль­ное обращение.

 

У многих из них наступает конец этой тяжелой, солдатской службы, и они бесконечно рады этому. А на их место придут новые, хорошие и плохие, проработавшие в поле и v станка, но таких окажется слишком мало, а в основ­ном будут избалованные, не познавшие труд, не державшие в руках ни тряпки, ни метлы, ничего не умеющие делать ребята: бу­дут среди них и те, кто окончил ПТУ, зараженные бациллой унижения человека человеком и, конечно, студенты, поступившие в институты, проучившиеся в них год, два, приедут ребята со всех уголков нашей огромной страны.

 

Все они равны, независимо от своей национальности, цвета кожи и волос, роста и веса, все они люди, наши простые и труд­ные ребята, отданные нам родителями, для которых их сын - самый умный, самый лучший, самый прекрасный, и никакие авторитеты, чтобы они ни говорили о сыне плохое, не могут поколебать, изме­нить их мнение о нем.

 

 

-2-

 

Часть наша расположена в сорока километрах от большого областного города, совсем близко от холодного Балтийского моря, кругом прекрасные сосновые, лиственные, смешанные участки леса, в ко­торых водится различное зверье: косули, кабаны, лисицы, зайцы и прочая живность.

 

Мне приходится часто видеть доверчивые, любопытные, порой пугливые мордочки косуль, идя по периметру при проверке несе­ния службы часовыми. Увидев людей, они отбегают в сторону и потом долго, с любопытством смотрят, готовые мгновенно скрыть­ся в глубине леса.

 

Прекрасное зрелище.

 

Часовые не стреляют в них. Они предупреждены, что нельзя уничтожать животных, да это им и ни к чему, у нас в части есть свое подсобное хозяйство, в котором куры коровы, свиньи, да ещё есть огород с огурцами, капустой, картошкой и прочей зеленью, отчего солдаты в карауле в виде дополнительного питания получают сало, молоко, огурцы и многое прочее другое.

 

Солдатская служба — тяжелая служба, нужная для страны и самого молодого человека. Здесь он вплотную сближается с людь­ми, коллективом, его заставляют думать не только за себя, но и за других: своё отделение, взвод, часть и страну в целом. Он учится работать на себя, мыть, стирать, убирать, а также на людей, внося свой личный труд в копилку труда коллектива, так что вряд ли правы те, кто говорит, что солдатские годы—потерянные годы. Нет - это не так, это годы становления человека, это годы познания жизни физической и моральной закалки.

 

Конечно, есть категория людей, которых не надо призывать на службу их предназначение музыка, математика и другие тонкие научи. Но это только узкий круг людей, нашей молодежи. Их надо незаметно для них самих отслеживать и вести до выхода на само­стоятельную жизнь.

 

 

-3-

 

Сегодня с утра начались неприятности. Не успев встать, а я пробуждаюсь по привычке рано, меня разбудил телефонный зво­нок дежурного по части с приказом командира части явиться в штаб.

 

Прихожу. Оказывается, часовой, стоящий на втором посту, подстрелил кабана, который, прорвав проволочное ограждение, спокойно прогуливался по охраняемому, хорошо вспаханному пе­риметру.

 

Туша кабана находится в караульном помещении, и ретивая бодрствующая смена приступила к ее разделке.

 

Получаю от командира части приказ: «Разделку кабана прекра­тить, его тушу принести на поляну поближе к опушке леса».

 

Я понимаю мучения командира: если не пресечь данное про­исшествие, то еженощно начнется подстрелка животных, а этого нельзя допустить, так как сразу же станет известно егерю, и он примет соответственно штрафные санкции к части. Еще — очень жаль животных, пускай живут — они наша радость; ну и последнее начнется разложение солдат, служба часового превратится у них в охоту за животными.

 

Полуразделанная туша кабана вот уже здесь, на опушке леса, перед нами, в баке и на носилках. Хорош же все же был кабан, здоровый, с клыками. Рядом стоит тот, кто убил его, а также ко­мандир отделения.

 

Они в присутствии меня и командира части производят торжественное захоронение кабана. Здесь же составляется акт, ко­торый зачитывается и подписывается присутствующими и утверж­дается командиром.

 

Инцидент исчерпан, никто не наказывается, но физический труд моих подчиненных по отрывке могилы для кабана и потом ее за­сыпке и наша простая разъяснительная работа оставили в солдат­ских умах след о ненужности уничтожения животных,

 

В дальнейшем таких случаев подстрелки животных больше ни­когда не было.

 

 

-4-

 

Потом был развод на занятия, и лень прошел, как обычно: построения, занятия, инструктаж караула, отправка его на смену старого караула, и так до самого отбоя.

 

Тяжела все же служба солдатская в моем взводе. Солдат че­рез день-два заступает в караул. Если бы это был полк, то солдат полка находился бы в карауле раз или два в месяц, для него это было бы радостью: идти на выполнение боевой задачи, держать в руках заряженный автомат, он там бы не спал на посту, ему бы казалось, что кто-то следит за ним, хочет проникнуть на охраняе­мый им объект, убить его. Но если солдат заступает, как у нас, постоянно, через день и целый год из своей службы проводит в карауле, то все патриотические чувства, боязнь за свою жизнь притупляются, и он может поспать днем, стоя на вышке, а бывает, ночью, прямо на тропе у часового закроются глаза, и он будет медленно идти в таком состоянии, не замечая никого.

 

Бывает, проверяешь ночью службу часовых, идешь по пери­метру и видишь, часовой движется в сторону от тебя, он идет и спит, а ты осторожно, с сопровождающими тебя людьми, подходишь к не­му, дотрагиваешься до его плеча, он в испуге вздрагивает, хвата­ется за автомат, но ты успокаиваешь его, потом делаешь легкое внушение, а после смены караула, и наказываешь.

 

Я уже теперь ставлю ребят каждый раз на новый пост, чтобы у них было хоть какое-то разнообразие, а через определенный срок они у меня ходят дневальными по взводу или в наряд по сто­ловой, а иногда даю просто день-два отдыха. Нужно же периоди­чески снимать апатию к несению службы в карауле с человеком, дать отдохнуть его притуплённым чувствам.

 

Прошлым летом у меня был такой случай с солдатом Зарубяном, отслужившим всего лишь год. В семь часов утра при смене часовых разводящий не нашел его на посту, только в углу посто­вой вышки лежал автомат и на нем подсумок с двумя снаряжен­ными патронами магазинами.

 

Мы только к вечеру нашли Зарубяна у одного сердобольного дачника, которому он рассказывал страшные сказки о своей служ­бе, а в действительности оказалось, что Зарубяну до чертиков надоело это однообразие в виде постоянного хождения в караул. Он таким способом хотел добиться перевода в другую часть.

 

Потом приезжали родители солдата из далекой Армении, очень сожалели о случившемся, все выискивали негативные сто­роны в нашей жизни, так как за такое грубейшее нарушение их сын должен бы быть привлечен к уголовной ответственности, но так и не смогли найти ничего плохого. В дальнейшем Зарубяну было вынесено прокурорское предупреждение, и к тому же он отсидел десять суток на гарнизонной гауптвахте. Вот сейчас, в на­чале лета, Зарубян тоже вместе со всеми уволится в запас и уедет в свою далекую родную Армению, заканчивая службу хорошо, и даже всем сейчас говорит, что лучше части, чем наша, — нет.

 

-5-

 

Вот и прошла очередная пятница. Завтра суббота, самый хо­роший день недели — баня.

 

Все мы будем мыться: солдаты, прапорщики, офицеры, жены, дети в нашей бане.

 

Это один из самых радостных, с хорошими хлопотами дней в нашей однообразной жизни.

 

Солдаты моются в своем банном отделении, где им можно не только помыться, но и постираться, а мы, жители нашего неболь­шого военного гарнизона, в отдельной, двухточечной душевой. С утра туда пойдут женщины с малыми детьми, а к вечеру и до самой глубокой ночи будут мыться мужчины.

 

Ничего не скажешь, любая помывка, а тем более баня — это очень хорошо, это как бы очищение души и тела от всех прошед­ших тревог и забот.

 

 

-6-

 

А теперь наступило и воскресенье, для всех день отдыха, а для меня один из самых волнительных дней. Мне в этот день обяза­тельно надо сходить во взвод, посмотреть, как там идут дела, организовать воскресные мероприятия, хотя там во взводе посто­янно находится мой верный помощник, заместитель командира взвода старший сержант Белов. А в части еще есть и дежурный по части и к тому же командиром назначен, так называемый от­ветственный.

 

Что же у нас за воскресные мероприятия? Ну, конечно, солда­ты в этот день спят подольше и нет физзарядки. Здесь и про­смотр телевизионных передач, и спортивные игры: футбол, волей­бол, бильярд, настольный теннис. А зачастую солдаты любят про­сто посидеть среди кустов, под деревьями, позагорать, поговорить друг с другом, покурить, ведь все другое — письма родным и де­вушкам все переписаны в карауле, игры в шашки, шахматы, до­мино сыграны или предстоит сыграть там же, а сейчас они про­сто отдыхают, так как вечером многие из них снова заступают в караул.

 

Некоторые ушли в увольнение в близлежащий городок.

 

К обеду первым в это воскресенье возвращается рядовой Бейзель, тихий, скромный парнишка маленького роста, призван­ный из небольшого городка, что на Волге.

 

Он появился на контрольно-пропускном пункте раньше уста­новленного времени конца увольнения, притом весь помятый, по­битый и взволнованный.

 

В увольнение Бейзель отправился еще с двумя своими товарищами, среди которых был рядовой Матов, крепкий, голубоглазый парень, но с заторможенным мышлением, и рядовой Стариков, этот уж совсем неприметный солдат. Все эти ребята были из раз­личных городов нашей страны и до службы в армии все они окон­чили профессионально-технические училища.

 

Примерно год они не ходили в увольнение, не хотели, но, на­конец, решились, пошли, направились в городок, расположенный от нас в пяти километрах, где поели мороженого, сходили в кино, погуляли по парку, и вот первым возвратился рядовой Бейзель.

 

— Что случилось? Почему ты в таком виде? Где остальные?— спрашиваю я его.

 

— В парке мы разошлись, — говорит он, — я пошел на автобусную остановку, что возле водочного магазина, у которого один мужик пристал ко мне, требуя: «Солдат, давай выпьем». Я ему от­вечаю: «Не пью». А он: «Выпьем». Я снова: «Не пью». Тогда он схватил меня за китель и давай бить. Я кое-как вырвался и убежал.

 

К вечеру появился рядовой Матов, но этот был не побитый, а только уж слишком помятый, и к тому же сонный.

 

— А что с тобой? Выпил что ли? С кем?

 

— Выпил пивка, отвечает он, — шел мимо пивного ларька, а у него народу никого, мне очень хотелось пить, вот и выпил пару кружек, а затем потянуло на сон, и я прилег в парке на травку и уснул.

 

— Ну и ну! — удивляюсь не только я, но и в недоумении его друзья и сослуживцы.

 

Чудеса!

 

Под вечер раздается звонок у дежурного по части. Звонок из милиции этого небольшого городка.

 

— Приезжайте, заберите своего солдата, он тут натворил у нас делов.

 

— А он пьян? — задает вопрос дежурный по части.

 

— Да.

 

— А завтра утром можно его забрать?

 

— Можно.

 

Тогда пускай он там у вас в камере задержанных побудет не­много, посидит, проспится, а то нам везти его пьяного надо будет на гарнизонную гауптвахту, что очень далеко, и где еще его могут и не принять.

 

Наутро мне дают машину, и я привожу рядового Старикова в часть.

 

— Ну, а ты, что совершил? — теперь и к нему вопрос.

 

— Ничего. Шел по улице, увидел красивую девушку, подошел к ней разговорились, пошли дальше вместе, а она подзадоривает меня, какой я солдат, все сейчас солдаты всего боятся. И я, чтобы поднять престиж солдата, себя - как мужчины, вскочил не капот, стоящей перед закрытым железнодорожным шлагбаумом авто­машины «Жигули», пробежал по ее крыше, перескочил на сзади стоящий Москвич». Водители этих и других машин выскочили, поймали меня, немного помяли и отвели в милицию.

 

— Выпил?

 

— Да, кружечку пивка.

 

О том, что он совершил, в милиции был оформлен протокол, сумма ущерба составила двести пятьдесят рублей, в основном за помятости и повреждения автомобиля «Жигули», у «Москвича» ничего такого не было, он сделан покрепче.

 

Пришлось Старикову давать телеграмму родителям, просить денег для оплаты за причиненный их сыном ущерб владельцам машин.

 

Ради такого бравого сына, что только не сделаешь. Деньги они выслали, ущерб был возмещен, конфликт исчерпан.

 

— Ну а девушка?

 

Она пошла дальше своей дорогой, может быть, и довольная, что не перевелись еще в нашем обществе рыцари.

 

 

- 7-

 

В части появились молодые солдаты, пятнадцать человек. Я их привез из ближайшего распредпункта поездом. Не нравятся мне такие поездки за ними: когда везешь, то окружающие тебя люди с огромной жалостью смотрят на меня и на них. Служба в армии теряет престижность, а это по вине независящих от нас во­енных, сил, движений, явлений.

 

А они, наши молодые солдатики, все разные. Многие плохо понимают по-русски, есть кто учился в институте. Один очень ин­тересный парнишка, рядовой Ержанов, студент из Ташкента, гово­рит, что падал головой о землю со второго этажа общежития и теперь у него постоянно болит голова; другой, его земляк, тоже такой же, и у него что-то не в порядке с сердцем. Среди ребят на­ходится и настоящий певец из Риги. Его призвали с третьего кур­са рижской консерватории, он даже пел в оперном театре. Еще тут и балерун из Таллинна, успевший до армии окончить балетную школу.

 

Смотрю я на них: ведь это настоящие таланты, будущее нашей страны, но лучше бы им продолжать заниматься искусством, а не стоять через день с автоматом на ремне на посту.

 

Впереди у наших молодых ребят курс молодого воина, потом принятие присяги, а затем трудные солдатские будни.

 

И дни мои заняты знакомством, занятиями с ними.

 

Они живут отдельно от других солдат. Все лучшее, что есть у нас в части, отдано им. Многим из них начало солдатской служ­бы нравится. Обильная пища: мясо, масло, молоко, некоторые этого в таком объеме раньше и не видели. Но тяжело им все так сразу начинать: рано вставать, заниматься физзарядкой, мыть по­лы, мести улицы, грузить мусор — не хочется, но это надо, надо, с этого начинается солдат, трудовой человек.

 

Строевая подготовка — основа основ учебы солдата. Занима­ясь ею, он становится стройным, красивым, вот на занятиях по строевой подготовке молодой человек впервые понимает, как на­до правильно ходить, чтобы тобой любовались люди, у него по­является мужская стать, горделивая осанка.

 

Физическая подготовка. Кто силен, развит — для него она одно удовольствие, а кто слаб — труднейшая задача. Ему хочется стать сильным, ловким, красиво крутиться на перекладине, прыгать иг­раючи через коня, ему мечтается догнать в мастерстве других, встать вровень с ними, перегнать их, и это вполне естественно, это нормально для молодого человека. Физическое воспитание, вполне правильно, является борьбой за здоровье молодого че­ловека, ставшего защитником Отечества,

 

А огневая подготовка. Этот знаменитый автомат Калашникова, С каким огромным удовольствием они разбирают, собирают его. Как ждут начала первых стрельб. Они ведь готовятся и желают быть настоящими воинами, стоять в карауле, охранять часть, за­щищать Родину.

 

-8-

К молодым воинам частенько приезжают папы, мамы, знако­мые, в основном те, кто живет поблизости. Они интересуются их жизнью и очень переживают за судьбу своего родного и самого близкого человека. Приезжают чаще всего по воскресеньям на личных автомашинах и долго-долго сидят в них, подкармливают, расспрашивают, советуют.

 

После такого свидания с родителями рядовой Волянчус, воз­вращаясь в часть, проходя контрольно-пропускной пункт, был остановлен дежурным по части капитаном Зайцевым, которому показались странными уж слишком оттопыренные карманы штанов солдата. Он попросил рядового Волянчуса показать, что в его карманах, и был очень удивлен, когда перед его глазами появи­лась бутылка водки.

 

Отец солдата уже уехал, но обещал сыну приехать в день при­нятия присяги, который должен бы состояться через неделю.

 

Конечно, по этому случаю на контрольно-пропускной пункт был вызван я. Солдат при моем с ним разговоре сообщил мне, что хотел угостить своих товарищей, так как они все давно не видели этого прекрасного напитка и очень просили принести его, ну, а водку привез ему любящий сына отец.

 

Эту бутылку водки солдат Волянчус сам лично разбил перед строем своих товарищей в тот же день. Такой эпизод всегда очень интересен. Когда бьется такая желанная для многих бутылка, то слышишь много шуток и интереснейших высказываний от присут­ствующих. Люди, живые люди, им свойственны свои суждения по любому поводу, притом высказываются различные мнения и суж­дения в силу воспитания каждого видевшего такое зрелище.

 

Но этот случай, как ни странно, получил и дальнейшее продол­жение.

 

День принятия военной присяги. Он проходит всегда торжест­венно и красочно. Все мы в парадной форме. Тут и родители сол­дат, жители нашего военного городка, наши дети. Все с цветами. Играет музыка. Когда идет сам процесс принятия молодыми вои­нами присяги, то в торжественной тишине слышны только взвол­нованные слова текста военной присяги, чеканный стук солдатских сапог, потом волнующее прохождение всей части торжественным маршем и под конец с песней.

 

После всего этого, напоследок, командир части делает отдель­но для молодых воинов и их родителей напутственное обращение, говорит, как вести себя в первом увольнении, так как родители заберут своих сыновей и проведут с ними целый день, а те, к кому никто не приехал, пойдут группой в ближайший городок, походят, побродят, отвлекутся от первых месяцев солдатской службы.

 

Недавно, а точнее 16 мая 1985 года, был опубликован Указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом, началась небывалая борьба с чтим злом по всей стране, было что-то невероятное, и вот командир части, вспомнив случай с рядовым Волянчусом, говоря, как надо вести солдату в увольнении, предупреждая не отмечать такое великое событие с алкоголем, неожиданно спросил:

 

— А родители рядового Волянчуса присутствуют?

 

— Есть,— последовал бодрый ответ отца.

 

— Вот вы дали в то прошлое свое посещение своему сыну бутылку водки, — продолжил командир.

 

— Да дал, ну и что такого, он же просил.

 

— Согласно Указу от 16 мая я должен вас оштрафовать на тридцать рублей, а если я этого не сделаю, то меня должны оштрафовать как руководителя уже на пятьдесят рублей. Я не знаю пока, куда вам внести этот штраф, государство еще не опре­делило этого, но думаю, не будет ошибкой, если вы эти деньги внесете в Фонд мира, мы же все не хотим войны. Вы на машине, съездите в ближайший от нас городок и внесите деньги в сберкас­су, и тогда ваш сын в вашем распоряжении. Указ всеми нами должен быть соблюден.

 

Присутствующие заулыбались, засмеялись, но в основном все были удовлетворены тем, что в части борются с пьянством ре­ально и наглядно, не так, как на заводах и предприятиях, где они работают.

 

Отец Волянчуса минут через пятьдесят привез квитанцию о внесении денег в Фонд мира и, кажется, тоже был очень доволен сложившейся ситуацией и даже благодарил командира части за действенную борьбу с пьянством.

 

 

-9-

 

Я с женой и с сыном занимаю маленькую полутора комнатную квартирку в одном из двухэтажных жилых домов нашей части. Удобства: газ баллонный, вода холодная из скважины части с при­вкусом железа, туалет, но ванной комнаты нет, теплой воды нет, а есть центральное отопление от котельной части.

 

Рядом живет столяр Сидоров с женой. Бывший прапорщик. Он ведет небольшое хозяйство, держит кур, корову, пару поросят. Сидоров очень хороший специалист своего дела, но по субботам — а это начинается после помывки в бане — он прилично выпивает и слушает тоскливые русские песни, включая на полную мощность радиолу.

 

Вокруг наших домов огороды, и у меня он есть, в котором мы с женой ковыряемся по вечерам, теперь это одно из наших лю­бимых занятий.

 

Тихая, мирная, семейная жизнь вдали от больших городов, простая до умопомрачения.

 

Мы — городские люди, нас тянет в город: ходить по магази­нам, кинотеатрам, просто бродить по улицам большого города. А здесь кино в солдатском клубе три раза в неделю, бесплатное, по праздникам концерты художественной самодеятельности наших солдат, многих жителей городка и, конечно, просмотр телепе­редач.

 

Моя жена окончила когда-то медицинский институт, она по профессии врач -стоматолог, в части сейчас работает фельдшером, хорошо, что такая должность есть в штате части. Она дает таб­летки всем, кто здесь живет и служит, ставит отметки о здоровье водителей перед рейсом, лечит зубы тоже всем. Ей из стомато­логической поликлиники привезли старенькое, списанное там зу­боврачебное кресло, и вот она всем лечит зубы. Люди ей за это благодарны. Наш сын постоянно с ней. Отдать его некуда.

 

Материально у нас вроде все хорошо. Вдвоем работаем, как будто бы всего хватает, а когда жена не работала, мы перебива­лись, как говорится, с хлеба на квас. Но ничего — такова жизнь. Не мое это изречение, а одного великого философа.

 

 

-10-

 

Дни идут в постоянных заботах, проверках, занятиях, теперь для меня это стало страшным однообразием. Какой-то водово­рот одного и того же. В такой жизни у меня возникает какой-то страх за то, чтобы ничего не случилось, ничего не произошло, ведь мои люди ежедневно ходят на посты с заряженным ору­жием.

 

Вот наши молодые солдаты пошли в караул. Все как будто хорошо, им это занятие на первых порах нравится. Командир ча­сти, я поздравляем каждого из них с выполнением первой боевой задачи. Они рады этому, пишут письма домой. Они стали настоя­щими солдатами, воинами.

 

Так в такой приподнятой и тревожной обстановке проходит несколько дней, но неожиданно командно части приказывает мне прислать к нему в кабинет двух солдат, Грабутса и Бишерова. Оказывается, один из них написал письмо маме, в котором сообщил, что они в первом своем карауле сошлись на горке, где проходит граница их постов, и никто из командиров их не заметил, а мама сообщила о письме и об этом случае знакомому штабному полковнику, от которого дошло до очень крупного начальника, который позвонил командиру и отчитал его за такое несение его подчиненными караульной службы, на что командир попросил разрешения отдать под суд этих двух молодых солдат, но началь­ник, подумав немного и поняв свою ошибку, отказал командиру в таком разумном решении данного вопроса. Получается так, что мама против своей воли неразумными своими действиями способ­ствовала в осуждении своего сына.

 

На этом инцидент был исчерпан, солдаты поняли, что не все можно писать домой, а то может возникнуть ситуация, когда не­произвольно посадишь сам себя на скамью подсудимых.

 

-11-

Неожиданно в часть приезжает мать рядового Казарского и не одна, а с красивой девушкой, оказавшейся в положении, с про­сьбой отпустить солдата на свое бракосочетание. Конечно, он был отпущен командиром, ведь решались человеческие судьбы, соз­давалась давно оформившаяся семья, должен был родиться но­вый человек, у которого должен быть отец.

 

 

-12-

 

Но у меня снова неприятности: пропал солдат Шумский, при­званный из Паневежиса. Только два раза сходил в караул, а вот перед третьим заступлением он исчез. Прекрасный с виду пар­нишка, голубоглазый, тихий, до армии окончил ПТУ, единственный сын у матери, рос без отца. Он мне нравился, несмотря на то, что до призыва был осужден на полтора года условно за мелкие хи­щения с машин и из машин, нам даже не верилось это, и он гово­рил, что все плохое в прошлом свершалось под влиянием его уличных друзей. Мы его находим быстро, у тети, которая прожи­вала в Калининграде.

 

Расспрашиваем, почему ушел, потом разъясняем, что нельзя уходить, все равно будешь найден, возвращен. О его уходе из части сообщаем матери, а его, соответственно, наказываем. При­чиной своего ухода Шумский выбрал боязнь стоять в одиночестве на посту. Ввиду этого решаем на пост пока его не ставить, а наз­начать только дневальным по взводу и рабочим по столовой.

 

Проходит еще немного времени, и снова Шумский уходит из части, но я опережаю его и встречаю перед домом все той же тети в городе Калининграде.

 

И опять все повторяется; долгие беседы, разъяснения, нака­зания.

 

Шумский теперь говорит, что хочет работать столяром, по сво­ей специальности, и тогда он не будет убегать.

 

Удовлетворяем и эту его просьбу.

 

Но он снова исчезает, уезжает, теперь уже к себе домой в Паневежис.

 

Я еду к нему в этот маленький литовский городок и возвра­щаюсь вместе с ним в часть.

 

Солдаты возмущены: сколько же можно его искать? Когда, наконец, он прекратит мучить их? Предлагается судить его, и делу конец, но вышестоящее начальство, нет не наш командир, прини­мает другое решение: перевести его в другую часть. Пусть помучаются там с ним.

 

Начальник из вышестоящего штаба, который в это время был у нас, изъявляет желание сам отвезти Шумского в ту часть, так как ему по пути, он едет проверять состояние дисциплины в ней.

 

Несколько часов езды на машине проходят у этого начальника в воспитательной беседе с солдатом. По приезде в новую часть началь­ник сдает Шумского командиру части, а на следующий день тот исчезает, подговорив к тому же еще одного солдата.

 

Шумского ищут везде: там, вокруг части, в Паневежисе, где живет его мама, у тети, в нашем Калининграде. Из нашей части отправляется в Паневежис машина с капитаном Крюковым и сол­датами для его поимки и возврата в ряды нашей армии.

 

Через несколько дней Шумский с товарищем по побегу выхо­дит из леса вблизи родного дома, как бы сдается, и его водворя­ют на гарнизонную гауптвахту.

 

Он сидит, а за дело, чтобы его осудить, за все его воинские преступления, берется теперь начальник, который отвозил Шум­ского в другую часть и вел по дороге с ним многочасовую воспи­тательную работу. Но в прокуратуре этому начальнику разъясня­ют: когда солдат без оружия только сбегал домой, то за такое правонарушение еще в нашем округе не был осужден ни один солдат, так что придется отцам - командирами дальше продолжать перевоспитывать этого солдата.

 

А Шумский уходит и с гауптвахты. Теперь уже работники гаупт­вахты спрашивают нас, где его искать, и даже заставляют проводить поиски, но не мы, а они задерживают Шумского, и все там же, у своей тети.

 

Он рвется под трибунал, а его никак не осудят, говорят: «Надо воспитывать». Вот такова наша система, которая поставлена на по­творство разгильдяев и разложение солдат.

 

Отбыв целый месяц на гауптвахте, Шумский появляется снова у нас. Командира заставили взять его к себе в часть. Все, от ко­мандира до солдата и даже жители нашего военного городка, воз­мущены, все в напряжении, думах, что с ним делать, как посту­пить.

 

Чтобы он больше не исчезал, мы с командиром принимаем решение и его одобряют наши солдаты: помещаем Шумского в отдельную комнату в здании дежурного по части, поручив дежур­ному и его помощнику следить за ним.

 

Дни идут. Шумский сидит там, читает уставы, законы, газеты. Его водят в столовую, туалет. В беседах и разговорах со всеми он говорит, что он не хочет служить, лучше ему пойти в дисбат или в тюрьму, так как он боится, что его дружки после службы в армии будут преследовать его. Они-то за преступления, совершаемые вместе с ним, сидят в тюрьме, а он нет.

 

Измучил он всех нас.

 

Наконец-то вышестоящим начальством принимается решение перевести Шумского в другую часть, где есть замполит, мы-то без него не можем перевоспитать, к тому же понять душу солдата, и он, наконец, навсегда покидает нашу часть, но и там он убегает от замполита, а оттуда его направляют в стройбат, где, наконец, после очередного совершения своего побега его отдают под суд и осуждают. Свершилось то, что он сам, и все мы желали. Это надо было сделать давно и не мучить командиров и солдат.

 

 

-13-

Гауптвахты в части нет. Провинившегося солдата, напившегося или уснувшего на посту, отбывать наказание надо вести на гарни­зонную гауптвахту. Обычно сопровождаю такого нарушителя я, командир взвода. Его перед тем, как посадить, необходимо по­мыть, побрить, одеть чуть ли не во все новое, дать сухой паек на сутки, да еще при этом командиру части надо договориться с на­чальником гауптвахты о его приеме.

 

Посадить в наших условиях солдата за явные преступления — есть одно из труднейших занятий, поэтому многие армейские ху­лиганы чувствуют себя порой безнаказанными. Коллектив требует командира посадить его, а мы не можем длительное время осу­ществить это, но ведь воспитательное значение наказания эффек­тивно при моментальных реакциях командования на свершен­ные действия нарушителей.

 

Чтобы как-то выйти из такого положения, мы создали для на­рушителей свой, домашний вид ареста: садили провинившегося в комнату рядом с дежурным по части, где был только стол, стул, а на ночь приносился топчан, и он сидел там в одиночестве, читая только уставы и законы. Кто-то мучился от такого нудного время­препровождения, а кто и радовался, отдыхая от работ и караула.

 

Конечно, это нам как-то помогало.

 

Но уж если нам удавалось посадить нарушителя на гарнизон­ную гауптвахту, то мы стремились посадить его надолго, чтобы, возвратясь, он рассказал о всех прелестях пребывания там.

 

 

-14-

Время летит неумолимо. Лето проходит, а как хорошо летом! Рядом с нами море. Я с солдатами во время занятий по физической подготовке, если позволяет погода, купаюсь в нем. Оно от нас недалеко, всего на расстоянии одного километра. Опасное это занятие — купаться с солдатами в море. Все стремятся в воду, в волны, но многие из них не умеют плавать, да и баловства у ребят много, вот и сидишь на берегу, смотришь за ними, волнуешься, считаешь.

 

Море. Я полюбил его, хотя родом из центральной России. Как-то я был в Ленинграде, зашел в Русский музей и видел в нем на втором этаже большую картину Айвазовского «Девятый вал». Она произвела на меня огромное впечатление. Прозрачная вода, ог­ромная, с белой пеной наверху, просматривающаяся насквозь вол­на, накатывающая на тебя, и тебе кажется, что ты там в этой мор­ской пучине. Захватывающее зрелище.

 

И вот в этот раз день был солнечным, дул слабый ветерок, волны полуметровой величины равномерно накатывались на пес­чаный берег. В таких волнах купаться сказочно приятно. Они бро­сают человека, переворачивают его, кидают то вперед, то тянут назад в море. У нас с женой было свое излюбленное место купа­ния, это там, где поглубже, где берег более обрывистый и покрыт мелкой галькой.

 

Жена с сыном, поплескавшись у самого берега, сидела в два­дцати метрах от воды, играла с ним, а я никак не мог выбраться из моря. Подплыв к берегу, я берусь руками за гальку, хочу вы­ползти на твердое место, но накатившая волна сначала кидает меня вперед, а затем, откатываясь, тянет назад в море. Я хватаюсь за гальку, но и она течет, плывет с моими руками, пальцами на­зад, и снова волна таскает меня туда - сюда. Я отплываю к бую, который совсем недалеко, держусь за него, отдыхая от этой борь­бы, вода теплая, приятная, жена машет мне рукой, требует, чтобы я кончал купаться и выходил из воды. Я кричу в ответ: «Сейчас». Но они не знают, что я не могу выбраться, а просить помощи мне моя гордость не позволяет.

 

Я снова подплываю, подталкиваемый волнами, до берега, хо­чу снова выйти, выползти из воды, но не могу. Волны играют со мной злую шутку.

 

Я оглядываюсь, смотрю на них, выбираю самую большую и, со­брав последние силы, размахивая руками и ногами, помогаю волне выбросить меня подальше на берег, и она, сжалившись надо мной, выбрасывает, но потом снова хочет утянуть меня на­зад, но я всем телом прижимаюсь к гальке, держусь, потом, когда волна спадает, — теперь пол тела вне волны, — я ползу дальше вперед.

 

Я встаю и устало бреду к жене и сыну.

 

Они не догадываются, что я выдержал такой страшный бой с морем, его волнами и победил.

 

 

-15-

 

О море можно говорить и писать бесконечно. О нем и так написано очень много, но мне хочется рассказать о таком случае, который произошел с одним незадачливым рыбаком на его бере­гу. Эти приезжие городские рыбаки чаще всего рыбу ловят с вол­норезов, вбитых в море каменных столбов, уходящих вдаль метров на двадцать — тридцать.

 

Так вот один такой рыбак приехал порыбачить на машине «Жи­гули». Он на ней сначала проехал по твердой кромке песчаного берега выбрал себе подходящее место и начал разворачиваться, для проезда назад, к выбранному месту, повернул налево, кон­чился плотный песок, дал задний ход, задние колеса коснулись воды, рыбак переключился на движение вперед, но двигатель, чего никогда не было, заглох. Рыбак пытался снова завести его, но нет, только натужно долго гудит стартер, прокручивая двига­тель, расходуя зря энергию аккумуляторных батарей.

 

Рыбак вышел из машины открыл капот, начал искать причину неисправности, а волны делали свое дело: накатываясь на берег, они подмывали песок у задних колес. Машина постепенно оседа­ла задом, затем начала пятиться в море, а оно, как что-то огромное, живое, поглощало, втягивало ее в себя.

 

Владелец машины, увидев это, бросил искать причину останов-си двигателя, заметался, забегал вдоль берега, побежал к кустам, дороге, но нигде никого не было. Вдалеке виднелось обсаженное большими деревьями шоссе, по которому довольно редко проез­жали машины.

 

Рыбак метнулся туда. С трудом остановил один из грузовиков, умоляя, уговорил водители и пассажира помочь ему спасти машину. Те согласились. Подъехав к оставленной машине, рыбак не поверил своим глазам: две трети ее уже было в воде.

 

Они выбрали твердое место для грузовика, завели длинный трос и тяжело груженная машина с огромным трудом вырвала из объятий моря и песка дорогой легковой автомобиль.

 

-16-

Скоро у нас праздник — день основания части. В этот день будет небольшое торжество, которое начнется, конечно, с построения части, потом будет праздничный обед, а вечером концерт, в кото­ром примут участие наши ребятишки с песнями и стишками для солдат, и сами солдаты, кто-то из них расскажет стихотворение, другой спляшет под музыку баяна, но у меня, как у всех других есть надежда услышать замечательное пение нашего оперного певца Зеймуса.

 

Мне жаль наших артистов, они все еще у нас в части, хотя и написали рапорты о переводе в ансамбль песни и пляски, который подписал я, командир части, но ответа, приказа о переводе еще нет.

 

Наступил праздничный вечер. Мы, все жители нашего военного городка, кроме наряда и состава караула, собрались в нашем не­большом, уютном клубе, где и начался концерт.

 

На сцену выходят ребятишки, они читают стишки, танцуют, их сменяют солдаты, прапорщики, офицеры, но вот на сцене появ­ляется Зеймус, который запел без музыкального сопро­вождения. Мы с замиранием сердца слушаем замечательные оперные арии князя Игоря, Тореадора и другие на русском языке, затем Зеймус поет плавные, лирические итальянские, неаполитан­ские песни на итальянском языке и заканчивает свой концерт кра­сивыми песнями на латышском языке.

 

Мы сидим, как завороженные. Никогда у нас, здесь, в этой лесной глуши, никто так не пел, не звучал голос настоящего оперного певца, простого солдата. Какая стать, какая осанка, какой голос. Это было сказочно и просто чудесно.

 

Он, Зеймус, давал, видно, свой самый необычный, но самый замечательный концерт в своей жизни. Мы все были потрясены. Выразить словами это для меня невозможно.

 

Через некоторое время поступил приказ о переводе наших артистов в ансамбль песни и пляски Прибалтийского военного округа, и мы, пожелав им всего хорошего, проводили на поезд в их желанное будущее, а нам было грустно, расставятся и в то же время радостно за судьбу наших талантливых сослуживцев.

 

 

-17-

 

Наступила осень. У нас итоговая проверка. Она начинается со строевого смотра. Солдаты, офицеры стоят необычно чистые, опрятные, приятные. Мы готовились к проверке и надеемся сдать ее с положительными результатами. Кто более грамотен, прилежен, тот всегда может стать отличником в ар­мии. Отличник. Сколько написано и рассказано о нем. Такого идеального отличника, как рисуют его нам сверху, по-моему, не бывает и никогда не будет, так как любой человек, как мы знаем, не безгрешен.

 

Наш отличник — это солдат, несущий исправно службу, покор­ный, послушный, хорошо стреляющий из автомата, бегущий и пры­гающий на «отлично», отвечающий на проверке, как написано в Уставах, а главное, не имеющий дисциплинарных взысканий.

 

Дисциплина, о ней всегда много говорится. Она зависит в ос­новном от самого коллектива. Если есть здоровые силы и, как го­ворят, здоровые корни в коллективе и имеется постоянный конт­роль со стороны младших командиров, меня, командира взвода, всех офицеров части, то она будет на должной высоте,

 

В коллективе может быть настоящая дисциплина, а возможна и мнимая.

 

Настоящая дисциплина такая, когда соберет командир отделения своих восемь — десять солдат и скажет нарушителю: «Ты чего рядовой Петров, нарушаешь дисциплину, мешаешь нам, мне жить нормально». — И его поддержат солдаты отделения - то будет в этом маленьком коллективе порядок и дисциплина.

 

Когда один солдат говорит другому: "Ты стой на посту, не спи. Могут же напасть на нас», — тогда тот будет стоять, не спать, не­сти службу, как положено,

 

Когда командир отделения или заместитель командира взво­да вместе с солдатами метет двор от листвы, разгружает вагон, копает яму, а я - командир взвода бегу с ними трёх километровый кросс, ем их пищу — вот тогда будет в подразделении дисциплина и порядок.

 

Если настоящей дисциплины во взводе нет, а есть рукопри­кладство и ругань, и люди постоянно держат в своих руках заряженное оружие, то оно может быть применено обиженным — это очень опасно.

 

Когда живешь в таких, как мы, условиях, то регулятором взаимоотношений между солдатами являются Уставы, справедливость, требовательность, честность, доброжелательность, взаимопонима­ние, дружба.

 

Проверка сдана на «удовлетворительно», и что можно желать ещё большего, если во взводе большой отрыв от занятий: то кто-то болен, а этот является свинарем, тот нештатный повар, ко­му-то надо топить котельную, гражданские кочегары часто запивались и их увольняли, к тому же некоторые солдаты в командировке: бывает частенько подадут вагоны с грузами, и их надо немедленно разгружать, в общем, много причин срыва занятий и отсутствия на них.

 

-18-

 

Я постоянно в части, хорошо, что наш жилой дом находится на территории части, а то бы при такой жизни, может быть и по месяцам, не видел бы жену и сына.

 

Ей, конечно, это не нравится: я все время на службе, получаю мало, неприятностей много, романтика давно у меня и у нее про­шла, я все ещё старший лейтенант. Но что поделаешь, если это моя работа, если я так воспитан, я уже понимаю, что не стану ни генералом, ни маршалом, и уже мне кажется, а к чему мне ими быть, видно, кто сейчас генерал или другой большой чин, он очень мало был в должности командира взвода, роты. Это удел таких людей, как я. Мы очень нужны нашей армии, простые, неприхот­ливые, безропотные, просто простые люди, тянущие свой тяже­лый солдатский груз.

 

 

-19-

 

Кстати, о командировочных солдатах. Вчера привезли из шта­ба округа одного такого, рядового Телепукина, который по про­фессии оказался художником. Он до армии дважды заканчивал школу художников. Почему дважды? Хотел окончить ее с золотой медалью, чтобы без экзаменов поступить в институт.

 

При моем знакомстве с ним, еще тогда, когда я его привез с распределительного пункта, он удивил меня тем, что рассказал о своем увлечении древней историей и ввиду этого, кроме великих Философов древности, Гегеля, Канта и других, он ничего другого практически не читал. Павку Корчагина. Алексея Маресьева он не знал и гово­рил мне, что знать их ему ни к чему.

 

Телепукин после окончания курса молодого бойца был по команде сверху отправлен в штаб округа, где рисовал карты, под­писывал их своим красивым почерком.

 

Что же произошло?

 

Он там жил в маленькой части, там по штату всего-то было пять человек и столько же прикомандированных.

 

Сначала Телепукин попросил у своего штабного начальника разрешения принести в штаб матрац с постельными принадлежностями, чтобы постоянно находиться в штабе, работать и спать там.

 

Это ему разрешили.

 

Потом он обратился, чтобы ему выдали деньги на питание, он не будет питаться в солдатской столовой, а сам начнет в магазине покупать продукты и варить себе еду в штабе округа, то есть не будет терять время на перемещение в часть для приема пищи, тем самым еще больше будет уделять времени работе, рисованию.

 

Через несколько дней, после этой просьбы он попал в психиа­трическое отделение военного госпиталя.

 

«Вылечившись», Телепукин в одну из пятниц возвратился в ту маленькую часть, где проживал, а в воскресенье в эту часть нагря­нул с проверкой полковник-политик и начал проверять воскресную жизнь и быт солдат. Он нашел много несоответствий с Уставом в жизни этого маленького подразделения и, наконец, о, ужас! определил, что там нет групкомсорга, об этом ему доверительно поведал рядовой Телепукин.

 

Политработник доложил своему начальнику, тот немедленно, сейчас же дал нагоняй другому политработнику, отвечающему за эту часть, который уже к вечеру этого же дня приехал туда и про­вел комсомольское собрание, на котором групкомсоргом был избран наш Телепукин.

 

А утром, в понедельник, настоящие командиры разобрались в этом интереснейшем эпизоде, и рядовой Телепукин срочно был возвращен к нам, в свою родную часть, не успев даже сдать свою должность групкомсорга.

 

 

-20-

Раз я коснулся проверок, то и о них надо рассказать.

 

Во время проверок в частях и подразделениях все должно быть образцово, чисто, а это — нежизненно. По-моему, многие приезжающие проверяющие совсем забыли о жизни в низах, это чаще всего относится к штабным проверяющим.

 

Как-то иду я с одним из них днем проверять службу часовых по постам, впереди нас идет разводящий, а за нами солдат из бодрствующей смены. На вышке стоит один из дисциплинированнейших солдат моего взвода рядовой Абрамян, бывший студент Ереванского университета, но у него имеется один физический недостаток: левое веко опущено, так как нарушен левый лицевой нерв — это природный недостаток человека.

 

Днем при несении службы на вышке часовой никаких команд подавать не должен, так как видит, что идет его родной разводя­щий, командир взвода, товарищ-солдат и проверяющий. Он должен при их подходе сойти с вышки и доложить, как проходит служба, конечно, и представиться.

 

И так часовой Абрамян стоит, смотрит на нас, и, когда мы совсем близко подходим к вышке, то он быстро сходит с нее и докладывает разводящему, но проверяющий узрел, что часовой очень поздно сошел, он заметил, что у того был закрыт глаз, значит спал, о чем по приходу в караульное помещение записал в постовой ведомости.

 

А было и такое, что один проверяющий предложил поставить дополнительно телефоны в окопы у постовых вышек, хотя в уста­ве этого не записано, с окопов часовой должен стрелять, ему не­когда звонить.

 

Проверки, конечно, бывают разные, в меньшинстве они помогают нам, а в большинстве только мешают.

 

 

-21-

 

У нас в части есть магазин. Маленький, уютный, с комнатой для солдатского чаепития. Работает в нем жена прапорщика Кашева Ольга Синева, очень вертлявая бабенка. Он уехал в Афга­нистан, а она осталась вот тут у нас торговать. Все необходимое для солдат в магазине есть, и жители военного городка тоже не обижены. Оля раз в неделю привозит из города товар, а такие продукты, как молоко, хлеб, доставляет водитель школьного авто­буса. Утром только необходимо на КПП сделать заказ, оставить деньги, и он все заказанное к обеду привезет.

 

Но и этот магазин принес мне, да и всем нам большие непри­ятности. Рядовой Умаров, часовой, охранявший магазин, был ули­чен в воровстве,

 

Я об этом сейчас расскажу.

 

Умаров всем нам нравился. Живой, общительный, любозна­тельный, он производил хорошее впечатление на меня, команди­ра части, да и на всех его окружающих людей.

 

Видя такое рвение к службе, и по моему личному ходатайству Умаров был допущен приказом по части к охране особо важных объектов части, и в частности, магазина.

 

Однажды, в один из вечеров, когда в магазине был только ко­мандир части, к нему обратилась продавец Оля:

 

— Странные вещи происходят у меня в магазине, — начала она, — перед уходом с работы я все проверяю, осматриваю, за­крываю, опечатываю, потом сдаю под охрану начальнику караула, а утром прихожу в магазин и вижу: вот здесь лежала пачка сига­ет, а теперь ее нет, было в коробке три рубля мелочи, теперь только два, не пойму в чем дело, мерещится, что ли, мне вот так было несколько раз.

 

Они вместе осматривают магазин, его двери, решетки на ок­нах, но ничего подозрительного не находят. Командир части успо­каивает Олю, просит, если такое снова повторится, немедленно обратиться к нему.

 

Через несколько дней она приходит к нему и взволнованно сообщает, что пропало несколько пачек сигарет и еще кое-что по мелочи.

 

Они опять осматривают магазин, снова ничего не обнаружи­вают, и командир части решает посоветоваться с участковым бли­жайшего к части поселка. Тот предлагает обмазать решетки окон специальной пастой, что и делается.

 

Через два дня меня, командира части, вызывает в штаб дежур­ный по части, и, когда я прихожу, он сообщает, что рядовой Умаров, находясь в карауле, придя с поста, начал очень странно себя вести, так как был чем-то непонятным испачкан, все хотел отмыть с себя эту грязь, а она от воды проступала все больше и больше.

 

Я и командир части сразу поняли, что в магазине побывал ря­довой Умаров.

 

— Как же ты туда проник? — спросил командир солдата.

 

— Через форточку.

 

— Чем ее открывал?

 

— Штык-ножом.

 

— А как ты мог пролезть через такие узкие решетчатые щели?

 

— Снимал сапоги, весь сжимался и пролезал, как уж.

 

— Невероятно. Как мог такой парень пролезть через данную решетку, но это факт.

 

В кармане у Умарова обнаружили две пачки сигарет, кусок туалетного мыла, тюбик зубной пасты.

 

- Зачем ты это делал?

 

- Не знаю. Думал, что не поймают, брал-то я совсем мало.

 

- А дома раньше воровал?

 

-Да, но меня не ловили, даже и не подозревали в этом.

Странно. Он из хорошей семьи, мать кандидат наук. Что его толкало на воровство? Ведь из дома он частенько получал деньги для необходимых мелких расходов.

 

Что это? Привычка? Азарт? Необходимость?

 

Появляются представители гарнизонной прокуратуры, ревизо­ры. Они все осматривают, фиксируют актами, протоколами. Реви­зоры определяют небольшую недостачу. Прокуратура не желает возбуждать уголовное дело, ввиду того, что сумма ущерба ни­чтожно мала, а за то, что рядовой Умаров нарушил караульную службу, прокуратура советует посадить его на гауптвахту, так как у них, помимо этого, есть более важные дела и другие тяжкие преступления.

 

Умаров телеграммой сообщает о случившемся домой, и ему родители на следующий день присылают деньги, которыми он покрывает недостачу в магазине, и затем отбывает наказание на гар­низонной гауптвахте.

 

Товарищи не хотят больше служить с вором, они у нас везде пока не в почете, и его от нас переводят в другую часть.

 

 

-22-

 

Ну а теперь можно отвлечься и рассказать о самом прапор­щике Кашеве, муже Ольги.

 

Молодой, низкорослый, коренастый, он представлял собой тип очень деловых людей, все стремился прибрать к своим рукам, что плохо лежит, а потом обменять и, конечно, пропить. Он лич­но изъявил желание поехать в Афганистан, тем самым, как он говорил всем, съездив туда, обеспечит себя и свою семью всем необходимым на всю жизнь.

 

В первый же отпуск Кашев привез жене шубу-афганку, да и немного другого различного барахла. Ольга, конечно, была очень рада от этого, ходила довольная, разнаряженная.

 

Основное время отпуска Кашев провел в изучении разнооб­разных спиртных напитков, тем самым, как он считал, отдыхал, Так отдохнул, все пропил и уехал снова в Афганистан, продол­жать службу.

 

Но вдруг перед Новым годом у нас в городке он снова появ­ляется: оказывается, его за беспробудное пьянство выгнали из армии и выдворили из Афганистана.

 

Теперь он прапорщик запаса и ему надо устроиться на работу, чтобы кормить своим трудом семью: жену и двоих малых ребят. Кашев становится водителем грузового автомобиля на одном из больших заводов Калининграда, но из-за постоянного пьянства его и оттуда вскоре увольняют. Он устраивается на другой завод, тоже водителем. И здесь работает, пьет, деньги жене если и от­дает, то потом отбирает, бывает и не ночует дома. Наконец он совершает авто аварию, и суд присуждает ему платить большую сумму денег за причиненный заводу ущерб.

 

Ольга совсем скисла. Что делать? Как спасти мужа от посто­янного пьянства? Так ведь жить нельзя.

 

Но жизнь все сама расставила по своим местам.

 

Получив как-то получку, Кашев выпил с друзьями по работе, заводскими алкоголиками. Потом прихватил с собой бутылку водки, у пьяниц только первая рюмка, первая бутылка дорогая, сел в по­следний поезд и поехал домой, но свою станцию проспал, со­шел на следующей остановке, а так как ждать поезда в обратную сторону было очень долго, то он побрел по шпалам к своей стан­ции, то есть домой.

 

Пройдя немного, Кашев устал и присел на рельсы отдохнуть, сидя, хлебнул немного из бутылки для бодрости, но сразу не встал, а задремал и потом крепко уснул.

 

А мчавшийся во тьме ночи поезд раздавил, разодрал нашего бывшего прапорщика Кашева.

 

Под утро проходивший мимо местный житель нашел изуродо­ванное, бездыханное тело Кашева, рядом с которым валялась почти полная бутылка проклятой водки.

 

И похоронила Ольга его с нашей помощью, потом стала по­лучать небольшую пенсию на двоих детей, а то, что он был дол­жен государству за ту авто аварию, то оно простило ему.

 

Так бесславно окончилась жизнь прапорщика Кашева, жителя нашего маленького военного городка.

 

 

-23-

Я снова съездил на распределительный пункт и привез новое молодое пополнение. Хорошие попались ребята.

 

Рядовой Лекаревич, недавно окончивший политехнический тех­никум в Калининграде, ему двадцать восемь. Это моя будущая надежда и опора.

 

Вот и рядовой Старков. Он окончил Калининградский техниче­ский институт рыбной промышленности, но в конце срока обуче­ния не прошел военные сборы, поэтому-то Старков будет служить у нас солдатом полтора года. Он женат и имеется шестилетняя дочь.

 

Братья-близнецы Сидиковы из далекого Узбекистана. Они очень слабо говорят по-русски.

 

И еще. У нас в части большое событие: прибыл новый коман­дир части. Он во все вникает, все проверяет, в общем, от этого оставляет у всех нас хорошее впечатление. По ночам командир ходит, как и я, по постам, проверяет службу часовых, подолгу си­дит с бодрствующей сменой, играет с солдатами в шахматы, шашки.

 

А у меня опять все снова повторяется: я учу солдат, они про­ходят курс молодого воина, потом наступает день принятия ими военной присяги, на котором присутствуют родители молодых воинов, и дальше все, как и раньше, молодые солдаты идут в пер­вый раз в караул, стоят на постах нашей части.

 

От этого волнения, тревоги у меня, командира части, у всех офицеров и прапорщиков.

 

Нетерпение у тех, кто должен вскоре уволиться в запас, а это произойдет только тогда, когда молодые солдаты полностью за­менят их.

 

 

-24-

Уже декабрь, стало холодно, дни проходят мгновенно, и этот тоже промелькнул, но вечером произошло непредвиденное.

 

Наш молодой солдат рядовой Машарипов стоял на посту, у постовой вышки и ждал смену. Он был очень взволнован. Только что Машарипов нечаянно, стоя в застекленной вышке, произвел выстрел, который оглушил его и внес сумятицу в мысли: «Сейчас придет смена, уйду с поста, буду сдавать оружие, патроны, а од­ного патрона нет. Что делать? Как объяснить?».

 

Машарипов в смятении.

 

Зажглись лампы освещения периметра.

 

Несмотря на холод, ему жарко.

 

Перед заступлением на пост он все пытался у сержанта Ивасютина узнать, как двигается затвор автомата при выстреле, хотя из автомата уже стрелял и видел это. Сержант, объяснив меха­низм движения затвора, показал это практически и сказал, видя, что Машарипов, что-то его плохо понимает: «Я тебе потом все подробно разъясню. Иди на пост и стой, только не трогай затвор». Но Машарипов тронул, и автомат выстрелил.

 

Наступил час смены караула, смены часовых. К постовой выш­ке приближается цепочка людей. Впереди начальник караула — родной командир отделения сержант Ивасютин. Цепочку останав­ливает громкая, как выстрел в этой морозной лесной тиши, коман­да часового Машарипова:

 

- Стой! Кто идет?

 

Ответ сержанта:

 

- Начальник караула со сменой.

 

— Стой! Кто идет?

 

— Я, сержант Ивасютин.

 

Сержант начинает понимать, что с Машариповым что-то не то. Перед ним, в тридцати метрах стоит солдат в тулупе, с автоматом на плече, который готов к выстрелу.

 

Ивасютин один, осторожно, почти крадучись, переговариваясь с Машариповым одними заученными фразами: «Стой! Кто идет?», «Начальник караула со сменой», — Ивасютин приближается к не­му. Подкравшись к Машарипову метра на четыре, сержант видит, что тот стоит с закрытыми глазами и повторяет эти заученные слова команды. Ивасютин весь во внимании, одно неосторожное движение, сказанное неправильно слово, и солдат может выстре­лить, тогда конец, тут медлить нельзя. Он, собравшись, совершает огромный прыжок к Машарипову, хватает и отводит в сто­рону автомат, затем срывает его с плеча часового.

 

Машарипов со стоном, как подкошенный, опускается на снег. Подбежавшие солдаты, видя, что Машарипов без сознания, по команде сержанта относят его в караульное помещение и вызы­вают меня. Я прихожу, пытаюсь привести в чувство Машарипова, даю понюхать нашатырный спирт, но ничего не получается. Маша­рипов без сознания. Его относят в наш медицинский пункт, там, где моя жена, которая тоже пытается привести его в сознание, но и ее попытки бесполезны.

 

Приходит в медпункт командир части, он щупает пульс у Ма­шарипова. Рука у солдата безвольная, теплая, но пульс чувству­ется, при этом нормальный, а глаза закрыты. Командир открывает ему одно веко, мы все внимательно за этим наблюдаем, как он это делает, потом второе, зрачки видим нормальные, но Машарипов все также находится в бессознательном состоянии.

 

Подъезжает машина, и его увозят в медицинский пункт полка, расположенного от нас в близлежащем городке. Я тоже еду, со­провождаю туда своего солдата.

 

Полковой врач, когда мы привезли Машарипова, сказал мне: — Не волнуйся, сейчас я приведу его в чувство, дам укольчик и симуляция пройдет.

 

Но и после укольчика, все остается по-прежнему. Солдат без сознания.

 

Теперь уже и он со мной сопровождает нашего Машарипова в госпиталь.

 

Двое суток беспрерывно бились врачи госпиталя, пока не при­шел в себя солдат.

 

- Я в госпитале бывал у Машарипова много раз, беседовал с ним, привозил фрукты, письма. Он сначала ничего не мог вспо­мнить, но потом память постепенно восстановилась, и он расска­зал, как все произошло в тот день, вот так, как я и описал,

 

После длительного лечения Машарипова комиссовали, так как определили, что он с детства был психически больным человеком.

 

 

-25-

В нашей военной жизни всегда так. Солдат познается только через два-четыре месяца после начала службы, вот тогда выяв­ляются все его хорошие и плохие черты характера.

 

У тех, кто имеет хоть какие-нибудь психические отклонения, они всегда выявляются в наших экстремальных условиях.

 

Длительные, одиночные бдения на посту, безмолвие звезд, шум леса, страх непредвиденного могут вызвать у людей с ненор­мальной психикой непредсказуемые действия.

 

Так, рядовой Гафуров, в одно из воскресений перед заступле­нием в караул схватил топор с пожарного щита и стал бегать по городку в поисках, кого бы зарубить. Но хорошо, что в это время на крыльцо кухни вышел его земляк повар Туриев. Увидев Гафурова, он остановил его и, поняв, что у того с головой что-то не в порядке, приловчился, отобрал топор и отвел его ко мне.

 

Я смотрю на него и вижу: глаза блестят, речь непонятная, за­болел, притом серьезно, докладываю командиру части и потом на машине отвожу его в госпиталь. Через месяц Гафурова комис­суют, и он уезжает в свой родной Азербайджан.

 

Наша жизнь бывает и вылечивает людей с больной головой и психикой. В частности, перестал болеть рядовой Ержанов, тот, кто падал, участь в институте, головой вниз со второго этажа.

 

Морской хвойный воздух, здоровая, естественная пища, сама служба в дружном коллективе вылечивает солдат.

 

 

-26-

Сейчас зима, лежит белый, белый снег. Он доставляет нам много хлопот, приходится постоянно чистить дороги, дорожки, но снег приносит нам и много радости, приятного удовольствия. Это незабываемые лыжные прогулки по снежному лесу, где видишь бесчисленные следы диких животных. Лыжные прогулки для сол­дат являются хорошим стимулом в жизни.

 

 

-27-

 

Я уже писал о солдатах, которых мы отправляли в другие ча­сти, но вот такого же мы сегодня получили сами,

 

Знакомлюсь. Рядовой Рыков, высокий парнишка, с детской улыбкой на лице, до армии окончивший ПТУ и успевший немного поработать слесарем на заводе.

 

Из прежней части Рыков несколько раз уходил домой, так как дом-то был совсем близко. Командование той части докладывало о поведении Рыкова в вышестоящий штаб, просило принять дей­ственные меры к данному солдату согласно нашим законам, но командование приняло последнее решение — попробовать пере­воспитать Рыкова, отправив подальше от дома, то есть к нам в часть.

 

По его приезде к нам я долго беседовал с ним, расспрашивал его о жизни, рассказывал о нашей части, обратил внимание на уголовную ответственность за уход из части, потом познакомил с командиром отделения и с солдатами отделения.

 

Конечно, ставить на пост его сейчас нельзя, надо дать возмож­ность ребятам присмотреться к нему, сблизиться с ним.

 

Время шло. В дни занятий Рыков на занятиях, в другое время на работе, в общем, делает все, что и другие солдаты, но только не заступает в караул, пока ходит дневальным да рабочим по кухне.

 

И вот неожиданно он скрывается, но через час мы находим его на железнодорожной станции: он ждет поезда, чтобы уехать домой.

 

Мы проводим ряд бесед с ним и в то же время усиливаем контроль за ним. Тянет, видим, его домой, к маме, в родной город.

 

Проходит еще немного времени, и Рыков снова исчезает, уже, будучи рабочим по кухне, прихватив с собой кусок хлеба, пару луковиц и морковку.

 

Задерживает его транспортная милиция уже в поезде на пути к дому.

 

И снова бесконечные беседы, теперь и наказание, а потом назначаем его помощником кочегара. А кочегара рядового Вяжеля обязываем не отпускать от себя Рыкова, вплоть до того, что привязывать во сне к себе, как Ваню Солнцева привязывал ефрейтор из кинофильма «Сын полка», сопровождая с передовой.

 

Было такое или нет, но солдаты говорили, что было.

 

Через некоторое время приезжает в часть мать Рыкова, про­стая pvccкая женшина, одна воспитавшая его, Увидев сына, она плачет от радости. Да и он рад тоже. Она всю жизнь стремилась, чтобы он был хорошим сыном, человеком, солдатом.

 

Мама благодарит солдат, меня, командира части и умиротво­ренная, уезжает, только перед отъездом просит дать ее сыну ав­томат, поставить на пост, только тогда она почувствует, что ее сын настоящий солдат, мужчина и она не зря его растила.

 

Я успокаиваю ее: «Придет время, будет в руках у вашего сына автомат, он заступит на пост с оружием в руках».

 

Да. Проходит время, и Рыков становится настоящим солдатом. Он ходит, как и все, а караул, боевое оружие у него в руках.

 

Узнав об этом из письма своего сына, его мама снова приезжает в часть. Она рада за сына, что у него есть хорошие друзья и командиры. Она благодарит армию, всех нас.

 

Потом Рыков достойно отслужит свой положенный законом срок и уедет в родной город, женится, и будут приходить от него письма благодарности в часть.

 

 

 

-28-

 

Время так же, как и дела, события порой проходят мгновенно в нашей жизни, а иногда время течет медленно, в бывает, так ка­жется человеку, стоит.

 

Люди, молодые парнишки, они приходят к нам юными, необ­тесанными, потом они мужают, становятся сильными, уверенными в себе, превращаются в нестоящих мужчин.

 

Так, рядовой Лекаревич избран секретарем комсомольской организации части. Это серьезный, авторитетный товарищ, он как бы природный лидер среди наших солдат, за ним идут другие ребята, солдаты. Конечно, он очень большая помощь мне.

 

В коллективе должны быть лидеры. Они-то и создают хоро­ший микроклимат в наших отделениях, взводах, караулах.

 

Эти лидеры на наших собраниях своим поведением заводят других, как бы заставляют их расслабиться, выговориться, сказать, что у них на душе, и им от этого становится спокойней, лучше.

 

Я никогда не тянул солдат вступать в комсомол, иногда чув­ствован его никчемность, но всегда понимал, что в коллективе должна быть какая-то общественная организация, где люди, мо­лодые ребята могли бы выступить, сказать что-то свое, понятное таким же, как он.

 

Рядовой Старков, тот, кто до армии окончил институт, ходит хмурый, отчего даже опасно ставить его в караул. Из нашей бе­седы с ним я выясняю, что жена написала ему, что нашла другого человека и просит развода, не может же она ждать его так долго.

 

Мне искренне жаль парня, и я ходатайствую перед командованием части о предоставлении ему краткосрочного отпуска. Парень уезжает, потом возвращается, говорит, что у него все в порядке, но, чтобы закончить эту историю, сообщу, что жена его все же настояла на разводе, и они разошлись. Грустная история.

 

 

-29-

У нас в части новости. Принимаем пищу с полевой кухни, из котелков. Мои ребята довольны. Все-таки кое-то разнообразие. Это оттого, что предстоят учения, и командир решил потрениро­вать часть, заодно и проверить состояние полевого быта. Вкусна все же пища из полевой кухни, из котелка, на свежем воздухе, у леса и моря.

 

-30-

Поступил журнал «Юность» с повестью А. Рыбакова «Сто дней до приказа». Мы все ее прочитали: и солдаты, и офицеры. Она вызвала у нас противоречивые ассоциации. Все, что можно было собрать плохого о нашей армии, А. Рыбаков собрал в один котел и сварил, хорошо посолив солью, и преподнес нам, нашим близ­ким, обществу.

 

У нас, мои солдаты, да только из этой повести, наконец, поняли, кто есть кто, на настоящем блатном воинском жаргоне.

 

Посмеялись над повестью, над теми людьми, да и выбросили, забыли, так как один «черпак» сказал «деду»: «Если будешь по­ступать так, как описал Рыбаков, то я тебя пристрелю». А я лично всем солдатам говорил и говорю: «Вы люди. Вы все равны, защи­щайте себя, а мы, командиры, вас всегда поддержим».

 

В нормальном коллективе, где люди постоянно держат в руках заряженное оружие, несут настоящую боевую службу, нет такого разложения коллектива, как написал этот автор Рыбаков.

 

 

-31-

Время перестройки докатывается и до нас, в эту глушь. В ка­раульном помещении появился телевизор, и, вопреки мнению многих, что он будет мешать службе, телевизор, наоборот, играет положительную роль. Он заполняет свободное время, сглаживает нудное бодрствование людей.

 

 

-32-

Подрастает мой сын. В будущем году он пойдет в школу, бу­дет ездить на автобусе в ближайший от части городок.

 

А я все старший лейтенант.

 

Всё так же командир взвода.

 

Жена корит, мечтает о новом месте службы, но что я могу сделать, зажатый в тиски жесточайшей воинской дисциплины и в безвыходности моей армейской службы. Одна только у меня ра­дость — люди, товарищи, мои солдаты.

 

Она завидует другим, тем, кто служит и живет в городе. Ей надоела такая жизнь в этой прекрасной глуши, но так вечно прожить лучшие человеческие годы нельзя, страшно тяжело. Человек постоянно что-то ищет, он постоянно желает чего-то нового - не­изведанного.

 

В связи с этим я расскажу дальше одну поучительную жизнен­ную историю, происшедшую в нашем маленьком городке, с на­шим офицером, с его женой.

 

 

-33-

Страшная вещь — человеческая зависть. Особенно в наше вре­мя. Время вещизма. Общество разделилось на две категории людей: имеющих все и других, живущих на грани бедности. У одних скапливается огромное количество денег, вещей, имущества, а у других ничего такого нет, но ведь и им хочется тоже все иметь, красиво одеваться, хорошо питаться.

 

Людей начинает грызть жгучая зависть. Во что бы то ни стало они хотят быть богатыми, иметь много-много денег. Им не по себе, если, кто-то продвинулся по службе, стал получать больше.

 

Так случилось и у нас, в нашем военном городке, с женой ка­питана, Ниной Петровной Васиной, матерью двоих детей.

 

Большинство офицеров и прапорщиков, живущих в нашем во­енном городке, ранее служили в отдаленных районах Дальнего Востока, Забайкалья, Монголии, Германии. Я тоже приехал с Даль­него Востока, а капитан Васин как появился здесь восемь лет на­зад после окончания училища, так и сидит все время на одном месте, и нет даже никакой перспективы продвижения по службе или перемещения в другое место.

 

Обидно Нине Петровне, уж очень хочется иметь заграничную тряпку, одеться получше, и задумала она сама протолкнуть своего мужа служить куда-нибудь в другое место, более престижное, де­нежное.

 

Как какой начальник приезжает к нам в городок, она тут как тут. идет к нему на прием, просит перевести мужа. Особенно любит она обращаться к политработникам, так как сама очень идейная, партийная.

 

Начальники внимательно слушают ее, думают, обещают.

 

Начинается афганская война. Для нее, как известно, потребовалось много офицеров, и командование решило предложить капитану Васину отправиться туда, как бы удовлетворяя просьбу его жены.

 

Предложили, Он согласился. Нина Петровна обрадовалась: пусть едет, привезет хоть что-нибудь.

 

Васин уехал, там служит, испытывает все трудности и лишения этой на понятной для многих войны, пишет письма жене, передает привет детям, наконец, приезжает в отпуск, привозит детишкам подарки, а жене ничего, да сам притом какой-то странный, не­обычный, чужой, к ней не притрагивается.

 

— Что с тобой. Вася? Почему ничего не привез? Все везут, а ты нет. Почему ты такой?

 

И давай его ругать, на чем свет стоит. И так каждый день. Со­всем стало тяжело капитану, снова оскорбления, унижения. По­смотрел он на своих ребятишек и уехал раньше времени, к ждав­шей там, в Афганистане, настоящей любви, солдатке Ванде, понимающей его с полуслова, обожающей и уважающей его как человека, как мужчину. Душа ждала покоя, опоры верного чело­века, простой человеческой любви. Ведь жизнь со злой и жадной женой совсем доконала парня, И то, что он искал, он все это на­шел в тяжелых условиях службы и жизни, будучи в Афганистане, в с повстречавшейся здесь женщине.

 

По окончании двухгодичного срока пребывания там Васин с Вандой уезжают к ней домой. Они ждут ребенка. Он сообщает о своем решении разорвать супружеские взаимоотношения Нине Петровне и подает документы на развод, и суд вскоре совершает это формальное мероприятие.

 

Нина Петровна в бешенстве, вместо богатства и обеспеченно­сти — потерять мужа, а ввиду этого у нее возникают новые жиз­ненные трудности и невзгоды.

 

Она ходит к начальству на прием, в политотдел, плачет, тре­бует, угрожает-. «Отдайте мужа, возвратите мне его. Я не для это­го, что случилось, отправляла его в Афганистан».

 

Но что может поделать всемогущий политотдел в личной жизни этих двух, ставших врагами, людей. Жизнь, судьба сделала свое дело. Ее муж, Васин, ушел от нее к другой и навсегда.

 

Нина Петровна осталась одна с двумя прекрасными мальчуга­нами. Она получает от бывшего мужа на них алименты, постоянно недовольна жизнью, военными, даже стала их люто ненавидеть. Командование части помогает ей, чем может, устраивает ее на хо­рошо оплачиваемую работу, тяжело же жить одной женщине без мужа, растить, учить, воспитывать двоих детей.

 

Но жизнь идет. Дети растут, ходят в школу. Теперь уже Нина Петровна стала даже заигрывать с приезжими в часть мужчина­ми, но держится строго, блюдет себя.

 

Однажды летом приехал к нам в часть в командировку на не­сколько дней разбитной, веселый прапорщик Вершигора. В мод­ной фуражке, стройный, говорун, он смотрелся очень хорошо и, конечно, нравился женщинам, и Нина Петровна сдалась.

 

Она по утрам стала подкармливать его яичками, молочком, да и сема посвежела, повеселела, стала оживленней, покладистей.

 

Кроме всего прочего, у Нины Петровны жил красивый черный кот, но детям захотелось иметь и собаку, и они завели щенка. Он вырос и превратился в безобразного, низкорослого, кривоногого пса. Смотреть противно, а ребятам радость, развлечение, но са­мой Нине Петровне лишние заботы и неудобства.

 

И как-то случилось, сговорилась она с прапорщиком, что за­берет он у нее собаку, проверит ее на охоте, а потом снова приедет, и сойдутся они с Ниной Петровной, будут потом жить по­живать, как говорится, добро наживать. Уехал Вершигора, увез с собой собаку.

 

Собаки нет, прапорщика нет, нам спокойней, Нине Петровне плохо, тревожно.

 

Встречаю я как-то на сборах офицера из той части, где служит Вершигора, и он спрашивает меня;

 

— Что это за женщина живет у вас в городке, два письма прислала нашему командиру, просит поторопить с переводом к вам в часть нашего Вершигору, а ему самому целых семь писем пришло.

 

Я удивлен, а он продолжает:

 

— Пишет также, чтобы прапорщик возвратил какую-то соба­ку. Командиру части она поставила даже вот такие условия: или прапорщика переводите, или пусть собаку вернет, или, раз взял, то заплатит за нее сто двадцать рублей.

 

Я стою и от удивления, от этого странного ультиматума Нины Петровны вращаю головой, а потом спрашиваю офицера:

 

— А что, Вершигора холостяк?

 

— Нет. Женат. Двое детей.

 

— А что с этой собакой?

 

— Не знаю, бегала у нас в городке какая-то страшная двор­няга, потом ее не стало.

 

Прошло еще немного времени, и встречаю я как-то самого прапорщика Вершигору.

 

— Ну как дела? Что не приезжаешь к нам? Ждет же Нина Петровна тебя.

 

— А зачем ей ждать меня? Я ничего ей не обещал.

 

— Что с собакой? Возвратил бы ее Нине Петровне.

 

— Сдохла она.

 

Плюнул я в сердцах, и мы разошлись.

 

А Нина Петровна загрустила, потускнела и, что самое неприят­ное, ходит злая.

 

Но время идет, оно все вылечит и поставит на свои места.

 

 

-34-

 

Идут, бегут деньки, недели, месяцы, годы, а я все еще стар­ший лейтенант, еще все командир взвода.

 

Но нет, вот пришел приказ: иду на повышение, на капитанскую должность в другой далекий гарнизон, видно, скоро буду капита­ном и уж им закончу свою армейскую карьеру.

 

Но капитан — самое красивое звание на свете.

 

Капитан!

 

Капитан корабля!

 

Капитан авиалайнера!

 

Капитан своей жизни!

 

 

 

Изменено 23 августа, 2009 пользователем Герман Бич